– За год они могут полностью прибрать власть, – ткнул я в очевидное.
– Конязь понимает и сопротивляется. А еще, как мужчина, он боится, что наследник будет не от него. Ситуация накаляется. Личная жизнь правителя скрыта за стенами и запертыми дверьми, и надзорные папы ничего не могут ему предъявить. Кузнец, отказавшийся дать им ключ в личные покои правителя – первая ласточка назревающих больших событий.
– Не назревающих, – я покусал губу. – Уже созревших, а после моего ябедничества упавших на благодатную почву. Теперь либо конязь прижучит пап, либо они свергнут тирана и установят подлинную демократию – с собой во главе и себе во благо, как это делается всегда.
Хватит о грустном. Заречные дела теперь меня не касаются, я при всем желании не смогу на них повлиять, вот и нечего нервы трепать.
– Со зверьем все в порядке? – спросил я Тому.
– Вокруг такие дела творятся, а он о животине переживает. Успокойся, в порядке твоя самочка.
– Никакая она не моя.
Моему взгляду предстала саркастичнейшая из ухмылок.
– Ну-ну. Не переживай, Пиявку и Шарика оставили слугам и вместе с большинством тех, кто прибыл на подмогу, отправили назад в башню.
В лагере, где с нами уже мысленно простились, ликованию не было предела. Несколько человек с большим запасом коней дожидались нашего возвращения. Быстро сваренный ужин умялся так, будто нас неделю не кормили, и после ночевки у костра мы отправились в башню. Сейчас она воспринималась домом.
Раньше я не подозревал, насколько приятна тяжесть родных доспехов. Марианна тоже переоблачилась в свое, перестав быть женственной юной особой, радовавшей глаз и сердце. Она вновь превратилась в колюче-мрачного надутого дикобраза неопределенного пола. Доспехи и оружие давали возможность в любую минуту убить кого-то и, тем самым, обезличивали людей, уравнивали и делали просто солдатами, машинами смерти без роду и племени, а главное – без отнесения к сильной либо прекрасной половине человечества. С оружием, которым умеешь обращаться, силен и прекрасен каждый.
– Ты говорила маме о моей женитьбе? – шепнул я, когда мы случайно оказались вдвоем посреди топота, лязга и чужих разговоров.
– А Томе ты говорил?
– Не захотел портить здешнюю жизнь нездешними проблемами.
– И я не захотела портить нездешними проблемами твою здешнюю жизнь.
– Внимание! – скомандовал впередсмотрящий.
Дорогу на востоке заволокло пылью, словно в пустыне начинался самум. Навстречу кто-то ехал, причем со скоростью, без которой такому облаку не подняться. Мы, к примеру, не поднимали. Второй вариант – ехавших было намного больше нас, оттого и больше пыли. Солнце било в глаза, мешая рассмотреть лучше.
– Приготовиться, но без команды оружие не вынимать, – распорядилась Ася на правах более опытной.
Из пляшущего в глазах сумбура постепенно вырисовывались вполне конкретные немногочисленные силуэты. Конный отряд. Прекрасно экипированный. С флагом. Кони шли галопом, что говорило о желании наездников достичь цели как можно скорее.
– Отбой тревоги, это гонцы.
Вслед за Асей расслабились и повеселели все.
Быстроногие кони несли нескольких всадников в легких латах, на копье развивался золотой флаг. Знакомо, мы встречали таких, путешествуя в свите Варфоломеи. К нам едет царское послание. Хорошо, что не ревизор.
Гонец и четверо сопровождающих, пыльные от долгой скачки, торжественно отсалютовали. Спрыгнув с коня, один из них сотворил великолепнейший поклон. За исполнение я, не колеблясь, дал бы «Оскар».
– Ангел Тома, она же цариссита Тамара Варфоломеина? – удостоверился гонец, что обращается к кому нужно.
Кивнув, Тома приняла соответствующую положению позу и соорудила царственную морду лица.
– Послание Верховной царицы.
Запечатанный свиток, вынутый из-под доспеха, торжественно переместился Томе в руки. Сломав печать, она быстро прочла.
– Что я должна делать? – Беспокойный взгляд поднялся на гонца, потом перебежал на нас.
– Быть на месте и принять все необходимые меры.
На Тому стало жалко смотреть. Внешние уголки глаз опустились, а из внутренних едва не закапало.
– Какие меры?! Я только вступила в должность, еще ничего не знаю!
– Мне неизвестно сказанное в послании дословно, но известен общий смысл. Если в башне остались прежние слуги, то свою часть работы они знают. Также можно обратиться в храм или к любой цариссе.
– Я уже тут, – встряла Ася. – Что случилось?
Не ответив, гонец еще раз театрально-величественно поклонился и вскочил в седло. Раздался быстро удалявшийся топот копыт.
– Верховная царица сообщает, – объявила нам Тома, – что прибудет с инспекцией в течение нескольких дней. Палаты не обязательны, она разместится шатровым городком. А что теперь делать мне?!
– Успокоиться и как можно быстрее прийти к пониманию двух главных правил жизни. – Ася погладила ее по плечу. – Первое: мелкие проблемы – пустяк. Второе: все проблемы – мелкие.
Тома некоторое время переваривала сказанное, потом вспылила:
– Верховная царица – не мелкая проблема!
