За спиной Тому в тазу сменил Юлиан, а к плеску и возне прибавилось чувственное хихиканье. Вскоре смешки прекратились.
Вот только серьезности мне тут не хватало. Я обернулся. Сидя на корточках позади Юлиана и обняв его всем, чем получилось, Тома тщательно втирала сладкую мазь в подставленную голову. Длинные пальцы орудовали нежно, почти любовно. Обладатель стриженой головы блаженствовал, пластины груди мощно вздымались, на приоткрытых губах виднелись следы клюквы с медом. Кажется, я что-то пропустил.
Когда помывка по первому кругу закончилась, три подготовленных мной халата дожидались на кровати.
Я опустил голову над освободившимся тазом:
– Кто-нибудь, полейте, пожалуйста, сначала водой, а потом той травяной штукой, назовем ее бальзамом.
– Лечебным бальзамом, – добавила Тома.
– Целебным, – поправил я, – здесь так говорят.
– Я ангел, мне все можно.
Мы с Юлианом переглянулись и, не сговариваясь, одновременно вздохнули.
После споласкивания началось вычесывание, оказавшееся самым томительным и трудозатратным. Впрочем, не мне судить – с моим ежиком Тома справилась за несколько минут, на ершистый снежный пушок Юлиана ушло не больше, а вот с длинными волосами Томы Юлиан помучился – отмывал и расчесывал, расчесывал и отмывал, и снова расчесывал, и снова отмывал… Тома тихо ругалась под нос на затянувшуюся процедуру, все это время она держала голову над тазом, а добровольный помощник крутился над нею, стараясь изо всех сил. Его босые ступни мелко переступали, следуя за движениями рук, звучно чвакали, отлипая от мокрого пола, и постепенно нарисовали вокруг Томы мокрую подкову.
Надев халат, я долго стоял у оконца, потом ходил кругами в ожидании финала действия, которое казалось бесконечным. Наконец, Тома поднялась, и я облегченно протянул им два выбранных по размеру халата.
– Не будь занудой, – скривилась Тома, и с такой же ненавистью поглядел на одежду разделявший ее устремления синеокий Аполлон. – В своей-то комнате мы, наверное, можем…
Стук в дверь переполошил голубков. Их руки вделись в халаты быстрее звука, широкие полы запахнулись, а пояски стянулись, вернув унесшуюся в мечты парочку обратно в реальность.
– Войдите, – гневно глядя на меня, разрешила Тома.
Вот-вот. Как всегда, именно я оказался виноват в том, что она не права. И вправду – кто же еще, в самом деле?
В дверях появилась состоявшая из слуг процессия. Ведра-тазики-горшки унесли, пол быстро протерли тряпкой. Несколько человек, кряхтя от натуги, втащили собранную чуть ли не из цельных бревен кровать нормальных размеров. То есть, на одного. Ношу с грохотом опустили у левой стены.
– Еще одна будет через два часа, – сообщил возникший из ниоткуда Добрик, которого только что не было. – Дождетесь или не будить?
Вот умник, как же правильно ставит вопросы. В какой школе менеджмента обучался? Не из чертей ли? Может, взять за жабры, да всю правду…
Боже, что со мной, куда качусь?
– Принесете завтра, – разрешила Тома, удаляя слуг небрежным взмахом руки.
Словно всю жизнь тренировалась ради этого момента. Звездный час пробил.
Когда деревянная дверь, скрепленная бронзовыми полосами, со скрипом затворилась, Тома повторила понравившийся жест.
– У меня получается? – Она оглянулась в мою сторону.
– Только не переусердствуй, эксплуататорша. Помнишь, в Дарьиной школе ты возмущалась местными порядками?
– Молодая была, глупая. – Тома сделала вид, что пошутила. – Так вот, мы не договорили насчет халатов…
Ее снова тянуло в будоражащее пограничье.
– Только один вопрос, – перебил я. – Как слуги узнали, что все мы уже помылись?
Шесть наших глаз одновременно пробежались по стенам. Ушей мы не увидели, что совершенно не значило, что их там нет. А возможно, и не только ушей.
Взяв ответственность выбора на себя, я взобрался на кровать-односпалку, а обрадовавшейся Томе объявил строгим тоном, с вкраплениями назидательной угрозы:
– Только, как говорил дядя Люсик, без баловства. В стае от вашего поведения зависело только твое благополучие…
– Как ты его понимал.
– Пусть так. – Не хотелось спорить, тем более, что вон оно как вышло. Я закончил мысль: – Здесь от него зависят наши жизни.
Хорошо сказал. Мощно и проникновенно. Соседняя кровать, отличавшаяся не меньшим скрипом, чем моя, за всю ночь не дала ни единого повода для беспокойства. Вот что значит правильно мотивировать.
Глава 4
Утро прошло в сборах. На первом этаже башни царила толкотня, как на рынке в выходной. Царисса Дарья, которой подводили коня, с удивлением посмотрела на дядю Люсика:
– Папринций, ты разве не собираешься?
Его пальцы привычно почесали седую бороду.
– Школы нет, царисса. Пока не отстроят, я там не нужен. Пожалуй, воспользуюсь приглашением молодой царисситы погостить здесь некоторое время. Давно не был на природе. Погуляю, отдохну душой. Подсоблю, чем могу, юной хозяйке.
