– Ты хотел что-то объяснить, когда мы будем одни. Мы одни.
Подогнув ноги, я вместе с ношей опустился на песок, продолжая греть и согреваться.
– Одно условие. – Реснички вновь вспорхнули, в меня вонзился гордый требовательный взгляд. – Не ври.
– Никогда. – Подумав, я уточнил: – Тебе – никогда. Ложь слишком дорого обходится. Как и недопонимание.
– И тем не менее, ты врал. Ты говорил, что Тома – вынужденный временный вариант. Но остался с ней.
– Не с ней. Я остался в башне Варфоломеи. И еще останусь, сколько смогу.
– Не понимаю.
– Есть один человек, с которым я познакомился раньше, будучи… не тем, кто я сейчас. Если б мы с тобой узнали друг друга раньше, все могло быть по-другому. Но получилось то, что получилось. Мое сердце занято.
– Надеюсь, это… не Пиявка?
Ну и мысли.
– Далась тебе эта Пиявка. Она просто зверь, которого жалко. Одинокий неприкаянный зверь. А… мой человек сражался в башне при нападении отступников.
С губ чуть не сорвалось имя. Марианна легко свяжет факты. Зарина Варфоломеина жила в комнате с девочкой Чапой, на которую как две капли похож внезапно выплывший из небытия мальчик Чапа, почему-то влюбленный в ту самую Зарину. Где они могли пересечься? Чуть-чуть фантазии – и я на костре.
Марианна осторожно вымолвила:
– Говорят, там всех убили, когда рыкцари, как у них водится, не сдержали обещания.
– Говорят, но никто не видел тела. Именно ее тела. Может быть, она ранена или потеряла память. Или, например, лежит в коме, не осознавая происходящего. Или вывезена за тридевять земель в тридесятое царство. Или взята в плен. Или сбежала с отступающим гарнизоном и по одной из тысяч причин не может вернуться обратно. – Я накидывал самые простые варианты, не упоминая безумно-диких, которые тоже сотнями выдавал распаленный мозг. – Или, возможно, она потеряла руку или ногу и боится показаться на глаза. Может быть, у нее что-то с лицом, ведь для девушек это самое важное, как они, дуры, думают. Или ее черти забрали. Или ангелы. Или вообще ребята из соседней галактики, что могут оказаться под маской соседа или хорошего знакомого.
– Или она полюбила другого.
Я поморщился.
– И не одного, – добила царевна.
Мой выдох оказался похож на драконий, бушевавший внутри огонь вырвался внутренним несогласием со словами, которые я произносил:
– Или так. Все равно не успокоюсь, пока ее не найду. Или не уверюсь в обратном.
Лицо Марианны разгладилось:
– То есть, человека, который занял твое сердце, может не быть в живых?
– Не верю, – твердо заявил я. – Она жива. Она должна быть жива. Иначе… Иначе это неправильно.
– Из того, что ты рассказал, я понимаю, что ты очень-очень любил ее.
– Не любил. – Я набрал полную грудь: – Люблю.
Наступило долгое молчание.
Розово-лиловое в небесах перетекало в нежное сиреневое, подкрашенное радостно-оранжевым. Тьму смыло в прошлое, словно мы на берегу Леты. От наступившего рассвета Марианне сделалось неуютно, но она упорно не разжимала рук. А я не торопил, понимал ее чувства… и проклинал взволновавшиеся свои. Нельзя затягивать. Положение становилось опасным.
– Помнишь, с чего началась наша… дружба? – шепнул я в ушко, торчавшее из мокрых прядей.
Царевна подавилась смешком, не поднимая уткнувшегося мне в плечо носа:
– С ямы, куда я провалилась?
– С ямы началось знакомство, а дружба, как мне кажется – с разговора у озера. С твоего выговора мне – прямого и откровенного выговора, который все расставил по местам.
– Прости, я была слишком резкой. – Холодное тельце еще крепче вжалось в меня, видимо, считая это неплохим приложением к извинению. – Из-за страха, который я не могла перебороть.
– И не думай извиняться, ты была сто раз права. Назвав вещи своими именами, ты сделала для меня больше, чем другие могли бы тысячей намеков. Ты заставила меня вспомнить, что я – мужчина, то есть человек, который обязан отвечать за свои поступки и не позволять инстинктам брать верх над рассудком.
Русая головка, с которой обильно капало, в том числе на меня, настороженно приподнялась:
– Почему ты вспомнил тот разговор сейчас?
– Я… – Правильных слов не находилось, все были гадкие и кривые. – Я… слабый.
– Ты?! Кто бы говорил!
Марианна встрепенулась, но ее организм вспомнил, в каком виде находится, и вновь укрылся в ногорукий кокон.
Свет внес в разговор корректировку – отчетливую и неприятную. Пусть у нас были ситуации интимнее, но сейчас мы впервые не витали в ночных грезах, где все можно списать на случайность и спрятаться за отговорку, что ничего не видно. Яркость идущего в атаку утра убивала чувственную половинчатость. Манившая недоговоренностями размытость обрела голос. Реальные обнаженные люди разного пола держали друг друга в объятьях, глаза это видели, кожа чувствовала, организмы сигнализировали. Марианна упорно продолжала:
– Ты самый сильный из всех, кого я знала. Ты же говоришь про силу духа?
– Угу. И я слаб. – Расслабив поддерживающие ладони, я чуточку отстранился и сразу как-то отдалился. – Не надо испытывать меня на прочность.
