– Знаю, – оборвал дядя Люсик. – Лишнего не говори даже во сне. Представь, что в каждую стенку встроены микрофоны.
– Надеюсь, не камеры? – хмыкнул я.
– Лучше перестраховаться. – Кивнув нам на прощание, дядя Люсик развернулся и двинулся вниз по лестнице на ночевку в поселок.
– Подождите! – Тома догнала папринция. – Цариссы завтра уедут?
– Здесь им делать нечего. Насколько я слышал, часть войников отправится добивать отступников, а цариссы с царевнами и малыми свитами разъедутся по домам. Они собрались вместе именно для освобождения дочек или чтобы отомстить за них.
– А вы? Тоже уедете?
– Собственно, мне теперь ехать некуда.
– Оставайтесь!
Дядя Люсик хитро улыбнулся:
– Это я как бы напросился?
– Нет! Теперь мы должны быть вместе. – Тома почему-то распалилась, щеки покраснели. – Нам нужно обсудить план спасения Шу… Щербака. Как вернуть его… в вотчину.
– Тогда с удовольствием воспользуюсь предложением глубокоуважаемой царисситы погостить некоторое время. Красивых снов, ребята.
Стоило понуро склоненной седеющей голове скрыться внизу, как подбежал слуга, едва ли не самый старший по должности, как я понял из разговора. Опять по поводу комнаты: кроватей не хватало. Слуга извинялся, что плотники едва успевают сколотить для гостей хотя бы по одной лежанке на семью, и у хозяйки кровать тоже пока всего одна. Вывалив информацию, слуга ждал возможных уточнений и распоряжений по размещению самой царисситы.
– Напомни имя, – попросила его Тома.
– Добрик, хозяйка.
Для должности старшего слуги парень казался слишком молодым, но он был расторопен и всегда оказывался там, где был нужен. Чудесное качество для обслуживающего персонала. Интересно, таким умениям тоже учат в каком-нибудь местном слугатории?
– Добрик, мои невесторы будут спать со мной.
– Сейчас постелю.
– Но не в одной кровати, – с едва заметным вздохом прибавила Тома.
– Я так и собирался сделать, – не моргнув глазом соврал Добрик. – Но как я только что сказал, кровать сейчас всего одна…
Юлиан взял Тому за руку.
– Мне не надо…
Незаметно для окружающих я врезал ему ребром ладони промеж лопаток:
– Как Тома скажет, так и будет. Помолчи.
– Не беспокойтесь, что-нибудь придумаем, – пообещал Добрик, мгновенно исчезнув.
– Я же могу на полу, – шепотом объяснился Юлиан.
– Мы тоже, но я тебе говорила…
К нам опять со всех ног мчался Добрик, за прошедшие несколько мгновений он успел что-то выяснить.
– Будут! После омовения принесут, сейчас только начали – еще две простые, для невесторов. Располагайтесь, воду уже греют.
Едва он закрыл за собой дверь, Тома завопила от счастья, с разгону прыгая на единственную мебель комнаты, высившуюся в пустоте помещения одиноким островом или, скорее, долгожданным оазисом в пустыне.
– Кровать! Настоящая! Моя!
В свое время в башне Дарьи мы видели такую же, только не попадавшую в передряги. Чудовищное сооружение размером примерно три на три метра (у меня дома комната была меньше) стояло по центру противоположной от входа стены. Подпиравшая стену спинка, высокая и когда-то мягкая, расползлась безобразными шрамами от ударов мечей. Чего на мебели-то злость вымещать?! Уроды.
Вторая спинка, ближняя к двери, сохранила бронзовые кружева, пусть и изрядно погнутые. Сквозь них тот, кто лежит в кровати, будучи защищен от метательного оружия, видел любое открытие двери. Сейчас мы с Юлианом, забытые снаружи, видели от дверей раскинувшуюся звездой Тому, блаженно закатившую глаза.
– Вот оно, счастье! – сообщила она грудным голосом с каким-то невероятным обволакивающим тембром.
– Слыхал? – Я толкнул локтем Юлиана. – Именно это, а совсем не то, что ты думал.
– Ничего я не думал, – буркнул он. – Сами думайте. Меня все устраивает.
В комнату откуда-то натаскали домашних цветов, из множества кадок торчали разномастные кусты, пальмы и прочие зеленые веники. Стульев, чтобы положить одежду, пока не было, но верилось, что их отсутствие – дело наживное. Я направился к видавшей виды, но безукоризненно отглаженной занавеске, за которой, скорее всего, располагался гардероб. Я оказался прав, на открывшихся глазам полочках лежали халаты, тапочки, полотенца. Наверное, после погрома их собирали для новой хозяйки по всей башне и за ее пределами.
Свет падал через окошко-бойницу, в которую можно было выглядывать. Снаружи стояли гвалт и стук, одновременно с разоренной и разгромленной башней отстраивался поселок. Наша комната находилась почти на самом верху, вид наружу открывался изумительный. Видно далеко и много. Сюда бы «позорную трубу» Фриста…
Как ножом полоснуло: надпись «БЕГИ» на той трубе. Некто попал в передрягу и в какой-то момент понял, что живым не уйдет. Он пытался предупредить других. А я, читатель послания, не сообразил, что к чему. Пойди события хоть чуточку иначе, и отправились бы мы все «домой» через сжигание.