Ася вздохнула:
– Ладно, начни хотя бы с одного правила, пока не созреешь до второго.
Глава 2
Башня встретила шумом. За нас переживали, но капризы хозяев не обсуждаются. Слуги выстроились на входе, приветствуя и ожидая распоряжений. Человек десять. И это только те, что не заняты. Сколько же всего народу горбатится на нас с Томой?
Поправка: на Тому. Я здесь величина не просто малая, а отрицательная, если зреть в корень, и все более опасная для чудесно складывавшейся карьеры сестренки.
Вопрос. Если мы не улетим домой достаточно быстро – куда однажды могу улететь я? Власть, к сожалению, меняет людей.
Ответ: нужно поторапливаться.
Из верхней части башни разнесся радостный лай на два голоса. Захотелось гавкнуть в ответ, я едва сдержался.
Вместо Добрика главным выступил немолодой мужчина.
– Приветствуем, цариссита. Долгих зим и удачи.
– В порядке прихоти: можете желать мне долгих лет, а не зим?
– Долгих лет, цариссита, – быстро сориентировался новый дворецкий.
– А вместо удачи – успеха, а то я получаюсь вроде неумехи бесталанной, которая без везения ничего не добьется.
– Как скажете. Долгих лет и успехов во всех начинаниях, цариссита, – вновь поправился слуга.
Дескать, любой каприз за ваши деньги.
– Как зовут? – Тома начальственно вздернула нос.
Временный дворецкий склонил голову.
– Сарыч, цариссита.
– Где Добрик?
– В подземелье. За прошедшее время с ним говорили поочередно сестрат Панкратий, еще до вашего отбытия, затем папринций и наши бойники. Добрика признали наполовину виновным. Он сознался, что разговаривал с посторонними, которые прошли тайным ходом, но утверждает, что поддержать их отказался.
– Поддержать в чем?
– В похищении царисситы или покушении на нее.
– Кто они были?
– Неизвестные, кто хорошо знал подземное строение башни. Кто-то из них жил здесь раньше.
– Или помогает им ныне, – спокойным тоном добавила Ася.
Сарыч поежился. Тома спросила:
– Что с подземельем сейчас?
– Несется перекрестное круглосуточное дежурство. Днем составляется карта ходов. На ночь запираем.
– Твое мнение о Добрике?
Сарыч замялся.
– Сказать нечего? – хмуро вбросила Ася.
– Ничего плохого. Он отменный слуга, образцовый дворецкий, за царисситу Тому готов, не раздумывая, жизнь отдать. Особенно его поразила забота о деревенских. И поимка зверей. Он ваш до мозга костей. Если спрашиваете моего мнения, то я искренне считаю, что зря занимаю его место. Каждый из нас больше пользы принесет на своем поприще.
– Кем ты был до замещения Добрика?
– Кладовик, ответственный за снабжение башни. Сейчас совмещаю.
Тома объявила ему:
– Я позову, когда понадобишься.
Сарыч откланялся. Остальные слуги были отпущены раньше, они готовили нам праздничную встречу и шикарный обед, сверху доносились невероятные запахи, гремела посуда.
До застолья мне не терпелось проведать радостно воющее зверье, почуявшее нас еще на подъезде. Но… люди важнее. Тома решила так же и направилась в подземелье.
Ася, в отличие от ушедшей в комнату уставшей дочки, пошла с нами.
– Позвольте, поговорю я, – предложила она. – У вас нет необходимого опыта.
– Это моя башня и моя проблема, – ответила Тома.
Ася пожала плечами и больше не встревала.
Добрик сидел в крошечной каменной выемке за прочной решеткой. Вскочив, он тут же полуприсел и склонил голову.
Тома подошла к решетке:
– Что можешь сказать?
Вместо прежнего Добрика на нас глядело полуживое привидение.
– Я виноват только в разговоре с чужим. Готов понести любое наказание, вплоть до крайнего.
– Тебя кормили? – поинтересовалась Тома.
– Почти ежедневно. Я не жалуюсь.
Судя по черноте на коже, допрос бойников прошел с пристрастием. Вряд ли мы вытянем что-то еще.
– Можешь дать слово, что никогда не выступишь против ме… против нас? – Тома обвела взглядом присутствующих.
Ася чуть отодвинулась, чтобы не мешать, и на переднем плане кроме Томы остались только я и Юлиан.
– Даю, – сказал Добрик. – Это даже лишнее, ведь я уже присягнул вам ранее.
Тома вздохнула.
– В следующий раз, когда заметишь чужого, не разговаривай с ним, а сразу кричи. Зови на помощь. Подавай все виды сигналов, какие сможешь.
– И после того, как привлеку внимание, я думаю, нужно броситься на чужого и попытаться удержать. Я уже понял свою ошибку.
Выражением лица я показал Томе, что поддерживаю.
– И все-таки, – не утерпела Ася, – почему ты говорил с ним?
– Думал переубедить, – ответил Добрик. – Теперь сожалею.
– Теперь скажи честно: кому и почему мешает цариссита?
Добрик сжался, как от удара:
– Если бы я знал…
– Дайте, я поговорю с ним с глазу на глаз, – обратилась Ася к Томе.
Ее тон не оставлял сомнений, что невредимым из разговора слуге не выйти.