– В чем ты видишь хрупкость? – недоверчиво сощурилась Тома. – Наоборот. Законы четко прописаны и исполняются. Вера не слишком фанатична, но сплачивает. Каждый знает свое место, ценятся исключительно личные качества. Идеальный мир.
– Твой идеальный мир убивает людей, не забыла?
Меня тема касалась в первую очередь.
– Это исключение из общего правила. – Тома скривилась и почесала задранную к груди пятку.
– Если таковы исключения, то к чертям такие правила. – Я начал злиться. – Женщины здесь правят лишь пока законодательная, исполнительная и судебная власть принадлежит им. Законы Ликурга были хороши для своего времени, но не просуществовали вечно.
– Какие-какие законы?
– В школе надо было лучше учиться. Проходили по истории.
– А-а, ты про ту школу…
Прошлое того мира Тому уже не интересовало.
– Представь, что границы с внешним миром… ну, который за рекой, откроются, – предложил я. – Что произойдет дальше?
– Начнется торговля. Каждая из сторон выставит лучшее…
– А в плане жизненных укладов, которые у тех и других не допускают разночтений и удерживаются казнями? Сначала со скандалами и кровопролитием жизнь с обеих сторон реки перемешается, затем выравнится в пользу мужчин. И никак иначе.
– Эгоист. Половой шовинист. Женоненавистник.
– Неправда, мне нравятся женщины.
– Нравились бы, ты сейчас был бы с ними, у тебя было море возможностей… – Выпалив это мне в ухо, Тома смутилась и машинально прикрылась руками – впервые за долгое время. – Я не в счет. Я не женщина, я сестра.
– Для меня все женщины мира олицетворены одной. Других нет и не будет, пока существует Она.
– Идеалист. Романтик. Мечтатель. – Тяжелый вздох пронесся по виску и пошевелил мою отраставшую шевелюру. – Как говорила одна киноактриса, в ожидании суженого можно пару-тройку раз выйти замуж. А мне повезло, я нашла сразу.
Тома обернулась на разметавшегося в кровати мускулистого красавца, ее взор потеплел и затуманился. Я поинтересовался:
– Почему ты думаешь, что моя ситуация не аналогична твоей?
– Ты от любви страдаешь, а я наслаждаюсь. Заметил разницу?
А вот это подло. Я отстранился, насколько позволила кровать.
Что-то обдумав, Тома вновь придвинулась.
– Все же, ты не прав. Общество, в котором нет коррупции, взяток, кумовства и в котором все по-своему счастливы, нужно не ломать, а поддерживать.
– Прямо все-все счастливы? – грустно усмехнулся я, имея в виду себя и прочих таких же.
– Идеал недостижим, потому так и называется, но из всех известных мироустройств местное наиболее логично и честно.
– Полгода назад у тебя были иные мысли. В Дарьиной школе ты меня поедом ела за поддержку некоторых из местных догм.
– Я повзрослела.
– А по-моему, твое мнение о местных законах переменилось с обретением титула, башни и слуг. И с претензиями на большее.
– Значит, тоже допускаешь, что я могу стать, как минимум, цариссой?
– Как-как? – От нехорошей догадки плечи у меня передернулись. – «Как минимум»?!
Мстительно щипнув за бедро, Тома вознамерилась встать.
– Подожди. Теперь поцелуй меня.
– Чего?!
Я зажал рукой ее возмущенно разинутый рот. Мы вновь перешли на шепот.
– Помнишь, почему мы шепчемся? – осведомился я.
– Нас могут подслушивать, а то и подглядывать. – Тома все еще не понимала. Даже прямых намеков.
– Второе возможно, а первое даже не обсуждается. Нас слушают – кто-то зачем-то. Доклады уходят к неизвестному заказчику, или просто собирается информация, на всякий случай. Получает же Верховная царица донесения из вотчин. Вот тебе первый заказчик – и, скорее всего, не единственный.
Едва я закончил, надо мной нависло встревоженное лицо:
– Но зачем?
Обидчиво поджав губу, Тома выдержала мою молчаливую ухмылку и ответила сама:
– Не именно нас слушают, а всех.
– Правильно, преступление или мятеж легче предотвратить, чем потом бороться с последствиями. В качестве заказчиков пока могу предложить три варианта. Верховная царица – раз, ей нужно держать руку на пульсе происходящего в стране, не допускать сепаратизма, устранять любые угрозы, предугадывать их. Вторые – Совет сестер. Мудрые царыни прожили долгие жизни и понимают, что нельзя принимать глобальные решения, если не знать обстановки на местах. Третьим в списке идет сестричество в лице ее иерархов. Или иерархиц.
– Тогда уж иерархисс, – подсказала Тома. – Я согласна, им нужно выявлять еретиков, бороться с неверием и грехом во всех видах. Беззубая церковь теряет власть.
– Тогда целуй. – Я выпятил губы.
– Все равно не поняла.
Закатившимися глазами я выразил всю глубину ее бесконечной тупости.
– Поставь себя на место слушающих. Цариссита пришла ночью в постель невестора. Они долго о чем-то шепчутся, и она спокойно уходит. Я бы срочно сообщил о том, что у парочки имеются тайны, и попросил бы усилить наблюдение, так как существует реальная возможность заговора.
– Чапа, ты такой душка! – громко выдала Тома в темноту.
Она поднесла руку ко рту, и звуки поцелуев взасос разнеслись по помещению. Надеюсь, они достигли цели, то есть ушей возможных соглядатаев. Разглядеть-то во тьме ничего нельзя. Приборы ночного видения изобретут еще не скоро.
