Как я был номеном — страница 38 из 55

– Значит, ты не думаешь, что нас увезут в крепость?

– Ася ясно дала понять: если б хотели сместить и увезти, здесь уже принял бы дела другой человек. И еще: не нас, а тебя. Нас с Юлианом если куда повезут, то на учебу в невесторий.

– Представляю, чему вас там будут учить!

– Ну-ка, ну-ка. А то я как раз не представляю.

Вместо ответа Тома показала мне язык.

– Надеюсь, завтрашний день даст ответы на многие вопросы. – Поливая и временами потирая Юлиана, она, разговаривая со мной, одновременно размышляла, нежно сюсюкалась с Шариком и расчесывалась. – Чапа, у тебя же память хорошая, сформулируй их за ночь побольше и получше.

– Это просьба или приказ царисситы своему подданному?

Тома гневно вспыхнула, но тут же изобразила смущение.

– Конечно, просьба. – И, чтобы увести мои мысли в сторону, выдала: – А дочка цариссы к тебе очень липла?

Ее глаза переполняло лукавство.

Опять двадцать пять и сбоку бантик, когда же кончатся детские подначки?

– А вот это знаешь что? – Я поднял плетку. – Средство для воспитания. Судя по вопросу, ты очень невоспитанная девочка. Могу исправить положение.

Я стеганул лужицу у Томиных ног. Брызнувшее в лучах бриллиантовое облачко вознеслось и опало. Юлиан вскочил.

– Чапа так шутит, – успокоила его Тома, усаживая на место.

Ого. Учтем – ради Томы Юлиан меня не пощадит. Веселенькое дело. А если меня подставят?

– Тома, тебе нравится Добрик? – подкинул я голубкам жирную свинью, о которой они пока не догадывались.

Если в числе «ушей» башни был и упомянутый персонаж, он должен порадоваться теме.

– Прекрасный дворецкий, дело знает. А что? Предложишь другую кандидатуру? Мне кажется, Добрик не желал ничего плохого, а теперь тем более не пожелает.

– Я спрашивал в другом смысле. Нравится ли как мужчина. Понимаешь, для розыгрыша вотчин выставляется команда из цариссы и ее мужей. В нынешнем году ежегодную забаву отменили из-за мятежа, но в следующем, если мы не вер… кхм, если ты останешься башнеправительницей, тебе потребуется три помощника. Два есть, а третьим не могу представить никого, кроме нашего дворецкого.

Ковш в руках Томы ливанул мимо Юлиана.

– Я еще не думала об этом. Может, поискать среди сыновей царисс? У меня впереди целый год…

Целый год, ага. И простые люди ее уже не интересуют. Слишком быстро вознеслась. Я продолжил сыпать соль на сахар:

– Вспомни очередность: объявление невестора, помолвка и трехмесячное обучение. На каждый этап требуется время для выбора свидетелей, согласований, подготовки церемонии… К тебе очень снисходительно отнеслись, не потребовав года проверки отношений, и если дальше идти не в порядке исключения, а обычным путем, ты не укладываешься по времени.

У Томы вытянулось лицо:

– Что же делать?

Юлиан в тазу помрачнел. Я мстительно ухмыльнулся: а не буди спящего льва. Ну, пусть даже гиену. Кем бы ни назвал. Спит себе зверь, и пусть спит. Но если рыпнулся…

– Говорю же: Добрик – лучший вариант. Вышколен, опрятен, умен, красив… Юлиан, как думаешь, подойдет он Томе?

– Наверное, – глухо выдавил он из себя с таким усилием, будто грузовик толкал.

– Вот и Юлиан того же мнения, – не переставал я капать им на мозги. – Осталось узнать, что у него насчет футбола и не подведет ли как мужчина.

– Как узнать? – впились в меня четыре глаза.

– На практике. Для начала пригласить и сыграть, а дальше как пойдет. Согласись, Тома, к следующей забаве тебе и твоей команде нужно быть во всеоружии. Чем лучше и всесторонне подготовишься, тем больше шансов, что останешься лордессой этой или другой вотчины. И Юлиана следует потренировать. Он, конечно, парень на все руки, но здесь голова потребуется, это вам не деревенских за речкой бить.

Сестренку я загрузил основательно. Ее руки механически что-то делали, а мозги в комнате не присутствовали.

Увидев, что Юлиан уже помылся, я разделся и занял освободившийся таз.

– Помогать не надо, справлюсь. Лучше помогите одеть Пиявку.

– Я даже не знаю семейное положение Добрика. Вдруг он женат?

– Не женат, иначе дворецкой была бы супруга. И на тебя он смотрит, как голодный конь на овес.

– Так нельзя смотреть на хозяйку, – поделился Юлиан своим соображением.

– Моя ошибка, не так сказал, – тут же признал я, орудуя ковшиком. – На самом деле он смотрит, как сухое поле на дождь. Как почитатель на гениальное творение. Как полено на папу Карло.

– А ты нам голову не морочишь? – подозрительно покосилась Тома.

– Я беспокоюсь обо всех нас, о нашем выживании, а если суждено остаться, то о лучшей жизни.

Наступило общее молчание, и я спокойно домылся.

Намучившись с одеванием отчаянно сопротивлявшегося создания, Тома объявила явившимся для уборки слугам:

– Человолк рвет обычную ткань. Придумайте какую-нибудь одежду и упряжь из кожи и меха.

