Намеренно громко топая, чтобы привлечь внимание, но не показаться крадущимся, я издалека обратился к ближайшему часовому:
– Прекрасная погода, не правда ли?
Голос и шум заметили у костра. Чужаки схватились за оружие и закрылись большими щитами в форме вытянутого вниз сердечка. Повисло молчание, о которое, наверное, можно было бы прикуривать.
– Кому как. – Тщательно вглядываясь в темноту, часовой сделал несколько шагов навстречу. Я медленно проявился из темноты. Воин убедился, что я один, и оглядел с ног до головы. – Каким ветром к нашему огоньку?
– Работа такая. – Мой меч оставался в ножнах, весь вид выражал доброжелательность.
– Один?
– Здесь – да. Можно пройти?
От костра кивнули. Часовой посторонился:
– Попробуй.
Я медленно прошагал по прибрежному песку к огню, чтобы все присутствующие удовлетворили любопытство насчет моей скромной персоны.
– Приятного аппетита добрым людям.
– Спасибо. Какими судьбами?
– Можно? – напросился я, кивая на место у костра.
Сидевшие подвинулись.
– В твоем возрасте мы еще под стол пешком ходили. Не рановато железяку на пояс нацепил?
Это произнес человек, которого я определил как главного: могучий, широкоплечий, весело ухмылявшийся в немаленькую бороду, где можно спрятать резервный полк. Похож на былинного богатыря. Говорил он обидно по смыслу, но в такой добродушной манере, что я улыбнулся в ответ:
– Завидую, у вас было счастливое детство. А мне скидку на возраст не дают, и орудовать этой штукой, – я похлопал меч по рукояти, – приходится частенько. Каждому свое. Кстати, меня зовут Чапа.
Я умолк в выжидании.
– Селиверст, – весомо представился главный.
Он совсем по-нашему, по-земному, протянул мне здоровенную мозолистую ладонь. Я с удовольствием пожал.
– Не боишься ночами по чужим кострам ходить, Чапа?
– Это вы должны бояться, не я на чужой территории.
Лица мужиков напряглись, а руки дернулись к мечам.
– Только не говори, что в кустах сидит несметное войско, – натянуто рассмеялся Селиверст.
– Не скажу, – успокоил я. – Вполне сметное. Достаточное. Просто захотелось поговорить, пока мясорубка не началась.
– Чего ж послали такого мальца? – раздался неуютный для меня смех.
– Если б меня послали, я пошел бы по другому адресу. Кстати, вас тоже кто-то послал, иначе не сидели бы тут и не разговаривали с мальцом, который тоже может послать далеко и витиевато.
– А если без выпендрежу?
– Кто-то лучше других копье кидает, кто-то стрелы пускает. К вам вышел тот, кто лучше разговаривает.
– Кого не жалко, что ль? – Селиверст загоготал, хотя глаза оставались серьезными.
– Если моя кандидатура не устраивает, прошу разрешения откланяться. Переговоры будем считать оконченными.
– Остынь, малец. – Огромные ручищи сразу с двух сторон усадили меня, попытавшегося встать, на место.
– Чапа, – напомнил я.
– Пойми, Чапа, мы не хотим неприятностей. Еще немного, и мы сами уйдем.
– Для чего же приходили?
Селиверст переглянулся с командой.
– Чапа, дайте нам два часа. Мы уйдем, и все останутся живы – и наши, и ваши. Ты же для этого пришел?
Теперь в молчании ждали ответа от меня.
– Не в моей власти. Предложение, конечно, передам. Но если не знать, на что вы употребите это время, командование вам однозначно откажет.
Воинство за костром переглянулось. Селиверст указал на мясо, которого упорно и безуспешно избегал мой взор:
– Отужинаешь с нами?
– Мы плоть не едим, – вздохнул я, давясь полным ртом слюны. – Вас из-за мяса прозвали пожирателями?
– Кем?!
Тишину разорвал общий хохот. Селиверст припомнил:
– Наши рассказывали, как давным-давно, когда мы с вами еще разговаривали как сейчас с тобой, однажды пригласили ваших отведать мяска. А ваши схватились за мечи. Ну, сошлись. Покрошили наши ваших. Не бери близко к сердцу, хорошие были бойцы, но мало их было, а наших тоже полегло немало. Пока ели, ваших еще набежало, много. С тех пор из наших на этой стороне никто не останавливается.
– А что на той стороне? Кто живет?
– Нормальные ребята. Мы с ними торгуем. Вас боятся как зачумленных.
– Живут в деревянных домах?
Вопрос был неспроста. Собеседник понял, что начинается выведывание информации. Знания – сила. А еще знания – товар. Тогда за него надо платить.
– Не приглядывался. А вы?
– По-всякому.
Мы поняли друг друга.
– Почему вы всех убиваете? – прорвало одного бойца, вместо меча вооруженного огромным топором.
– Мы?! – Я хлопнул ресницами. – А нам говорят, что это вы – убийцы и поджигатели войны.
– Да мы бы сто лет вас не видели, Каиново племя!
– Как-как? – насторожился я. – Каиново? Это ругательство или нас так снаружи называют?
– А как еще вас называть? Родных братьев под нож пустите, и ради чего? Ни ума, ни понятия. Земли столько пропадает – ни себе, ни людям.
