Здесь?!
– Здесь? – одновременно со мной вскинулась Тома. – А где замечено?
– Забудь. Не важно.
– Важно!
Царисса вздохнула:
– Скажем, за многие километры отсюда. И не только за километры.
– Может, еще за века?
Томино предположение снова развеселило цариссу:
– А если бы и так. Главное, что здесь таких нет, поэтому ни отравить, ни сжечь тебя не смогут, спи спокойно.
– Не смогут сжечь? – Тома быстро обернулась на меня. – Почему?
Мне тоже припомнилось, как Деметрия в свое время отказала башням в возможности выкуривания тех, кто засел внутри.
– Выверенная система вентиляции,– ответила Ася.
Гм. А «вентиляция» – нормальное слово для бронзового века?
Тому интересовало иное:
– Почему здесь действует метрическая система?
– А почему нет? – хмыкнула царисса. – Ничего удобнее не придумано.
– Вас не удивляет само сочетание «метрическая система»? Вы понимаете, о чем я говорю?
– Тома, ангел мой, перестань думать, что здесь все тупы, как мечи после битвы. Никогда не недооценивай того, с кем разговариваешь или, не приведи Алла, да простит Она нас и примет, враждуешь. Если будешь жить правильно, проживешь долго и счастливо. Ты ведь хочешь жить долго и счастливо?
Тома встрепенулась:
– Что для этого нужно?
– Изучай закон и соблюдай его, вот и все правила.
– У меня есть шанс остаться владелицей вотчины после встречи с Верховной царицей?
– Немалый.
– Чтобы жить долго и счастливо, нужна большая семья в обширном местном понимании. Как набрать войниц?
– Оставь этот вопрос Верховной.
– Но у вас, как я слышала…
– Не смотри на других, судьба каждого индивидуальна.
Из поселка в нашу сторону выдвинулась немалая кавалькада под черно-зеленым флагом Аси. Во главе ехали три мужа, затем несколько войниц и войников. С собой они вели запасных коней – для нас, на всякий случай.
– Пойдемте, нужно привести в порядок себя и одежду. – Ася сменила направление на свою приближавшуюся команду.
После подземного хода мы выглядели не ахти: грязные, пыльные, извозюканные непонятно в чем. У меня саднило руки после бега на четвереньках, на голенях красовались раны, которые стоило бы обработать. У Марианны со шлема до сих пор сыпалась земля, словно она бодалась с кротами на их территории. Остальные выглядели не лучше. Проще всех было Пиявке: где-то она уже облизалась, где-то само отвалилось.
Когда шум копыт, скрип кож и грохот приближавшегося металла резко вырос, Марианна склонилась ко мне:
– Ты говорил, что невесторство с Томой – вынужденная мера. Это так?
– Ну… – Боже, как объяснить весь спутавшийся клубок в двух словах? За какую ниточку потянуть?
– Да или нет? – глянули на меня серьезные темные глазки.
– Да, – признал я, – но…
Царевна тихо и твердо перебила:
– Можно прямо сейчас прыгнуть на коней и умчаться к нам. С мамой я поговорила, она дает тебе приют и защиту до разбирательства. Помолвка еще не состоялась – значит, ты в своем праве.
– Но…
– Подожди, еще не все. Любая угроза тебе станет угрозой приютившей семье. Мы пойдем на этот риск. Но это не значит, что тебя к чему-то подталкивают или принуждают, ничего подобного. Ты будешь волен выбирать сердцем. Кого захочешь сам.
Умолкнув, Марианна резко отстранилась. Белые сделали ход в новой партии, слово за черными.
Глава 14
В это время царисса разъясняла Томе что-то связанное с крепостью и Верховной царицей. К нам пробивалось:
– … так соблюдается равновесие.
– А я смогу стать Верховной царицей? Когда-нибудь?
Ася смерила Тому с ног до головы придирчиво-плутовским прищуром:
– Почему нет? Верховная царица не имеет права отдать трон своим детям. Не может также приемной дочери – удочеренная сразу потеряет права на трон. Трон можно передать только так называемой назначенной возможной преемнице – после серьезного испытания и последующего соответствия. Если снизошел идеально подходящий ангел нужного возраста, то, теоретически, может и ангелу, при прохождении всего вышесказанного. За соблюдением правил наследования следит сестричество, и если что-то пойдет неправильно, оно отлучит царицу за нарушение заповеди. Войска не станут ей подчиняться.
О, как. Надоело Томе быть дворянкой столбовою, хочет стать владычицей морскою. В смысле, что уже в царицы метит. А вот гвоздь ей в лоб, чтобы раскатанной губой прикрылась. Забыла, что ли, ради чего мы здесь, что нам предстоит и куда мы стремимся?
Но все это – мимо сознания, поскольку меня словно из морозилки вытащили. Заледеневший ум хрустел, плавился, обтекая краями, и пытался разобраться. Вот, оказывается, для чего вернулись мама с дочкой. Вовсе не для помощи юной цариссите. Все стало на свои места, все связалось: и странные переглядывания цариссы с царевной, и задаваемые вопросы, и ответы на них. Вначале, видимо, мне устроили смотрины, после которых царисса изволила одобрить выбор дочери. При всем том – ни слова о новом невесторстве, только помощь попавшему в беду запутавшемуся человеку. Мне. Ну, дела. И ведь от всего сердца делают, собой рискуют. Ради меня, паршивца. Что ответить столь неосторожно обнадеженной царевне?