– Как знаешь. Когда школу отстроят, тебя известят.
Стали прощаться. Царевны по одной подходили к Томе, обнимали, говорили нужные правильные слова. На меня, стоявшего за ее спиной, падал краткий взгляд, и царевны уходили.
Тяжело смотреть, как исчезали за воротами люди, с которыми я столько пережил. Клара, Амалия, Майя, Александра… Сердце сжималось, словно я терял близких родственников. Странная все-таки штука жизнь. Даже с Варварой и Антониной я прощался, как с родными. Что было, то было, быльем поросло, теперь мы выходили в новую жизнь, где каждый сам по себе.
С укором глянула на меня Марианна. Кто тянул за язык сказать, что невесторство с Томой – вынужденная мера, вызванная обстоятельствами? Теперь она смотрела на меня, как на предателя. Или как на запутавшегося человека, которому нужно помочь… но нечем. Поскольку сам вернулся к той, от которой открещивался.
Ефросинья попрощалась холодно, словно не простила Томе ее возращения в живом и нетронутом виде. Кристина вздохнула с жалостью и неистребимой надеждой. Ярослава подмигнула. Феофания покраснела. Любава стушевалась. Другие тоже жались и конфузливо прятали глаза.
Наконец, починенные створки ворот сдвинулись, решетка за ними со скрежетом вонзилась в выемки в каменном полу. Нас окружили давно забытые тишина и пустота.
– Какие будут указания? – вырос из-под земли вездесущий Добрик.
Юбка наглажена, рубаха – с вышивкой, вихры старательно уложены набок. На ногах – красивые кожаные мокасины, словно только что сшитые. Глаза одновременно подобострастны и отстранены. Идеальный слуга. Ненавижу таких. Идеала не существует, иначе не к чему стремиться. Если кто-то старается казаться лучше, чем есть на самом деле – значит, в деле замешана корысть. В чем корысть слуги? Жалованья-то нет, денег еще не придумали. Только в хорошем отношении, переходящем от цариссы к цариссе? В правильной рекомендации?
Гм. А еще у Томы вакансия третьего мужа не занята.
– Давно хочу спросить, – выдвинулся я вперед, – откуда дровишки… тьфу, продукты и прочее – все, что так своевременно оказалось в башне к приезду царисситы?
Удостоверившись, что стоявшая вместе с нами посреди внутренней лестницы хозяйка не возражает против ответа невестору, который без разрешения заговорил в ее присутствии, Добрик проинформировал:
– Как только из башни выбили рыкцарей, из крепости пришел караван с продуктами и некоторыми вещами. Верховная царица знает, в чем нуждается ее народ, и заботится о нас.
О, как. Разбойничьи отряды еще убегали из башен, а караваны уже шли. Предусмотрительная здесь властительница.
– Третью кровать принесли? – осведомилась Тома.
– Готова и уже в башне. Мы ждали вашего указания. Сейчас занесут.
Молодец, все подготовил и даже учел вариант, что после ночи от третьей кровати могут отказаться.
Дядя Люсик понял, что он здесь пока не нужен, и отправился в отведенную ему комнату. Несколько здоровых мужиков под руководством Добрика потащили наверх сколоченную за ночь мебель, а мы не успели даже решить, чем заняться в появившееся, как думали, свободное время.
– Гонец объединенного войска! – разнесся выкрик часового.
– Опять какие-то новости, – вздохнула Тома. – В нашем положении любые новости всегда ведут к проблемам, которые затем нужно решать.
– Высокое положение – не только права, но и обязанности, – напомнил я очевидное, но так часто забываемое. – О-о-очень большие обязанности. Ноблесс оближ, как говорят фра…
– Вот и оближ свой облез, зануда. Открыть ворота! – зло зыркнув на меня, скомандовала Тома.
Гонец – молодой мужчина в цветах неизвестной цариссы, в доспехах войника и в сопровождении двух бойников – спрыгнул со взмыленного коня прямо перед поднятой решеткой.
– Цариссита Тамара Варфоломеина? – удостоверился он на всякий случай, увидев перед собой шестнадцатилетнюю шмокодявку.
Томе пришлось задрать голову к нависшему над ней лицу гонца.
– Что имеете сообщить?
Она была в доспехах, тщательно подобранных по размеру и внешнему виду и за ночь переделанных для нее поселковыми кузнецами. Провожала царисс с дочками уже не девочка, а полноценная хозяйка вотчины. Мы с Юлианом тоже обзавелись комплектом доспехов и оружия, но внутри башни своевольничали, не надевая шлемы и не таская понапрасну мешавшиеся тяжелые мечи. Мне хватало Гордеевского ножа размером с кинжал, Юлиан обходился природным оружием – натренированным телом. К подросткам старшие претензий не предъявляли. Возможно, неполная амуниция не являлась нарушением этикета, иначе папринций заметил бы и поправил.
– Объединенное войско царисс уничтожило неподалеку спустившуюся с вершины стаю человолков.
– С вершины, вы уверены? – переспросила Тома. – Что делать стае на голой скале?
Она быстро оглянулась на меня.
– Сообщаю лишь факты. – Гонец уважительно вытянулся по струнке и вроде как щелкнул кожаными каблуками, если бы они щелкали. – Пока царберы осаждали две пещеры, где укрылись рыкцари, мы прочесывали склоны. Сверху на нас напали человолки.