– Еще? – умиленно вопросила Тома, вытирая о простыню обмусоленную тыльную сторону ладони.
– Хватит, милая! – громко пророкотал я. – Давай спать!
Со своей дальней кровати на представление с изумлением взирал Юлиан.
Тома хихикнула, обогнула покрытое периной чудовище, притворявшееся кроватью, и юркнула под крылышко Юлиана. Оттуда донеслись похожие на предыдущие звуки, только ладони были ни при чем.
– Мрлрлрл? – вопросительно мурлыкнула Пиявка.
Ее сонная головка поднялась ко мне с надеждой: «Может, тоже пошалим?».
– Спи. – Я вернул ее на место нажатием на макушку. – Наши соседи просто целуются. – Обратив лицо к дальней кровати, я повысил голос: – Просто целуются! Потому что помнят предостережение сестриссы!
Звуки прекратились.
Глава 4
На следующий день мы выехали пораньше. Завтрак прошел скомкано, как и ужин, и далеко не так празднично. Дядя Люсик выразил желание съездить в бывшую школу, поглядеть, как идут дела с обустройством. В переводе: выяснить сохранность оставленного в тайнике воздушного шара. Ася взяла его в свою свиту, чтобы оставить у сгоревшей и вновь восстанавливаемой школы, а на обратном пути из башни Дарьи снова забрать. А Марианна от поездки отказалась. Она объявила, что хватит с нее приключений, ей хочется домой. Царисса отправила ее с отцом Изяславом и большей частью своих людей отдельным караваном. Прощание вышло кратким до боли.
– Прости, если что, – сказал я.
– И ты прости, – сказала царевна.
Наши лица словно бы заволокло тучами, у меня внутри хлынул холодный дождь, у Марианны он полился снаружи. Больше она не оглядывалась, даже с коня, пока не скрылась вдали.
Когда, в свою очередь, мы со зверьем на поводках спустились по лестнице к воротам башни, Ася уже гарцевала, подгоняя остальных. Хмуро глянув на Добрика, она вынеслась в отворенные створки, за ней последовали два мужа с несколькими сопровождающими, в арьергарде плелся конь дяди Люсика. Нашей троице (если считать в людском эквиваленте) подвели лошадей, и мы быстро догнали растянувшуюся колонну. Поселок еще просыпался. Взошедшее солнце било в спины, рисуя впереди мультики из длинных движущихся теней. Кони ржали, клубилась пыль. Пиявка расчихалась, оказавшись в самом эпицентре. Ударами пяток я заставил свой четвероногий транспорт ускориться, и вскоре мы выбились к началу колонны, где можно было дышать почти полной грудью.
Держа радостно лающего Шарика по другую сторону от цариссы, Тома поравнялась с ней, а я на правах невестора пристроился сзади. Большая часть разговора долетала в полном объеме.
– Давно вы здесь? – едва догнав, выпалила Тома.
Царисса Ася посмеялась над горячностью юности.
– Очень. Попала еще маленькой девочкой.
– В какой фазе луны?
– Понятия не имею. Это имеет значение?
– Нет, к слову пришлось. А как прошли портал?
– Причал? Вывалилась, как все нормальные ангелы. Отшибла спину и ноги, некоторое время лежала, потом долго хромала.
– Как все? – уцепилась Тома за слово. – Вы знаете еще ангелов?
– Конечно. – Ася усмехнулась.
– Кого?! Я их знаю?!
– Тебя, например.
Сестренку словно из бани в снег бросили и обратно не пустили.
– А Дарья? Милослава? Э-э… Астафья?
Ася сощурилась:
– Перечисляешь всех, с кем знакома? Из-за словечек? Так мы же их и приносим. И когда кто-то задает странные вопросы – это тоже понятно, любопытство у нас в крови.
– У нас – у ангелов? – вновь подковырнула Тома.
– У нас – у женщин. Собственно, каждая женщина – ангел.
– Но не каждая явилась сюда из другого мира.
– Какая разница? Если ты ангел, любой мир будет раем. Понимаешь… Вот, к примеру, есть пчелы, а есть мухи. Пчелы смотрят вокруг и видят цветы и сплошное благоухание. Они дают мед. Мухи видят нечто свое и ничего не дают, поскольку видят не то, что пчелы. Посмотри вокруг. Кто ты – пчела или муха? Не обязательно произносить вслух то, что получилось. Просто реши для себя, и тогда поймешь, что нужно делать и в какую сторону идти.
– Можно вернуться к теме ангелов? Они пчелы, а мужчины тогда – мухи?
Ася посуровела:
– Не надо про чертей, от них все проблемы. Если падшим оставлять жизнь, наш мир изменится неузнаваемо или вовсе погибнет. Такое уже бывало. Историю нужно знать. Если в школе не успели пройти, обратись в храм, к сестрам, тебя просветят.
– Обращусь, – пообещала Тома. – А вы пытались вернуться обратно?
Ася чуть не сломала шею, поворачиваясь к собеседнице:
– Зачем?
– Домой.
– Мой дом здесь. Твой отныне тоже. Возвращение невозможно. Понимаешь, судьба – она как телега, сама катится только вниз. Если у тебя есть желание жить лучше, здесь ты сможешь его воплотить. Что воплотишь, то и получишь. Учись жить у опытных, ищи возможности, а не гарантии, и сможешь достичь лучшего. Человек на вершине горы не свалился туда с небес, и ты тоже взберешься куда захочешь. Только захоти. Есть замечательное правило, принесенное мной из детства: не ругайте темноту, ищите свечку. Существуют четыре вида людей: делатели, наблюдатели, охаиватели и ломатели. Вверх ведет только первый путь, остальные – вниз и в стороны.