– Как вы перебрались на ту сторону?
– Сделали подобие плота. Оказывается, Ася тоже умеет держаться на воде, если руки уцепились за что-то нетонущее. И Юлиан быстро освоился, я даже не ожидала. Тем, кто остался в лагере, приказали ждать сколько понадобится, а мы нашли пару выброшенных на берег бревен, укрепили сверху одежду, доспехи, оружие и поплыли, держа головы пониже, чтобы нас не заметили. – Тома снова хихикнула, на этот раз нервно: – А про холод не подумали. На середине реки стало понятно, во что мы вляпались. Как говорится, середина Днепра – кладбище редких птиц. Не буду рассказывать обо всех приключениях, скажу главное – нас спасли, мимо проплыла лодка, в ней оказался человек, раненный двумя стрелами. Сначала он спас нас, потом мы выхаживали его. Корабль Герасима…
– Его звали Герасим? И он вас не утопил?
– С чего это? – не поняла Тома. – Говорю же, спас.
– А что он делал на речке, не сказал?
Бодро вышагивавшая рядом Тома отмахнулась.
– Это оказался купец, Урван Безухий напал на его корабль после неудачной атаки на Селиверста. Корабль Герасима был более вооружен, команда многочисленнее, они дали отпор. В переломный момент на помощь противнику прибыл второй пиратский корабль, перевес сил изменился, и спасся только раненый Герасим – в последний момент он прыгнул в лодку и перерубил связывавший канат. Пираты занялись добычей, Герасима не преследовали. Наверное, посчитали убитым. Когда мы достигли другого берега, сначала прошли до отмели, куда выносит течение. Юлиан сказал, что видит следы. Мы пошли по следам. Герасим шел с нами – у него ничего не осталось, а в одиночку не выжить нигде, ни там, ни здесь. В дороге он рассказывал о мире, куда мы попали, о заставах и глядельцах, которые следят за чужаками, и о надзорных папах, которые не оставляют без внимания местных жителей. По его совету мы переоделись, оружие с доспехами сложили в заплечные мешки, на головы повязали платки. Глядельцы вывели на нас воинов, те нарушений не заметили, а когда Герасим представился и сообщил, что после тяжелого путешествия, в котором потерял корабль, с семьей двигается на суету, нас пропустили. И больше не останавливали. Даже извинились – сказали, что издали приняли за спасизадов. Герасим сказал, что страны, где грабят или убивают купцов, долго не живут, я полностью с ним согласилась, а царисса напряглась.
Теперь, когда все удачно закончилось, Тома рассказывала со смехом. Представляю, в каком тоне она повествовала бы о приключениях, случись нам поговорить на той стороне. Интересно, видела ли она насаженных на кол? А сам процесс наблюдать довелось?
– Кострищ нам попадалось много, – продолжала Тома, – но на одном из них Юлиан упрямо твердил, что оно ваше, и только тогда Ася уверилась, что дочка, возможно, жива. Вскоре мы нашли гнездо на дереве. Ну как нашли… Он нашел. После долгих поисков в лесу – еще одно, а дальше – ничего, как отрезало. Тогда мы решили, что если вы не встретились нам по пути – значит, ушли вглубь. Пришлось тоже двинуться в неизвестность. Питаться подножным кормом было противно, воровать из садов и огородов – чревато. Герасим предложил Юлиану попробовать себя в роли бойцового пса. Сначала Юлиан отказывался, но ему сказали, что дерутся только до первой крови и в любой момент можно просить пощады. Он согласился. Мастер Драк принял его. В первой же схватке выяснилось, что человолчьи навыки Юлиана намного превосходят умения местных бойцов.
– Или он просто оказался неудобным противником. Побеждает тот, кто в нужный момент сотворит что-то неожиданное, иначе тупо задавят весом. – На меня нахлынули неприятные воспоминания.
– Он стал чемпионом. – Тома гордо вскинула голову. Отвыкшая от шлема, она едва не потеряла его. – Ладно, не о нем речь. Мы не знали, что с вами. Если вас захватили, то, как уверял Герасим, вы уже казнены или куда-то отправлены. Если отправлены – первой возможной точкой он назвал Зырянку, затем более далекую Тихаревку и, наконец, стольный Еконоград. Прочие деревни находятся далеко, по другую сторону города или за поворотом Большой воды вниз по течению. Местным везти вас в те места смысла нет, поэтому первой в списке была Зырянка. Мы прибыли туда.
– Угадали.
– Женская интуиция.
– Твоя или Асина? Может, материнский инстинкт?
– А если и так? – Тома ненадолго надулась. Кажется, я угадал с цариссой – она верховодила молодой напарницей все время путешествия, как бы Тому это не злило. – Юлиан получил от Драка аванс, на эти деньги Герасим снял сарайчик в деревне. Мы расспрашивали местных обо всех происшествиях и необычных событиях последних дней. Разговоры в деревне с любой темы рано или поздно сворачивали на осточертевших убегайцев. Только одно событие не было связано с чередой слухов о том, как спасизады кого-то убили, и как их кто-то убил, и что поделом, и жаль, что не всех. Нам сообщили о недавнем приезде конязя в деревянную крепость, которая запирала пороги. В связи с чьей-то казнью. Услышав о казни, мы подумали о вас и сразу пошли туда, пока в деревне что-то праздновали – кажется, кто-то женился.
Кто-то. Ну-ну. Я не стал выдавать подробностей.