Я прошел еще несколько шагов. Уборная с дыркой в полу привычно размещалась за второй занавеской. Войдя внутрь, я пожурчал в спрятанный внизу тазик с небывалым наслаждением. Великая вещь – юбка, с некоторых пор понимаю шотландцев. Никаких заморочек. Однажды все ускоряющийся ритм жизни может привести к ее повсеместному применению и у нас на Земле. Не везде, но хотя бы в теплых странах. Впрочем, там и сейчас не особо спешат.
– Стоять! – Вскочившая Тома оттолкнула едва ступившего за ширмочку Юлиана. – Моя очередь. Давно хочу.
Ошарашенный парень отпрянул, глупо моргая перед закрывшейся занавеской.
Что ж, пусть привыкает, что мы не в стае, где в отношении естественных отправлений понятие очереди выглядело смешно.
– Что-нибудь похожее помнишь? – Я обвел взглядом мрачную комнату башни.
Юлиан помотал головой:
– В таких не бывал.
– Где же ты бывал, если не в деревне и не в башне? – Я повысил голос. – Тома, как ты думаешь, здесь другие виды жилья встречаются?
– Мы видели дома на деревьях, видели подземелья срытых крепостей… – донеслось из-за полотнища. – Где-то люди могут жить в землянках или в домах на сваях, мало ли.
Она вышла, поправляя одежду, а заждавшийся Юлиан поспешно юркнул за ширму.
Одновременно дверь завибрировала мелким стуком.
– Да, – царственно произнесла Тома.
Как же быстро она превращается из девчонки-сорвиголовы в царственную особу. Не перестаралась бы.
– Купание цариссите и ее невесторам!
Несколько слуг разного пола и возраста внесли и поставили у входа исходящие паром ведра, ковшик, огромный таз, кусочек самоварного мыла, костяной гребень и два глиняных горшочка: один с резким запахом степи и второй с заставившей отшатнуться жидкостью, невыносимый аромат которой свалил бы человека с нетренированным обонянием.
– Это что? – Я ткнул пальцем во второй горшок. – Жидкое мыло? Почему такая кислятина? Оно же давно испортилось!
Ресницы слуг захлопали, как крылья взлетевшей стайки воробьев:
– Это яблочный кислень с солью.
Принюхавшись, Тома шепнула мне:
– Уксус.
– Да, уксус, так говорила одна из царисс.
– Кто?! – резко выдохнула Тома.
– Кто?! – отстал я всего на долю секунды.
Слуги испуганно скучковались, как в лесу при нападении волков:
– За столом кто-то. Их много было. С дочками. Но слово именно это, хоть режьте. Жизнью клянусь, пусть свидетельствует за меня Алла-всевидящая, да простит меня и примет!
Кто-то из царисс знает и употребляет еще одно непривычное для здешних мест слово, и это хорошо. Это невыразимо здорово, поскольку дает надежду. Может быть, Тома – не единственный ангел, достигший звания владелицы башни? И если его, второго ангела, найти, сколько вопросов сразу обретет ответы.
Но сейчас концов не найти, это плохо.
Тома вернулась к прежней теме:
– А соль в нем зачем?
– Как же без соли? Специальная смесь для ваших волос. Меру кисленя на тридцать три и три меры воды и горсточка соли.
– Для волос?! – Тома в ужасе коснулась головы, давно не мытой в нормальных условиях.
С некоторых пор у нас нормой стали грязевые полоскания с промыванием проточной водой и расчесыванием пятерней.
– Это нужно, чтобы серую живность вывести, которая заводится, если долго ночевать без постели, – объяснили слуги. – Голова же, наверное, зудит?
Покосившись на меня, Тома тихо пробормотала:
– Бывает.
– Не стесняйся, у меня тоже зудит, – признался я.
– А разве не должна? – донеслось из-за ширмочки изумление Юлиана.
Тома решилась.
– Объясняйте, что и как.
Говорить взялась женщина в летах, или, как здесь говорят, в зимах:
– Кислень убивает паразитов и смягчает крепление их яиц к волосам, потом их проще вычесать.
Тома передернула плечами. Я не выдержал:
– Что и как делать?
Женщина бросила на меня взор исподлобья, продолжая говорить именно Томе:
– Полотенце смочить в растворе и протирать им волосы, чтобы по возможности меньше страдала кожа головы. Потом нужно надеть другое полотенце как косынку и держать так некоторое время.
– Некоторое – это сколько? – уточнила Тома, толкнув меня локтем, чтобы не встревал поперек всемогущей царисситы и не показывал слугам свою невоспитанность.
– Примерно полчаса-час, затем вычесать над тазом, чтобы не разлетелось. И несколько раз промыть голову, пока кислый запах не исчезнет. Здесь, – рука вытянувшейся по струнке женщины указала на приятно пахнувший горшочек, – отвар полыни. Нанести и подержать некоторое время.
– Полчаса-час? – снова уточнила Тома.
Женщина кивнула:
– И обязательно промыть водой. Через несколько дней повторить.
– Еще и повторить?! – Тома скривилась. – Может, подольше подержать в первый раз?
Испуг в глазах прислуги снова озвучила женщина:
– Волосы от кисленя сохнут, становятся ломкими, секутся концы. Нельзя чтобы много. И кожу поберегите, не лейте на голову, а смачивайте ее полотенцем.
– Понятно.
– А мне говорили, – припомнил я детские походы с папой и выживальщиками, – что вшей хорошо удаляют клюквенный сок и мыло с добавлением березового дегтя.