– Марианна, мне очень жаль, но я не могу воспользоваться вашей с мамой жертвой.
– Это не жертва!
– Понимаю, что от души. – Я поймал ее сжавшийся кулачок и дружески пожал. И пусть со стороны на меня кидают косые взоры, если кто-то заметит. Как недоневестор, который чего-то там не прошел по местным меркам, я еще в своем праве. – Очень хотелось бы объясниться, рассказать все… Но главное скажу сейчас: я не могу убежать, меня слишком многое здесь удерживает. Ключевое слово – здесь. Именно здесь. – Махом руки я указал на мрачного великана башни.
– Знаю, ты человек слова. И долга. Поэтому человолчицу можешь взять с собой. – Кулачок Марианны разжался, горячие пальцы перехватили мою ладонь.
– Человолчицу? – Я моргнул. – При чем здесь она?
– Не она? Что же тогда? Или кто?
Теперь мы шли как школяры на первый звонок: держась за ручку, нога в ногу, четко выдерживая расстояние до впереди идущих. Лицом друг к другу. Ни дать, ни взять – влюбленная парочка, если со стороны. Тили-тили-тесто. Только взгляды выдавали истину – печально-отрешенные, замороженные, капавшие страданием. Не взгляды, а прощальная песня летящего к солнцу Икара.
Кстати, загадка: почему все помнят глупого Икара, а не Дедала, который изобрел те самые крылья? Все просто. У Икара – чувства, эмоции, энергетика. Ему сопереживаешь. Ведь убьется, несносный мальчишка, нарушивший все, что можно и нельзя… А Дедалу не сопереживаешь, не отождествляешь себя с ним. Никто не хочет придумывать крылья и, тем более, делать их. А летать хотят все.
Через руки в нас текло электричество, полюса менялись по сто раз в секунду: плюс на минус, минус на плюс. Никогда я не понимал природу переменного тока – до этой секунды. В точке соединения раскалилось до тысяч градусов вовсе не дружеское противоположнополое рукопожатие. Теперь оно было злым, бешеным, тщательно сдерживающимся. Чувственным и равнодушным одновременно. Притягивающе-отталкивающим. Я не знал, как разорвать его… и не хотел. Но без этого никак – каждая секунда промедления пичкала прекрасную царевну несбыточными надеждами. От них рождались сумасбродные идеи. Идеи требовали воплощения. Готовность на внезапный поступок захлестывала организм, наполняла нервозностью, ожесточала взор. В бурлящую кровь впрыскивался яд обманутых ожиданий, но понимание свершившегося не вело к его принятию. Мечты не сдавались. Пальцы хрустели. Реальность плакала.
– Если выберется минутка поговорить с глазу на глаз, я все объясню, – прошептал я. – Понимаешь, дело не в Томе. И не в тебе. Дело во мне.
О царевну словно молния сломалась. Именно сломалась: долбанувшись и отскочив треснувшими кусочками. Рука Марианны судорожно вырвалась из моей, взгляд убежал в сторону. Кажется, в глазах заблестело.
На нас обратил внимание Юлиан. Его брови удивленно взлетели, он быстро отвернулся.
Впереди Тома с цариссой Асей продолжали беседу, не отвлекаясь на окружавшее. Только тема сменилась.
– Черт? Остался жив?! – Царисса, кажется, испугалась. – Где он сейчас?
– Сбежал к рыкцарям. – Тома сделала паузу. Она вовсю осваивала искусство интриги, готовя себя к возможному высокому будущему. Если отправка домой задержится, полученное умение ей пригодится. – Сейчас он, наверняка, убит. Хороший был человек.
– Черти должны уничтожаться сразу!
Вот еще один повод держаться подальше от всех и поближе к своим.
– Как его звали?
– Я не интересовалась, – беззаботно отмахнулась умничка Тома.
– Ты помнишь закон? – Ася жестко процитировала: – Да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется, всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость.
– Мы учили.
– Мало учить, нужно нести великие слова в своем сердце. Закон не допускает толкований. Не зря вбивают с детства: «Ангелы милосердны. Они всегда пытаются спасти Падших. Нельзя проявить слабость. Слабый человек – мертвый человек. Слабое общество – мертвое общество. Быть слабым – предательство. Побороть искушение. Отказать ангелам ради них же. Исполнить Закон».
– Алле хвала! – автоматически отозвалась Тома.
Прямо сердце радуется. Тома мимикрирует идеально. Но если начнется «болезнь крота», когда встроившийся в чужую систему человек начинает чувствовать себя ее частью и разделять идеалы уже не только на словах…
Бежать. Домой. Как можно быстрее.
Встречный отряд обтек нас, рассредоточиваясь вокруг и позади. Войники привычно создали круговую оборону – на всякий случай, как и положено. Асины мужья молча пристроились в хвост, спешившись и ведя на поводу своих и приведенных нам коней. Пиявка недовольно косилась на них, но молчала. Шарик не молчал. Один из мужей принялся корчить ему забавные рожи. Щенок с удовольствием принял игру и гавкал теперь только на него – с восторгом и безмерным воодушевлением. Интуиция подсказала, что игрун – отец Марианны. Царевна – просто ксерокопия с него, уменьшенная, омоложенная и постройневшая. Те же широко расставленные глаза, гордый нос, острый подбородок. Тот же каскад русых волос, та же светлая, почти белая кожа, в отличие от мрака воронова крыла над смуглоликостью мамаши. И тот же готовый жить и умирать непреклонный взгляд.