Антонина ехидно скривилась:
– А если не силой?
Решив, что Клара и сама догадается, Варвара обернулась к возвышавшейся над остальными Антонине:
– Если ты имеешь в виду меня, то здесь разговор особый, к нему мы еще вернемся. Итак, жду ответа, это принципиально.
Выждав с десяток секунд, она удовлетворенно кивнула.
– А до плена? – повис в напряженно-сгущенном воздухе ее следующий вопрос. – Если у кого есть, что сказать, скажите сейчас. Нам необходима абсолютная чистота опыта.
Тишина. Стрельба взглядами. Конфузливое опускание век – не от желания скрыть, а от самой мысли, что нечто подобное могло случиться.
– Тогда следующий вопрос: кто уже имел ловиласку без третьей составляющей?
После некоторого колебания нехотя приподнялась рука Ярославы – шикарной платиновой блондинки, самой яркой из царевен в плане женственности и чувственности. А по части куража Ярослава дала бы сто очков вперед нашей главной заводиле.
– Да?! Расскажи! – загалдели соседки.
Ярослава отстранилась:
– Это к делу не относится.
– Ярослава права, она не в храме, чтобы отчитываться.
Строгий, почти угрожающий тон Варвары развеял приступ любопытства. Только после преподавательской отповеди вздернулась и быстро упала рука Ефросиньи. Права поговорка про тихий омут. К Ефросинье уже не проявили столь бурного внимания. Но заметку себе сделали все, еще пообсасывают косточки на досуге.
– Ясно. – Варвара оглядела всех родительским взором. – Последнее. Все мы заперты детством на замочек, который не разрешает взрослости вторгнуться в непозволительное.
У меня вдруг выстрелило: замочек! В школе кладовица ничего надежнее щеколды представить не могла, а тут целый замочек. Царевны – дочки царисс, и если такие слова и понятия им не в диковинку, то меня ждет еще много удивительных открытий.
О чем я, каких еще открытий? Мне ли жаловаться на их недостаток? Будь моя воля, все открытия позакрывал бы к чертовой бабушке. Меньше знаешь – крепче спишь!
Корябнуло по душе: «Будь моя воля». Это главная проблема. Никого здесь моя воля не интересует. Оттого и лежу на травке, невластный над собственным телом.
– У кого замок сломан? – вопросил строгий голос.
Снова отличилась Ярослава. В гордом одиночестве.
Нет. Медленно, багровея на глазах, к ней присоединилась… кажется, Софья – усредненно-никакая, похожая на всех, поступавшая как все. Человек без собственного мнения. Или это Анна, а не Софья? Не помню. Одна из них сейчас находилась где-то неподалеку, во тьме, в тройке выставленных часовых, в то время как вторая приподнятой рукой сообщала о себе прелюбопытнейшие подробности.
Зато Ефросинья не шелохнулась. Царевны вновь зашушукались. Я лежал. Ошалелый, придавленный, смирившийся, но никак не равнодушный к происходящему. Оно напрямую касалось меня. В первую очередь – рук и ног, очень касалось, в прямом смысле. И все свидетельствовало, что добром ночное мероприятие не кончится. Правда, злом его вроде бы тоже не назовешь. Скорее, чем-то… не посередине главных моральных понятий, как сразу представлялось, а равноудаленно от середины – как если линейку согнуть кольцом и соединить концы. Противоположности сольются в одну точку. Вот ее я и ожидал – взрывную, добро-злую, немыслимую.
– Времени прошло много, нынешнюю чистоту гарантирую, – выдала Ярослава необходимую формулу.
– И я! – присовокупила Анна-или-Софья, прячась за большой спиной Антонины.
Странно. В отличие от других стеснявшихся учениц она укрывалась не от моего противоположнополого взора, а от излишнего внимания подруг. Как же, видимо, допекли. Или как могут допечь, если сейчас такая реакция.
Ефросинья скудно вбросила:
– Я тем более.
Чуть опустив лицо, она прятала только взгляд. От всех. Но не от меня. На меня Ефросинья глядела исподлобья, как бы спрашивая: теперь-то понял, что я уже взрослая? Понял, от чего отказался в недавнем ночном тет-а-тете? И вообще – понял?
Опершись руками о мой живот, Варвара чуть приподнялась, поправила посадку для нашего взаимного удобства и резюмировала:
– Итак, каждая из нас в присутствии остальных подтверждает свою чистоту, зная, чем грозит ложь. Принято.
– Подожди, – вновь влезла Антонина. – Ты сама не ответила ни на один из вопросов. Как с чистотой у тебя?
– Ты в пещере со старшим заигрывала! – напомнили Варваре сразу с нескольких сторон. – А перед самым освобождением уединялась!
– Во-первых, если кто до сих пор не понял, я шла на это ради всех, искала способ вытащить нас любым способом. О том, что придет помощь, в то время никому в голову прийти не могло. Во-вторых, я ему сразу сказала, что если нет мужской накидки, то пусть даже не надеется. – Оправдываться Варвара не любила и сразу перешла на повышенные тона. – Поэтому чистоту гарантирую не меньше вас всех. Кстати, упомянутую вещицу я забрала, желающие смогут потом взглянуть.
– А до рыкцаря? – не унималась Антонина.
Судя по гулу, ее поддерживали многие. Живой свод надо мной зашатался, представленные в двух дюжинах красота и женственность заколыхались.