– Собственно, это все. – Тома снова поправила шлем. – На суете, где Юлиан должен был всех побить, а наша компания заработать кучу денег, начался шум, мы с цариссой влетели в доспехи, схватили оружие… дальше ты знаешь.
– Почему вы не пошли на площадь со всеми? Увидели бы мы друг друга раньше…
– Мы не могли выйти без сопровождения. Юлиана с утра забрал Драк, Герасим ушел делать ставки. А если бы вышли и встретились – что тогда? В конце концов, все закончилось прекрасно – значит, все было правильно.
Как говорил Суворов, после невероятного перехода победив в военной кампании: это от родной привычки все делать через Альпы.
– А если бы конязь не приехал вовремя и не восхитился бойцовыми качествами Аси? – предположил я.
– А если бы я сидела себе в башне и радовалась жизни, вместо того, чтобы переться неизвестно куда и рисковать жизнью?
Понимая, что разговор зашел не туда, мы оба умолкли.
– Что будет с Герасимом? – спросил я после паузы, когда взгляды утихомирились, потеплели и снова стали искать дружбы. – Тот факт, что вы не его семья, выяснится быстро.
– Он помог нам, мы помогли ему. Никаких претензий. – Тома бездумно пожала плечами. – Юлиан для него даже денег заработал.
– Для него? Аванс, на который вы жили и сделали ставку, придется вернуть, ведь Юлиан сбежал.
– Не сбежал, а отправлен по приказу конязя. – Тома угрюмо набычилась. – Перестань меня мучить, я потому и оправдываюсь, чтобы совесть не грызла. Мне самой его жалко, а что я могу сделать?
Ничего. Я вздохнул. Тома сменила тему:
– А с вами что было?
– С нами? В смысле – со мной и Марианной? Сначала нас захватили в плен недобросовестные купцы и пытались увезти куда-то и продать. Они убили мальчика-глядельца и деда, который пришел за платой. На заставе, где вы нас искали, именно их казнил конязь. Мы выдали себя за беженцев. Нас отдали пострадавшей семье. Меня определили в псы, а царевну глава дома решил взять в жены – его супруга давно погибла.
– Взял?!
– Не успел. Возникли проблемы с папами, ему пришлось уехать. Ты об этом слышала, я говорил конязю.
От некой невероятной мысли Тома накрыла рот ладонью – совсем как это делала Люба, моя несостоявшаяся брошенная жена.
– Получается, папы требовали у кузнеца дубликат ключа от покоев конязя?!
– Что они там забыли? – хмуро спросил я.
Мысли о Любе и ее незавидной судьбе напрочь задавили логику. А зря. Тома уставилась на меня сердито:
– Не прикидывайся, что не знаешь. Еще скажи, что не спрашивал, зачем они вывешивают флаги.
– Налог. Десятина. Каждый десятый день мужчины должны отработать на пользу общества, а общество у них олицетворяется папством.
– Та-ак, уже тепло, продолжай. Ну, развивай мысль.
– Что продолжать? Все должны отрабатывать десятину, вот они и отрабатывают. И я бы отрабатывал… – До меня, наконец, дошло, что сестренка знает нечто, оставшееся вне поля моего зрения. – Говори уже, что ли.
Торжество одержанной победы мелькнуло в Томиных глазах, в голосе пробилось ехидство:
– Ты забыл про женщин. Мужчинам не нужно считать дни, просто тридцать шесть в год, а женщины платят десятину по-другому. Потому и флаги вывешивают они, а не вы.
Упс. Прозрение заставило щеки запылать.
И ведь доводилось читать, что францисканцы в Каталонии до пятнадцатого века взимали с женщин десятину натурой, правда, до флагов они не додумались. У нас с Любой было уже семь. «Я подожду, – сказала тогда Люба, – надеюсь, ты понимаешь, что делаешь».
Теперь понял.
– Если после девятого белого флага не заплатить налог, – с торжеством делилась Тома убийственной для меня информацией, – нужно вывесить черный, чтобы все знали, что ты должник, но некие непреодолимые условия не дают тебе возможности расплатиться вовремя. Если этого не сделать, папы заберут нарушителя в искупление или для наказания. Как они наказывают, ты, наверное, видел.
А что бы сделали папы с Любой и со мной, узнай они, что наши флаги – липовые, а невеста не тронута? Люба ставила их, боясь пересудов, и, конечно, надеялась, что до десятого все изменится в нужную сторону.
И все же меня передернуло.
– В сарай, где мы ночевали, – продолжала Тома, – по нескольку раз за ночь заглядывали, ведь Герасим и Ася сказались супругами. Иноземцам, как понимаю, именных флагов не полагается, но закон един для всех, кто находится на земле, где он действует. Исключения типа Малайзии на нашей Земле только подтверждают правило.
– А что в Малайзии? – удивился я.
Редко Томе удавалось задавить меня интеллектом.
– Там действуют две законодательных системы, одновременно. Для мусульман одни законы, для прочих другие.
– Откуда знаешь?
Блеск победной ухмылки потускнел.
– По телеку показывали. – В этой теме все известные факты кончились, и Тома вернулась к прошлой, незаконченной. – Герасим рассказал, что папы недовольны конязем. Он не делится властью, женщинами и правосудием – вопреки устоям, как папы их понимают. Папство требует десятины от конязя как с любого другого обывателя: имуществом и личной жизнью, а также правом вершить каждый десятый суд и править каждый десятый год.