Вспомнилась библия: «Адам познал Еву, жену свою, и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа. И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец»… Потом хлебороб Каин убил брата-животновода. Есть версия, что овцы урожай потоптали, причем неоднократно. Оттого, мол, и не сдержался труженик поля, врезал хреновому пастуху для вразумления. Тот, чисто случайно – головой о камень… В общем, через века рассказали так, как рассказали. Потом Каин ушел в другую землю, нашел там себе жену… (Не из этой ли неясности пошла версия о происхождении человека от обезьяны?)
А если библию перевести заново и с языка библейского оригинала переводить не только основной текст, а вообще все, не делая исключения для имен, получится еще интереснее: Человек познал Жизнь (Адам – Еву), появились Труд и Отдых (Каин и Авель). Труд убил Отдых и ушел в Раскаяние, где родилось Милосердие, а от него произошло Ремесло, дочерьми которого стали Одежда и Кровля. От первой жены родились Достаток и Праздник (опять же, если переводить имена), а от второй – Красота. Выходит, Ветхий Завет содержит простую мысль: будет на Земле труд и ремесло – будут и одежда, и кров, и достаток. С достатком придет праздник. В этом, дескать, и есть красота жизни.
И вот: Каиново племя. Сугубые вегетарианцы, не приемлющие поедания плоти и убивающие братьев. Я попал в библейские времена?!
Кстати: «И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, дающий семя: вам сие будет в пищу». То есть, пока известную парочку из Эдема с треском не выгнали, о мясе даже речи не шло. Ведь отчего-то желудочно-кишечный тракт у нас как у травоядных, а не плотоядных. Это что же получается, страна башен – потерянный рай? Или та самая Нод, земля раскаявшихся? Позвольте полюбопытствовать – в чем?
А если продолжить лингвистический экскурс, то Моисей означает Избавитель, Иисус – Спаситель… Это прямые переводы, поскольку каждое легендарное имя, как правило, оказывается обычным словом. Праотец всех вер – Авраам, в переводе – Праотец. Похоже, в те времена вполне обходились звучными партийными псевдонимами, не злоупотребляя именами собственными. Омар Хайям в прямом переводе с того же древнееврейского – «насмехающийся над жизнью», что замечательно характеризует его вирши. Хотя на малой родине спорного поэта «хайям» означало всего лишь «палаточник». Впрочем, какая разница? Чем больше правд, тем лучше для будущей истины. Будущие историки с удовольствием объяснят нам, кто есть кто и как все было на самом деле – в строгом соответствии с генеральной линией победившей партии победившей страны.
Пока все это лезло пеной из закипевшего мозга, у Селиверста брови совершили побег на лоб, борода встопорщилась, руки растерянно растопырились:
– Откуда?! – Его сарделькообразный палец указал на Гордеевский нож, ярким пятном выделявшийся у меня на поясе. – Наша работа. Моего народа. Возможно, мой предок делал. Отец, дед или прадед. Можно взглянуть?
Подумав, я протянул собеседнику нож ручкой вперед. Мысли схлестнулись и так остались – в клубке догадок и непоняток. Как?!
– Если разобрать рукоятку, найдешь имя мастера, если Афонины – это мои родичи.
Его пальцы легко справились с рукоятью. На внутренней стороне костяной вставки явственно проступило: «Терентьев Ириней».
– С Терентьевки, от соседей. – Селиверст поднял глаза: – Как эта вещь оказалась у тебя?
– Человек отправился на тот свет. Я забрал.
– Какой человек? – напряглись все.
– Наш. Высокопоставленный. Откуда у него – не знаю.
– Не ты ли помог ему… переехать?
– К моему сожалению, да.
Боль была искренней. Это почувствовали.
– Чапа, ты же хороший человек. – Селиверст склонился ко мне ближе, голос понизился: – Нас далеко слышно?
– Прилично.
Мне самому было интересно: долетает ли до наших весь разговор или только отдельные слова.
– Вас мало, это понятно, – шептал Селиверст, – иначе давно бы напали. Вы ждете подкрепление, тянете время. Пытаетесь выведать секреты. Все понимаю. Но и ты пойми и попробуй объяснить своим. Мы собирались всю ночь работать, а теперь еще и поторопимся. Дайте нам немножко времени!
– На что?
– А ты не видишь?
Я видел посреди реки большой деревянный корабль, с которого на лодке перевозили на берег всевозможный упакованный груз. Что я должен был увидеть сверх того?
Селиверст пояснил:
– Понизим вес, сойдем с мели, загрузим все обратно и двинем дальше. Нас предупреждали, что нужно держаться другого берега, но так вышло. Мы не думали, что после гор настолько сильное течение, что снесет в вашу сторону. Раньше ходили левее.
Вон оно что. Всего-то. А мы: пожиратели напали! Паникеры. Идут себе люди мимо, а здесь их сразу на копья. Нехорошо.
– Торгуете? – Я махнул головой на мешки и ящики.
– Каждый зарабатывает как умеет.
– За поворотом реки тоже говорят по-русски?
– Как? А-а, на общем языке? Здесь везде на нем говорят, а ближайшие немцы далеко, мы к ним не ходим. Опасно.