– А до рыкцаря, – Варвара грозно повысила голос и уперла руки в бока, – я проходила вместе с вами неоднократную проверку у врачевательницы.
Опа. Оказывается, останься я в школе еще некоторое время…
Мне стало очень нехорошо, где слову «хорошо» не место даже в плане отрицания. Словно с пляжа – в криосауну. Фантомные боли – о том, чего не случилось. Когда я был девочкой и избегал разоблачения в постели, в туалете, в купальне и на общих занятиях, о возможном врачебном осмотре даже не думалось. И лежал бы я сейчас не под приятной тяжестью бывших соучениц, а под другой тяжестью, где-то на кладбище. Нет, учитывая местный колорит – просто лежал, обгладываемый волками, и в моем новом состоянии мне было бы на них совершенно начхать. Мою дрожь Варвара ощутила бедрами, но отнесла к другим причинам.
– Ко мне вопросов нет? – обратилась она к царевнам. – Тогда есть к вам. Красные дни ни у кого не наступили?
– Неужели бы не подмотались.
Снова они о своем, о девичьем. Когда же закончится эта бесконечная ночь. Звезды заглядывали сквозь кучу собравшихся в плотное кольцо голов и смеялись надо мной, мужчиной, поверженным женщинами. Они висели на мне гроздьями: гладкие, гибкие, упругие…
Мягкие.
Волнующие.
Уф. Взбудораженные мысли искали и не находили пристанища. Кровь забыла о гравитации. Как бы я хотел отвлечься, но, закрыв глаза, чувствовал… короче, чувствовал. Открыв – видел. Мне не оставили ни единого шанса забыться или запереться в башне сознания. Башня взята штурмом, ворота выломаны, гарнизон взят в плен.
– Все-таки, наш Чапа – герой. Он такой терпеливый, – придавило меня, как упавшим балконом, комплиментом из уст Кристины.
Она потерла ее мою руку бархатными ладонями, а ее бедра добавили дров в горящий домик, присоединившись к действиям рук. Кристина обескураживающе улыбнулась, наслаждаясь взаимным пожарчиком внизу. Поймав мой взгляд, Кристина заговорщицки-интимно подмигнула, словно у нас с ней существовали куда большие секреты. Она сделала это как можно незаметней, а могла бы совершенно открыто: все смотрели не на нее. Давно и основательно.
– Да, нам повезло. – Глаза и пальцы Варвары пробежалась по габаритам пособия. – Кстати, мы очень затянули начало урока.
Начало?!!!
Глава 2
Варвара не разделяла моего изумления:
– Зрелый мужчина терпел бы, получая удовольствие даже от самого терпения. Чапа еще молод, ему проще сбросить напряжение и позже повторить во всеоружии.
– Позже? – уцепились за слово ученицы. – Насколько позже?
– Неизвестно. Не рассчитаешь. Все мужчины разные, кто-то может часто, кто-то долго. Это не хорошо и не плохо, это по-разному. Каждому свое. Много и мало – категории противоречивые, расплывчатые. Кому-то плохо то или другое, другим в самый раз. Идеал называется «достаточно».
– Пределы этого «достаточно» существуют? – всклокотал общий интерес
– Для второго раза разным мужчинам нужно от двух минут до двух недель.
Любава любопытно подпрыгнула:
– Чапа, а тебе сколько нужно?
– Чего пристала, у него еще не было! – Нажимом руки Антонина усадила соседку на место.
Любава тоже была крепенькая и округло-плотненькая, но рядом с Антониной она смотрелась как свинка рядом с бегемотом, всей ее силы не хватило бы сладить с одним локтем Антонины. Зато в голосе никто не ограничивал:
– Не было по-настоящему, но не в первый же раз у него увеличилось!
– Не первый, – закивали многие ученицы, сразу краснея.
– Бесстыдницы! – Потешаясь над общим замешательством, ухмыльнулась Варвара. – Подглядывали?!
– А что? – Антонина, тоже выдавшая себя, попыталась оправдаться. – Давайте рассуждать логически. Мы все видели, как Чапа реагирует на нашу наготу. Я уверена, что он так же реагировал на Тому, а еще раньше на кого-нибудь другого. Мне кажется, во сне к нему иногда тоже заходили не полностью одетые дамы. – Антонина даже в сидящем виде возвышалась над остальными как развесистая сосна над молодыми кипарисами. Она повела взором и выставочно-выпуклой образцово-показательной грудью сначала в одну, затем в другую сторону: – Варвара, с какого возраста древо познания обзаводится крепким стволом?
Варвара с удовольствием проинформировала:
– Разово бывает у всех, даже совсем маленьких, чуть ли не грудных. Периодически наблюдается годов с пяти-шести.
Феофания схватилась за голову:
– Не может быть!
– Врешь! – совсем по-простому отреагировала Майя.
– Царевны не врут, – впервые вступилась за извечную соперницу Антонина.
В вопросах пола лидерство Варвары было непререкаемым. Где-где, а в отношении интимных знаний Антонина была ее искренним адептом.
– С темой ловиласки это никак не связано, – разъяснила самоназначенная преподавательница. – Увеличение может произойти от трения, от неудобной или тесной одежды, от переполнения пузыря. К женскому полу мальчиков тянет только с созреванием организма вместе с ростом самого инструмента.