В двери обрисовался силуэт вернувшегося к обязанностям дворецкого.

– Прошу пожаловать на ужин.

Он глядел на Тому. Она, словно впервые увидев, на него. Дверь уже закрылась, а она все смотрела.

Нехорошо, сказал я себе, довольный по уши.

Глава 3

Торжественный ужин прошел, как и предполагалось, торжественно. Ели на убой. У каждого имелось, что сказать другим, но не при всех, оттого молчали. Только Юлиан не ощущал неудобств. У него было все, что нужно: безопасность, еда и любимая женщина. Он наслаждался настоящим, а проблемы будущего придут и решатся в будущем. Марианна мелко клевала и прятала взгляд. Ася тихо посмеивалась, наблюдая за молодежью. Тома давилась от избытка эмоций, что требовали вскочить и спрашивать, спрашивать, спрашивать…

Я просто ел. Даже с удовольствием, несмотря на. Как и подобает настоящему мужчине. Что мог – сделал. Известное предотвратил, неизвестное по мере возможности отсрочил. Все живы и здоровы, а это значит, что я неплохо справился с задачей.

За столом Ася проинформировала Тому об инспекциях Верховной царицы более конкретно. Мои отрывочные знания и догадки обросли слоем фактов. При обычном визите царица начисляет оброк, посильный для вотчины, а также выбирает и сразу уводит с собой живой налог. Оброк рассчитывается из цифр владелицы вотчины и того, что обнаружено на месте, а также из пришедших в крепость прямых и тайных донесений. Налог (девочек и мальчиков, от одного до десяти, количество определяется на месте) забирают сразу, чтоб недовольные родственники чего-нибудь не учудили. Верховная царица берет лучших из самых младших, которых можно воспитать в нужном ей духе. Из них получаются царберы, сестры и работники крепости. По возможности царица опрашивает крепостных, сравнивая их ответы с отчетностью башневладелиц и, бывает, оставляет распорядительницу, которая имеет больше власти, чем царисса. Очень редко. Но тем не менее. У нас такая должность называлась «кризис-менеджер». Еще царица следит за соотношением сил царисс – тоже необходимое занятие для той, кто руководит всеми.

Под Томой стул прямо-таки дымился от вопросов, которым в башне не место. Ася недовольно качала головой. Тома разводила руками и продолжала ерзать. Вечером, переполненные невысказанным, мы расползлись по кроватям. Тома перед сном заглянула к Юлиану. Они чуть-чуть пообнимались, я сразу отвернулся.

Под утро Тома скользнула на мою односпалку.

– Чапа!

С прикроватного коврика недовольно заворчала Пиявка, я цикнул на нее.

– Не спишь? – Тома устроилась рядышком, словно мы снова в пещере, а вокруг враги.

Уголок ее рта дернулся в усмешке, когда я машинально укрыл инакость руками.

– Спал. – Шутка «Сплю» до адресата не дойдет, пришлось давить на жалость.

Бесполезно.

– Я вот что подумала. Мы совершили ошибку. Большую ошибку.

– И не одну. Какую ты имеешь в виду?

Тому не остановить, если ей вожжа попала. Я смирился и приготовился слушать.

– Не надо было говорить, что Юлиан из долины, ведь на самом деле он местный, а то, что у него нет татуировки, значит, что среди войников и царисс можно найти семью, в которой лет шестнадцать-семнадцать назад родился ребенок, а потом исчез. Это будет его настоящая семья!

– Ты забыла про царберов и сестер.

– Царберам запрещено заводить семьи.

– И это говоришь ты? – Я качнул головой. – Кого остановит запрет, если – любоффф? И разговор идет не о семье, а о ребенке.

– Ладно, а сестры при чем?

– Они что, не люди?

– Хочешь сказать, тайно родили и…

– Да хоть сами в стаю отнесли. Или в лес, а там стая подобрала. Таких дур и в нашем мире хватало.

– Это не дуры, это убийцы.

– Никто не спорит.

– Юлиан говорил, что с ним были еще дети.

Я предположил:

– Значит, произошло что-то другое, не столь очевидное. Жизнь на выдумку богата. Допустим, мы прошерстим всю страну, поднимем всех на ноги, обнадежим тех, у кого действительно пропал ребенок, а в конце выяснится, что это все же не Юлиан, и его никто не признает. Что дальше?

– Он останется сиротой.

– И ты.

Меня не поняли. Пришлось разъяснять:

– Перечисляю. Дано: человечий детеныш, родился и жил среди людей, говорящий, не крестьянин, не благородный, явился в стаю, обитавшую недалеко от причала. Вывод?

– Его объявят чертом и убьют? – Лицо у Томы посерело.

– Если думать только о нем, то да, но если тебе интересно, то меня тоже убьют. История у нас с ним одна и та же, а сказка насчет долины почти недоказуема. Возможно, и тебе достанется, за то что сохранила жизнь чертям.

– Прости, не подумала.

– А пора бы. Цариссита уже, как-никак.

Получив шутливый, но болючий тычок под ребра, я закрыл глаза: разговор окончен, всех прошу по домам.

Не прошло.

– Чапа, а как тебе кажется, Ася знает, как попасть домой? – пришелестело в ухо.

– Если знает, ни за что не скажет. Это конец их миру. Любой ушедший может вернуться. И не один. Боязнь чужих мужчин стоит здесь именно на понимании хрупкости созданной системы.