тчеканила Марианна.
Для человека, к шее которого приставлен нож, а к груди – несколько мечей, она держалась достойно.
– В конце концов, – не выдержал я, – если мы оборотни и хотели бы с вами что-то сделать, давно бы сделали. Теперь попробуйте, поспорьте.
Селиверст и его команда переглянулись.
Глава 3
По прошествии пары часов, за которые люди Селиверста успели снять ладью с мели и загрузить обратно, мы почти подружились. Меня даже оставляли одного с грузом, пока всем составом выгребали огромными веслами с мелководья. В несколько рейсов лодки загрузка судна завершилась. Отпущенная Марианна отвела всех наших как можно дальше, чтобы не маячили на виду и не внушали плохих мыслей. Трудно верить человеку, чьи друзья следят за тобой с оружием в руках.
И вот все закончилось.
– Благодарим за спасение. – Селиверст поклонился от имени всей команды. – Прими от нас подарок.
– Не надо…
– Надо. От всей души.
Мне в руки лег огромный круглый сверток – плоский и тяжелый. Словно поднос в дерюжку завернули, по весу – вместе с тарелками.
– Спасибо.
– Тебе спасибо. Когда прогнал ушкурников, мог все забрать. Включая жизни.
Точно, мог, но даже в голову не пришло. Интересно, не получу ли за это взбучку от цариссы.
– Мы живы лишь потому, что встретили тебя. – Поднятая рука Селиверста вновь пресекла мои возражения. – Именно тебя. Любой другой не стал бы связываться. Тем более, не стал бы рисковать ради чужих. Мы единодушно решили сделать тебе подарок. Если вскрыть пластинку под держаком, увидишь имя Афониных. Вдруг судьба закинет в наши края – покажешь, расскажешь о нашей встрече, примут как родного.
Он говорил столь прочувственно, что меня чуть на слезу не прошибло, и я решил отплатить тем же:
– И вы тоже если когда-то еще…
– Никогда! – Ладони Селиверста выставились вперед, словно, стоя на путях, он останавливал надвигавшийся поезд. И с тем же выражением лица. – Поверь, если раньше некоторые истории про Каиново племя считались сказками, то теперь, извини, мы будем обходить вас за тридевять земель. И другим расскажем.
Что ж, стратегически страна башен от такого поворота ощутимо выиграла. Но тактически, если брать конкретного меня…
– Мало ли, – возразил я. – Вдруг каким-то ветром обратно занесет?
– Никакого ветра. Вверх по течению втянем по левому берегу, так все делают, потому что отсюда в них копья летят. И камни. И даже огонь.
– Не со зла. Каждый защищается как может. – Я помялся. – Все-таки, далеко ли до больших городов?
Селиверст поскрежетал пятерней в затылке под съехавшим на лоб шлемом:
– Много дней. Большего не скажу, извини.
– И на этом спасибо.
– Если обниму, в волка не превратишься?
– Да говорил же…
– Ладно-ладно.
Мы обнялись, как старые приятели. Отплывая на лодке, Селиверст махал мне рукой. Наконец, все они перебрались на борт ладьи, подняли парус, пустая лодка хвостиком завиляла сзади на привязи.
– Ушли? – Из тьмы прорисовалась царисса Ася.
– Да. Надо дать отбой погранцарберам.
– Разведчика я уже отослала. Что это? – Ее рука потянулась к свертку.
Я раскрыл его сам. Внутри грубой ветоши блестел новизной талантливо сделанный щит с крестом посередине. Равносторонний крест цвел расходящимися лучами и плетением по краям – такими крестами в России (и не только) украшены многие старинные церкви. Вместо минимализма католического символа скорби этот звал к свету и счастью. Глаз радовался. Душа корыстно прослезилась от овладения столь изумительной вещью – немало труда и времени вложено гениальным мастером в это чудо.
– Заслужил, – кратко резюмировала царисса, едва глянув и мгновенно потеряв интерес.
В нескольких сотнях метров в стороне от нас, на окруженной кустами поляне полыхал костер. Вокруг него уже спали, подстелив ветви и положив оружие под руку. Войница и войник дежурили по разные стороны огня. Один из Асиных мужей тоже не спал.
– Поешь. – Царисса указала мне на почти остывший котел рядом с кострищем.
Она легла, бодрствовавший муж обнял ее, прикрыв собой от покушений и прочего колорита местной жизни. Молодежь расположилась чуть дальше от них: Марианна, Тома, Юлиан. Умученная впечатлениями Пиявка дрыхла без задних ног, прижимая к груди Шарика.
Поужавтракав – как еще назвать запоздавший с вечера предрассветный прием пищи? – я начал искать себе место и понял, что кто-то решил за меня. Если отбросить варианты с заготовкой лиственной прослойки для нового лежака, то лечь мне можно было лишь между отвернувшимися в стороны Томой и Марианной. Что я и сделал, растянувшись с невероятным удовольствием. Ну и денек. Всем денькам денек.
Зато сколько познавательного. Пожиратели оказались не людоедами. У них не матриархат. Они строят корабли. Торгуют… Значит, в ходу деньги? Какие? Не догадался спросить.
Еще: вокруг страны башен кипит такая же бронзововековая жизнь. С городами, племенами, тотемами, войнами… с разбоем… с немцами…
Какое-то шевеление рядом отвлекло, мысли с трудом вернулись в утрачиваемое русло. О чем я? О немцах. Достаточно глянуть на любую франко-, итало- и так далее язычную карту мира, от старинной до еще пахнущей типографской краской, чтобы возник вопрос: почему большинство исторических соседей немцев-германцев-дойчей называет их Аллеманами – людьми Аллы?
