Царевны шумно задышали. Главное – слаженно, чего я и добивался.
– Все вместе: раз, два, раз, два, три. Вдох, два, вы-дох три.
– Разговаривать при ходьбе нельзя? – не выдержала Варвара.
– Можно. Если дыхание не сбивать.
– Рыкцари идут с такой же скоростью?
– Да. Если они к такому передвижению привычны, то могут и быстрее, но у них, помнится, рюкзаки были большие.
– Кто?
– Заплечные мешки. Восстанови дыхание. Раз, два. Раз, два, три.
– У нас есть шанс уйти?
– Шанс есть всегда.
– А сейчас? – настаивала она.
– Больше, чем когда-либо.
Сказанное воодушевило всех. Долгое время молчали. Если кто-то забывал о дыхании, я поправлял. Вскоре мы вышли к полям, просека превратилась в наезженную тропу, лес остался позади. Цивилизация.
– Идем дальше? – Варвара указала на север.
– Пока да. Чем ближе к деревням, тем меньше возможность, что встретим разбойников, им там появляться опасно.
– А нам?
– Вот и узнаем.
Вдали замаячила деревенька, а на тропе появился перекресток. Точно такие же колеи уходили влево и вправо.
– За мной! – Я свернул налево.
Возможные неприятности лучше обойти. Наверняка, крестьяне-телеговладельцы и меткий стрелок – жители находившегося перед нами поселка.
– Почему влево? – полюбопытствовала Варвара.
– Мы в землях западной границы, и я иду в сторону, где должна находиться башня.
– Правильно, – поддержали ученицы, – надо идти в башню, там еда и кров. И спасение. Никакие разбойники не страшны.
– Дыхание! – напомнил я.
Марш-бросок продолжался. Иногда в строю возникали разговорчики, но вскоре они смолкли, все устали. Двигаться вперед заставлял только страх погони. Шли мы часа три – для царевен это был подвиг. Я боялся, что на привале, опустившись на землю, они больше не встанут.
– Видите лесок посреди поля? – обратился я к поникшему воинству.
Лесок имел форму четкого прямоугольника, деревья – как на подбор, низенькие, с переплетением тонких корявых ветвей и широкой кроной, одинаковой высоты и толщины ствола. Само такое не вырастет, значит перед нами не лесок, а сад.
– Фруктовый сад, – подтвердила мою мысль приглядевшаяся Амалия. – Похоже на вишневый. Но сейчас не сезон.
– Оттуда хороший обзор во все стороны. Будет привал.
Мои слова дали царевнам сил дойти до сада.
– Старшим групп выставить часовых, остальным – быстрый перекус апельсинами и отбой.
Нужно восстанавливать силы. И неплохо бы поспать после безумной ночи. Выпотрошенный до полупрозрачности организм советовал просто упасть, где стоял, и не мучиться. Но – нельзя, ведь даже девчонки держатся: крепятся, пыхтят, стараются. На меня лишний раз они старались не глядеть, все в себе, внутри. Про «урок» мгновенно забыли, словно не было. Табу. Что ж, это лучшее, что они могли для меня сделать.
Я тоже старался забыть. Хоть на миг. Наивный.
– Тут родник! – донесся возглас Майи. Она успела добежать до другого конца сада.
– Привал у родника!
– Запястья ноют.
– С непривычки.
– Хорошо, что не сезон, – задумчиво произнесла Александра, располагаясь под вишней. – Никто не придет.
– Придут, – огорчил я. – Здесь родник. Придут к воде.
Едва голова коснулась земли, сознание выключилось.
Что-то снилось. Какая-то муть. Чушь и бред. Почти как реальность, если вспомнить последние события, только сон.
Открыв глаза, я обнаружил солнце подвинувшимся часа на два. Неплохо же мне вздремнулось.
Царевны спали вповалку, кого где сморило – и вдоль, и поперек, и вкривь, и вкось. Словно поле боя, только из тел не торчат стрелы. Испугавшись, я быстро проверил: дышат.
Рядом со мной, как и следовало ожидать, спала Варвара: рот открыт, веки трепетали, дыхание иногда сбивалось, отчего вздымавшаяся грудь нервно вздрагивала. Тоже снился экшн. С другой стороны от меня, метрах примерно в двух, посапывала Кристина, разметав темные кудри. Память напомнила мне о недавнем, противная фантазия тут же дорисовывала ныне скрытое. Я живо поднялся, пока организм не откликнулся, и, перешагивая через спящих, пробрался к роднику.
Ледяная вода взбодрила, и я обошел клевавших носом часовых.
– Все в порядке, – отрапортовали они, сами недавно разбуженные предыдущей сменой. – Никого.
Вернувшись к центру, я встал посреди сонного царства:
– Разве по домам никто не хочет?
Царевны сонно заворочались. Варвара подняла голову, огляделась мутным взором.
– Уже утро?
– Кому как.
Она вспомнила все.
– Погони нет?
– Обошлось. Быстро перекусываем и в путь.
– Ноги не идут! – посыпалось со всех сторон. – Руки болят! Поясницу ломит! Все болит!
– А продолжение урока будет? – вклинилось ехидное от Ярославы. Зеленый омут распахнул берега, тугие сопки со значением пошевелились.
Пришлось нахмуриться:
– Желающие могут дожидаться рыкцарей, остальным две минуты на умывание и две на перекус.
– Опять апельсины?