– Прости.
Выскользнув из моих объятий, Марианна присела рядом и обхватила руками колени.
– Пойдем обратно? – Я качнул головой в сторону лагеря.
– Не хочется. Давай еще раз окунемся. Только сначала соберемся с силами.
Моему организму не мешало бы погрузиться в ледяную воду. Выходит, не только моему?
От таких мыслей хотелось провалиться сквозь землю. Или сигануть в воду с места без разбега. Я сел боком, тоже обхватив согнутые ноги.
– А с Томой ты… – Марианна умолкла на полуфразе.
Понять было несложно. Объяснить вроде бы тоже, если не касаться подробностей и нюансов.
– Я с ней… Точнее, я просто нахожусь при ней. Нахожусь рядом, чтобы оставаться в башне Западной границы, пока не узнаю всей правды.
– Но когда худшее… прости, если худшее подтвердится, ты уже будешь невестором. Официальным.
– Мне все равно.
– Думаешь только о себе?
– Если понадобится, Тома отпустит меня в любой момент. Нас ничего не будет связывать, кроме дружеской взаимопомощи.
– Дружеской взаимопомощи? – задумчиво повторила Марианна.
Она развернулась ко мне всем фронтом, ее лицо оказалось прямо перед моим. Взгляд поймал взгляд в капкан и больше не выпустил. Теребя пальцы и чувствуя, что решимость тает, как накопления в кризис, царевна выдавила:
– А как насчет дружеской взаимопомощи… со мной? Такая ситуация, как сейчас, – Марианна нервно покрутила головой, не отрывая взгляда от моих глаз, после чего ей пришлось отбросить упавшую на глаза мокрую челку, – не повторится. Ты будешь чужим невестором. Я буду далеко. Сейчас или никогда.
– Прости, я вынужден сказать «никогда». Хотя очень не хочу. Точнее, очень хочу. До рези в животе. Но… нет. Может быть это будет не «никогда», а «потом». Не хочу обнадеживать, ведь я мечтаю как раз об обратном.
Вспыхнув, наши взгляды перегорели и расцепились уныло и мертво. Царевна снова села на песок:
– Ты так сильно любишь?
– Нельзя любить несильно. Можно любить или не любить.
Задумчивая ночная напарница царственно поднялась во весь рост:
– Еще раз окунемся и пойдем назад.
Она спокойно двинулась к воде. Слишком спокойно. Вызывающе спокойно. Не обращая внимания на холод, Марианна прошлепала по резко поднимавшемуся уровню, погружаясь все больше. С абсолютным равнодушием она вошла еще глубже, борясь с течением, и приподняла ноги, оторвав их от дна.
Глава 4
Течение подхватило ее. Испуганное лицо мелькнуло, прежде чем исчезнуть:
– Чапа!
Я с места прыгнул в реку. Всплеск. Пламя режущего озноба. Безумие и бездумье. Руки мощно загребали, ноги, словно в отместку, колотили жалящую холодом пенившуюся воду. Барахтавшаяся Марианна не умела держаться на воде – выныривала, пыталась вдохнуть, но воздух попадал внутрь пополам с водой. Еще один захлебывавшийся вопль прорвался наружу:
– Чапфрлрл!..
– Я рядом!
Ухватив под грудь, я потащил барахтавшееся тело из глубины на поверхность. Нас несло, берег удалялся.
– Лежи, не дергайся! Задери лицо вверх, чтобы дышать!
– Ча… – Марианна снова ушла под воду.
Активно работая ногами, я снова вытащил ее и перевернул на спину:
– Раскинь руки, дыши. Греби ногами.
– Как?
– Болтай вверх-вниз, отталкивайся. Держись сверху. Помогай руками. Вот так.
Надо плыть к берегу, только… к какому теперь? Наш уже далеко. Бороться с таким мощным течением бессмысленно, и вместо противодействия я стал помогать ему относить нас к стремительному центру реки. Уйдем с него позже. Где-то же оно уходит в сторону?
– С ума сошел?! – достойно оценила мой план взбеленившаяся царевна, придерживаемая мной под шею.
– Ты первая начала.
Грести стало легче. Марианна приняла все как есть и делала единственное, что могла – старалась не захлебнуться. Из воды торчало жалкое лицо, хватавшее ртом воздух, будто пойманная рыба, иногда открывались залитые водой припухшие глаза и тут же в ужасе закрывались.
Мой план провалился. Течение не унялось, оно сбивало нас в сторону все дальше, теперь к противоположной стороне.
– Осторожно! – взвопил девичий голос. – Что это?!
Я резко оглянулся. Бревно. Прямо на нас.
– Это удача!
С моей помощью царевна причалила к дрейфующему притопленному бревну. Двоих не выдержит, но одну…
– Залазь! – Я помог ей руками, вталкивая передней частью.
– А ты?
– Рядом.
Мы поплыли. Я иногда направлял бревно в нужную сторону. Не нам нужную, а для выживания. Долго в таком холоде не продержаться. В голове всплыл где-то услышанный факт: при температуре воды в десять градусов смерть наступает через час, что в свое время блестяще доказали пассажиры одного айсберголюбивого парохода. Если вода холоднее, счет пойдет уже на минуты.
– Куда?! – хрипло заорал я, вновь заталкивая соскользнувшую царевну на бревно.