А как должно? Любой отработанный способ, прописанный сценарий или доведенный до совершенства ритуал со временем выхолащивается. Когда он становится навязываемым, когда выполнять его заставляют – люди находят обходные пути. Найденным путям радуются, хотя ритуал, как правило, лучше и красивее, он более наполнен всем – от формы до содержания, от смысла до накала, вызванного долгим ожиданием-переживанием. Конечно, потом для посторонних такой ритуал можно воспроизвести как в первый раз, внутренне посмеиваясь, что обманули систему, но это будет обман себя. Человек делает выбор, сделанный выбор определяет дальнейшую судьбу человека. Здесь, в невыносимо неуклюжем мире-пародии на наш, традиция навязывала такой вот урок. Но я со своим мировоззрением – я-то воспитан по-другому! Пусть желания часто опережали здравый смысл, но у меня имелись четкие установки что такое хорошо и что такое плохо. Если приходилось поступать плохо (что случалось только по необходимости, хотя довольно регулярно), то сначала мне недолго было хорошо, а затем очень долго плохо. Теперь мозги заклинило: от местного церемониально-принудительного «хорошо» мне было хорошо, и для всего здешнего мира это тоже было хорошо. Противоположности сошлись, причем в мою пользу. Очуметь. Вопрос: где подвох? Судьба бесплатно только забирает, но никогда ничего не дает. Чтобы получить, нужно потрудиться, иначе вступает закон синусоиды: чем лучше было, тем хуже станет. И если меня вознесло на самый пик чувственных удовольствий, невероятных и для большинства других просто непредставимых – как глубоко потом падать?
Мои мнительность и щепетильность судьбу не волновали. Вместо нее, перехватив мой взгляд, откликнулся второй Варварин телохранитель, которого я назвал Великолепным – ведьмоглазая наяда Ярослава. Яркие белые волосы струились по телу, губы чувственно выпятились и слегка приоткрыли аналогию того, что с внимательным прищуром диверсанта взлохмаченно наблюдало за мной из тьмы в другом месте. Судьба, кукукнувшаяся с двенадцатиэтажки, ты мне и это готовишь? Пожалуй, не стоит лишний раз тебя искушать, у тебя лучше получается. Это что же: соревнование, кто кого больше искусит? Сейчас я, как говорят спортсмены, продувал с разгромным счетом.
Вопрос: а хочу ли я выиграть?
Глава 3
– Нам, конечно, повезло с пособием, но для общего развития расскажу о второй составляющей еще кое-что. – Варвара сделала паузу, чтобы ученицы вернулись из фантазий в реальность. – Болезни при ловиласке передаются не только погружением больного в здоровое или здорового в больное, но и трением кожи, перенесением заразы на пальцах и даже соприкосновением волос – стоп, паника, не тех! Поселившаяся на нижних волосах мерзкая живность с удовольствием осваивает предлагаемые ей новые территории. Она врачуется сбриванием и особыми мазями.
– А как врачуется все предыдущее? – озаботилась Антонина.
– А оно врачуется? – встречно вскинулась Майя.
– Врачевание позорных болезней – долгий разговор. О каждой нужно говорить отдельно. Чуть позже я расскажу о наиболее распространенных.
Заключительные слова Варвары напрягли Кристину:
– Сильно распространенных?
– Среди нарушителей семейного права – сильно.
– Нарушителей семейного права казнят на месте, – напомнила Антонина. – Значит, не сильно.
Царевны с такой логикой согласились.
– Давайте на секунду отвлечемся и поговорим о том, о чем забыли в начале, – предложила преподавательница. – О поцелуях.
Слово возымело эффект пинка. Все подтянулись, взбодрились, а уже взбодренные расплылись в мечтательных улыбках.
– Если бы мы вдруг решили следовать мужским желаниям, удовольствию от поцелуев пришел бы конец, – возвестила Варвара, – они бы просто исчезли из жизни, как некогда большие птицы и звери, чьи скелеты иногда находят в земле. Для мужчин поцелуй – не самодостаточное удовольствие, а переход к их главному наслаждению. Мы не проходим поцелуи как упражнение, поскольку это интимная и очень индивидуальная сфера ловиласки. Поцелуи – роскошная параллельная жизнь в другой реальности, необозримая, невероятно волнующая и совершенно неведомая второй половине человечества. Чапа, какие поцелуи ты знаешь?
Нашла кого и когда спрашивать. С трудом набравшись сил, я вытолкнул:
– В губы.
– А еще?
– В щеку.
– Еще? – требовательно сжали меня колени Варвары.
– В лоб. Или…
Она совсем меня смутила.
– Или? – упорно настаивала чертова провокаторша.
– В ушко. И в макушку.
– И все? – Не дождавшись продолжения, которое всем и так наглядно демонстрировалось, преподавательница победно выдала: – Вот вам пример мужского понимания проблемы. «В губы и не в губы». Между тем, поцелуи бывают дружескими, родственными, материнскими…
– Материнский разве не родственный? – Брови Антонины недоуменно сдвинулись, а ладони привычным движением поправили обширно выпиравшую гордость, что в измерении визуального сравнения могла бы по-матерински накормить не только обеих соседок, но и весь собравшийся коллектив.
– Станешь матерью – поймешь разницу. – Недовольная, что перебили, Варвара продолжила с прерванного места: – Еще они бывают официальными, неофициальными, примиренческими, случайными, из сострадания, из любопытства и, конечно, любовными. Любовные в свою очередь делятся на бесконечное количество категорий, а не только, как считают мужчины, в губы и не в губы. Таких поцелуев очень много, перечислю то, что вспомню. Они бывают: поверхностными, глубокими, привычными, стыдливыми, бескорыстными, подчиняющими, дарящими, отбирающими, безвольными, сладостными, мучительными, небрежными, выжимающими, расчетливыми, лакомыми, успокаивающими, сухими, сочными, томными, дурманящими, эгоистичными, прощальными, разрешающими, лживыми, мечтательными, нежными, грубыми, шутливыми, великодушными, неисчерпаемо-бездонными, искренними, лаконичными, деликатными, самоуверенными, сдержанными, безрассудными, возбуждающими, жадными, деловитыми, рассеянными, застенчивыми, дерзкими, угрюмыми, скучными, робкими, намекающими, медленными, быстрыми, восторженными, легкомысленными, наивными, старательными, ленивыми, заботливыми, торопливыми, отточенными, неумелыми, обездвиживающими, обезволивающими, кроткими, бездушными, щедрыми, провокационными, задумчивыми, боязливыми, умоляющими, покорными, равнодушными, соблазняющими, страстными, обязующими, горячими, холодными, покровительственными, поощряющими, несерьезными, извиняющимися, отстраненными, вопрошающими, взаимными, односторонними, всасывающими, лижущими, обволакивающими, невинными, вялыми, неотпускающими, игривыми, бестактными, натужными, снисходительными, внезапными, свирепыми, обнадеживающими, упоительными, оттаивающими, из жалости, подвигающими на следующий шаг, без языка, с языками, с языком, изображающими ловиласку, замещающими ее и несущими удовольствие сами по себе. Есть женщины, которые умеют взорваться от поцелуев.
Майя задумчиво втиснула в первую же паузу:
– Вообще-то, мы могли бы и потренироваться.
– Кто бы говорил, – сузились и без того маленькие глазки Антонины. – На дереве не натренировалась?
– А ты, на озере? – внезапно отбрила Майя.
Видимо, допекло. Неконфликтная, добродушная и компанейская Майя никогда ни с кем не враждовала, всех мирила и никогда не унывала. Изумительный человек. И вот ее прорвало. Смешливые морщинки вокруг рта и вздернутый нос, создававшие обаятельной царевне особый шарм, сумели стать агрессивными. Пингвин превратился в орла и приготовился к защите до победного конца.
Антонина не стала нарываться.
– При чем здесь озеро? – спокойно сказала она, зная, что никто не мог видеть от костра тот наш внезапный ночной, как квалифицировала такое Варвара, случайный поцелуй.
– А можно вопрос про воду?
Это подала голос Любава. Крепенькая, светленькая, она напоминала тюленя-альбиноса. Всклокоченные волосы превратили головку царевны в спустившееся с небес солнышко. Почти незаметную талию компенсировала распираемая мечтами грудная клетка, наливавшаяся взрослостью, как стакан газировкой. Нежность наполнения зашкаливала, заставляя забыть, что явленное глазам принадлежит сверстнице, а вовсе не женщине в годах, как легко можно подумать. Русые непослушные волосы слегка вились, местами торчали в стороны, а вниз спускались до середины груди. Любава периодически закидывала светлые локоны за остроконечные ушки с пухлыми мочками. Впрочем, энергичные руки царевны вскидывались по любому поводу и даже без повода, требуя внимания, когда их обладательница говорила. Как, например, сейчас.
– Возможна ли ловиласка в воде? Скажем, в озере? – закончила она мысль.
Сразу несколько лиц почему-то обратились поочередно на Антонину, на меня и снова на напрягшуюся большую царевну.
Варвара знала ответ и на этот вопрос.
– Почему нет? Ты же говоришь вообще, а не о каком-то конкретном способе?
Любава смутилась и усиленно закивала.
– С точки зрения физиологии препятствий нет. Только смазка вымывается. – Варвара поморщилась. – Будет больно или неприятно, или приятно, как повезет. Внутрь обязательно попадет вода, а важно не забывать: любая влажная среда – обиталище семян многих болезней, в любом водоеме их как хвои на елке… или, скажу по-другому, как мелких частиц, из которых состоит воздух – невидимых, но оттого никуда не девающихся. Мужской ключ мигом доставит их за дверцу.
– Или не доставит, – со знанием дела сообщила Ярослава.
– Или не доставит, – согласилась Варвара, – если повезет.
– Ты нас сейчас так застращаешь, девчонки запрут дверцы на щеколды и до старости проходят в девах, – продолжила дискуссию зеленоглазая бестия.
– Мое дело – предупредить о том, что возможно хотя бы в принципе, а ваше – распорядиться полученными знаниями по своему усмотрению: помнить, учитывать или игнорировать, – напустив строгости, объявила Варвара.
Ефросинья к общей радости сменила тему:
– Говорят, если у парня нос длинный, то и ключ познания тоже. По-моему, это неправда.