– Есть выбор, – сообщил я.
– Не хочу есть выбор.
– А какой выбор?
– Апельсины или ничего, – объявил я разбухтевшимся ученицам.
– Обожаю апельсины! – заявила Ярослава, томно потягиваясь. – Апельсины лучше, чем выбор. Кто не согласен?
Началось всеобщее брожение. Я поторапливал. Впрочем, царевны сами все понимали. Усевшись на траву, отряд взялся за надоевшие всем фрукты.
– Никогда бы не подумала, – донесся задумчивый голос Ярославы, по-турецки скрестившей ноги и мечтательно замершей с поднятым перед глазами ярким шариком в руках, словно она – Творец, только что сотворивший мир и глядевший, что подправить. После придирчивого осмотра взломанная планета отправилась в рот, пальцы потянулись за следующей. – Оказывается, ходить голой – это такое удовольствие… Ночью я была счастлива.
– Фу! – Клара скорчила рожицу. – Не голой, а обнаженной.
– Или хотя бы нагой, – прибавила Антонина. – Царевны голыми не бывают.
Ее руки и рот работали как конвейер. Производительность поражала.
– Да, это неприлично, – с серьезнейшей миной поддакнула Майя, но в глазах скакали рыжие клоуны. – Вот обнаженными – совсем другое дело.
Клара, избегавшая моего взгляда, что говорило о невозможности для царевны забыть ночные приключения, потянула мысль дальше, не размениваясь на шуточки:
– Одежда спасает от холода и защищает кожу. И, главное, одежда делает человека человеком. Ты же не зверь!
– А иногда хочется, – очень серьезно вздохнула Ярослава. – Кожа отдыхает, мышцы радуются. Теперь я понимаю малышей, когда они отказываются одеваться.
– Можешь ходить так и дальше, – пожала плечами Варвара. – Никто не запрещает.
– Как это никто?! Я запрещаю! – категорически объявил я.
Не хватало повторения игр в тимбилдинг или ночного беспредела: одна решит, что ей так удобнее, вторая сдуру поддержит, другим станет стыдно, что они не столь раскрепощенные, как первые, и понеслось…
Варвара разочарованно развела руками: мол, командир, хоть и временный, сказал, надо исполнять. Или сделать вид, что исполняешь. Ярослава с показной обидой отвернулась, как бы возмущенная вмешательством в личную жизнь.
Очень хотелось скомандовать подъем. Я дал еще полминуты – кто знает, когда выдастся поесть в следующий раз.
Добрые дела наказуемы. Девчонки употребили время для новой оральной пакости.
– Варвара, ты все прекрасно объяснила о ненужных мужчине сосках, а что насчет волос внизу? – Антонина с выражением полного меня игнорирования похлопала себя ниже пупка. – Зачем они?
Жевание прекратилось, каждая попыталась самостоятельно ответить на вопрос, но лишь Варвара встретила его во всеоружии:
– Волосы защищают от трения одежды.
– А у первых людей, когда одежду еще не придумали? – не сдалась провокаторша, уминая очередную оранжевую кляксу.
– Они сохраняли запах для представителей другого пола. Через запахи сообщались послания, которые ныне передаются одеждой.
– А возбуждение и желание? – не выдержала Ярослава, – тоже одеждой? Хотя… если я вот так приталю и расстегну рубашку…
Мне пришлось отвернуться.
– Именно, – улыбнулась Варвара. – Теперь не нужно кланяться в пах партнеру, чтоб узнать о его желаниях, они видны издалека.
Пока из одних пальцев Ефросиньи выгрызалась завернутая в кожуру мякоть, другие пошарили в глубине штанов.
– А если не натирает, – вскинулась ее голова, – то можно сбрить?
– Как вам нравится. Ныне это вопрос не здоровья и продолжения рода, а исключительно эстетики. Можете убирать полностью, можете делать прически, рисовать фигуры и узоры.
– Узоры?! – Ладошка Любавы привычно прикрыла рот.
Клара тоже забыла как жевать:
– Какие?!
Варвара пожала плечами, явно собираясь привычно сравнодушничать: «любые» или «какие вам нравятся»…
Нет, ее плутовской взор уперся в меня:
– Чапа, тебе какие нравятся?
У нее подбритая с боков полосочка, услужливо подбросил перегревшийся ночью мозг. Но я не повелся.
– Какие бывают?
– Ах да, ты же никого, кроме нас, не видел…
«Кроме нас». Будто этого мало.
– И кроме человолчиц, – не преминула напомнить Антонина. – Их он видел вообще всех, которые существуют.
В тоне сквозила обида, будто быть второй после животных ей оскорбительно. Глаза горели желанием хоть в чем-то переплюнуть зверей.
– У них просто непроходимые джунгли, – нехотя сообщил я. – Кто видел одну, видел каждую.
Антонина надулась:
– Хочешь сказать, что мы тоже все на одно лицо, если не брились?
Лицо? Ну-ну.
– У вас у всех очень разные и симпатичные… лица.
Антонина заметила заминку и посчитала ее ухмылкой, но возмутиться не успела – вскинутая рука Варвары воззвала к спокойствию.
– Знай, Чапа: бывают сердечки, треугольники, стрелки, солнышки, звезды, буквы… – посыпалось глумливое будоражащее перечисление.
Моя фантазия взбурлила. Кажется, я собирался о чем-то распорядиться. О чем?