В ухо втек мягкий шепот:
– Хочешь искупаться?
– Сейчас?!
Отпрянувшее побледневшее лицо заставило меня резко передумать.
– Конечно! – Я приподнялся на локтях. – В реке?
– Да, в Большой воде. Если отпрашиваться, мама никогда не разрешит. Дома ни о чем подобном даже заикнуться нельзя, хотя мы тоже граничим.
– А ты умеешь плавать?
– Это как?
– Держаться на воде. Двигаться по поверхности. Пересекать водоемы…
Перечислять можно бесконечно – для царевны это было из разряда невероятного. Она поднялась первой и протянула мне руку:
– Пойдем.
Часовые, люди цариссы Аси, упорно глядели вдаль, только вдаль и никуда кроме дали. Хорошо быть дочкой цариссы.
Придерживая оружие – без него теперь никуда – мы побрели через кустарник к реке. Руки, соединенные при вставании, так и не расцепились.
– Марианна, я хотел сказать…
– Подожди. – Горячая ладошка накрыла мои губы. – Позже. Красивые звезды, правда?
Тонкое печальное лицо задралось кверху. Блестящие глазки унеслись в шестое измерение – одновременно в бесконечность мира и в себя. Чудесно отразившись от потолка небес, они глядели на меня оттуда мириадом сверкающих точек, словно невообразимый, вполовину мироздания, фасеточный глаз – собирая воедино и лепя мой образ из реальности, грез и чувств. Вздернутое лицо продолжало лететь к звездам, а круглая нежная щечка застыла передо мной в немом ожидании. Мои губы потянулись туда – сами, вопреки воле. Не могли не потянуться. Меня качнуло вперед…
Нет. Нельзя. Это неправильно.
Диким усилием я заставил тело качнуться обратно.
– Это Большая Медведица. – Вместо поцелуя мое напряженное лицо указало в нужную сторону неба, а затем повернулось: – А это Малая.
– Не знала, что сачок и ковшик зовут какими-то медведицами.
– Э-э… так Тома говорила. – Я закусил губу.
Если мои выкрутасы с новыми словами дойдут до цариссы Аси, которая с фанатизмом ратует за расправу над прибывающими в мир особями мужского пола…
Напоминание о Томе или мое неумение врать похоронили хорошее настроение. До воды мы шли молча. Лагерь остался далеко позади, трава сменилась песком, его шуршание под ногами иногда перебивалось накатом небольшой ребристой волны.
– Страшно. – Марианна поежилась. – Она течет. Такая непредставимо огромная масса. Из ниоткуда в никуда. Как наша жизнь.
Оглянувшись по сторонам (нигде, до самых пределов видимости, никого не было) царевна встала ко мне боком и принялась разоблачаться. Ничего не говоря. Не глядя на меня. Стесняясь, но преодолевая.
Я повторял ее подвиг на расстоянии вытянутой вбок руки. Перед глазами плескалась речная ширь, усыпанная отражением звезд. Бриллиантовые россыпи мерцали, волнуясь и подмигивая. Когда на прибрежный песок легло все, что было на нас надето, Марианна дотронулась до воды ногой и отпрянула:
– Ой!
Я тоже попробовал. Тоже ой. Прежние озера вспомнились добрым словом. Войти плавно здесь не получится, нет у нормального человека таких сил.
Я знал, как надо. Грудь вздулась набранным воздухом, шлепки шагов разнеслись по округе, разгон, толчок… бултых!
– У-ух! – Я вынырнул в нескольких метрах, где дна уже не ощущалось. Мощное течение подхватило меня, пришлось выбиваться из сил, чтобы остаться на месте.
Глаза-блюдца Марианны собрались треснуть, превращаясь в тазики:
– Ты… как это?
Потирая ступней подъем второй ноги, она зябко ежилась, а ее обхватившие тело руки напоминали о смирительных рубашках.
– Давай! – Я поплыл навстречу. – Смелее!
Смешно зажмурившись, Марианна присела и мощно оттолкнулась ногами. Меня окатило взвившейся волной, а брызгами накрыло даже берег.
– Аа-а! – тоненько взвыло выметнувшееся из пены тельце.
Умница. Громко орать нельзя, переполошим всю округу. Поднявшись на ноги – воды оказалось по грудь – Марианна принялась растираться как чесоточный в момент приступа.
– А я х-хотела, чтоб-б-бы ты с-снова меня п-покатал п-по вод-д-д-де…
Зуб на зуб не попадал, ее кожа вмиг посинела, вспухли тысячи колючих мурашек. Покачав головой, я подключился к растиранию царевны. Здоровье важнее экивоков. Только по-Задорновски тупые американцы могут себе позволить интересоваться «ю окей?» склоняясь над умирающим. Сначала спасать надо, а спрашивать потом, или хотя бы одновременно.
Четыре руки сталкивались и перепутывались. После очередного клинча Марианна обернулась и стала ответно растирать меня.
Этим делу не поможешь. Подхватив стучавшую зубами царевну под колени и спину, я понес ее из воды.
Небо впереди пробило розово-лиловым. Водная гладь окрасилась веселым разноцветьем, словно ее полили одновременно из всех флаконов цветного принтера. В глазах рябило от отражавшихся лучиков первозданного света. Девичьи руки обнимали меня за шею. Подмороженное тельце прижалось как к радиатору. Реснички схлопнулись, а губки осторожно шепнули: