– В воде теплее.
– Так кажется, но это смертельная неправда.
Я работал всеми конечностями, еще и подталкивал бревно с царевной. Она в меру возможностей помогала, училась на ходу, но деревенеющие пальцы не гнулись и отказывались слушаться.
– Пальцы рук-ног болят?
– Да.
Синевшее на глазах тельце зябко подрагивало. Целиком. От еще не потерявшего воли к жизни затылка до пытавшихся двигаться пяток.
– Плохо. Началось переохлаждение. Гребем быстрее.
– Ой! – Марианну выгнуло дугой, а ее руки, отпустив бревно, схватились за вытянувшуюся в струну икру. – Больно!
Еще не хватало на мою голову. Точнее, на ее ногу. Но все равно – на мою голову.
Вновь пришлось вылавливать царевну под водой и втаскивать на спасительный подарок небес.
– Свело? Тяни носок на себя. Теперь отпусти и снова тяни, сколько сможешь. Это называется судорога.
Я взялся массировать. Иногда захлебывался во взбиваемой собственными действиями пене. На контрольный щипок царевна даже не отреагировала. Тогда мои ногти вонзились с яростью, словно желали выдрать клок мяса. Одновременно Марианна вытянула носок. Ее лицо просветлело.
– Отп-пустило.
Теперь ее бил озноб.
Еще несколько минут битвы за жизнь, и, почти выбившиеся из сил, мы подгребли к инобережному мелководью на широкой излучине. Ступня нащупала дно.
– Бросай! – Я попробовал выпихнуть бревно из-под вцепившейся царевны. – Вставай, говорю. Ногами!
Пришлось отдирать девичьи руки от выполнившего свою роль предмета. Потом мы долго плелись по илистому дну, который то проваливался невидимыми ямами, то резко поднимался. Ноги Марианны почти не двигались самостоятельно, только на буксире. Когда наша задубевшая парочка в изнеможении вывалилась на каменистый берег, поросший лесом до самой воды, я не выдержал:
– Зачем ты это сделала?!
Синяя спутница выжала из себя, как прачка из перекрученной тряпки:
– Не знаю. – Она упала на подогнувшихся ногах прямо на камни. – Мне хотелось… Мне ничего не хотелось. И я решила…
А мне хотелось ругнуться, обозвать дурой и от всей души влепить пощечину. Последнее не мешало бы, чтобы Марианна быстрее пришла в себя, но… еще чего. Царевна в первую очередь она, я – он, а он никогда не ударит ее. Аксиома.
Постскриптум: из любого правила существуют исключения. Исключение из приведенного правила – если она смертельный враг или битье необходимо для выживания. К примеру, если на кону жизнь, то в любом случае идет война – с врагом, с собой или с обстоятельствами, а на войне все средства хороши. Я могу ошибаться, но выжившие подтвердят, а мертвые не опровергнут.
Я потянул за руку похожее на куль тело:
– Пойдем.
– Куда? – У Марианны не было сил даже поднять лицо.
– Спасаться.
– Нам надо на д-д-другую сторону реки.
– Сейчас нам надо: «а» – не заболеть, «б» – не попасть к врагам, «в» – выжить, чтобы вернуться. Сейчас нам на тот берег не перебраться, если не произойдет чуда. А чудес не бывает.
– Разве? К-как же чудесное появление б-бревна?
– Оно могло нас убить. – Рукой я даже показал как. – Бревно – не чудо, а обстоятельство, которым мы удачно воспользовались.
Царевна выдавила:
– Объяснение чуда как об-бстоятельства, которым кто-то удачно воспользовался, вполне подойдет к любому ч-чуду.
Надо же, соображает, хотя уже ничего не соображает.
Ее босые ножки попробовали топать за мной, но подкосились. Успев подхватить, я взвалил живой мешок на спину и потащил от тянущихся с воды щупалец холода. И как можно дальше и быстрее с открытой местности – с некоторых пор мне перестали нравиться сюрпризы.
Сырой булыжник сменился сухим лесистым пригорком. Под первыми же спасительными ветвями я опустил царевну спиной на траву. Ее сил едва хватило прикрыться, одна негнущаяся рука скользнула вниз, вторая упала поперек синюшной груди с морозно-торчавшими темными пулями.
Без разговоров разметав руки Марианны, я бесцеремонно водрузился поверх сдвинутых бедер:
– Теперь терпи.
Я стал тереть с таким усердием, что мог добыть огонь.
Кстати, огонь нам нужен. От слова очень. Праща, с которой я почти сроднился, вечной повязкой облегала щиколотку. Не так давно под ней путешествовал со мной малюсенький кремень. Ну и дурень же я был, когда на привале отдал его Варваре и не забрал. Сейчас тот камешек мог спасти нам здоровье, если не больше.
Как еще обогреться в диких условиях? Идти в леса, искать людей, просить огня? Неизвестно, какие здесь люди. Вдруг, как и на другом берегу, мужчин – под нож? Или: девушек – в постель, и всех – в рабство. Или (не хотелось даже думать об этом) – вариации сказанного. Или вообще: всех в котел, невзирая на личности, а токмо на упитанность. Пожиратели, как-никак. Слова Селиверста о тех, кто здесь живет, расплывчаты, он тут бывал только проездом. Нет, люди сейчас страшнее переохлаждения. Будем думать дальше.
Говорят, хорошо бы растереться спиртом, да еще принять внутрь. Насчет первого не возражаю, второе спорно, поскольку научно не доказано, а выдвинуто пьющими учеными. Способ, возможно, хорош, но обстоятельства выступали против: до ближайшего круглосуточного магазина – как плевком до Юпитера. Оставался единственный путь, самый древний. Мне требовались: сухая дощечка, круглая палка, крепкая на изгиб ветка и веревка. Веревка есть – моя праща. Если выдержит. Можно, конечно, крутить палкой о дощечку ладонями, но ладони сгорят раньше. Лучше бы натянуть веревку на ветку, соорудив подобие лука, в середине тетивы провернуть палку и двигать как пилой или будто играя на скрипке. В привычном мне климате результат в виде дымка появлялся, как мне говорили, часа через два.
Два часа. Невозможно долго, даже с учетом скидки на местную теплынь. Это заставило руки двигаться энергичнее. Я тер то тело, то руки, то чуть ли не покрытые инеем щеки царевны. Она напоминала курочку из холодильника, с такими же пупырышками… нет, в данном случае – пупырами. И по количеству пупыров на квадратный сантиметр дала бы фору любой курице.
Первый результат моей работы проявился в том, что отсутствующий взгляд периодически отворявшихся глаз прояснился:
– Я в раю?
– А как же. Видишь: все голые и помогают друг другу.
Бедра под моим седалищем, с боков сжатые еще и коленями, взаимно согревались, а сзади ноги оставались ледяными. Я совсем не по-джентльменски развернулся к лицу царевны задом, усевшись на ее живот, и теперь массировал бедра, голени, икры, ступни. Старания не пропадали даром: кожа под ладонями постепенно теряла сине-белую мертвенность. Дрожь во всем теле сменялась усталой сонливостью.
– А знаешь, – удивленно сообщила Марианна, – мне совсем не стыдно. Ну… чуть-чуть.
– Подожди, пока на смену холоду не придет жар, тогда рискни снова сказать то же самое. – Я в тот миг растирал самую широкую часть ее бедер, вплоть до. Мои руки уже были горячими. И чего ей не молчится?
– Помнишь, как мы мыли друг друга? – вновь донеслось сзади.
– У меня память как у компьютера. Все помню. Главное – правильно изложить запрос.
Поняв, что сморозил, я до крови закусил губу, но, кажется, пронесло.
– У нас тоже есть слуга с абсолютной памятью. Фролом зовут.
Непонятное слово Марианна поняла как имя или должность. Пока я старательно занимался ее ногами, она дотянулась оттаявшими руками до моих спины и поясницы.
– Я ему часто завидовала, – последовало продолжение, в то время как руки Марианны работали над моей шкурой – ледяные по ледяному, – а теперь понимаю: он – несчастный человек. Помнить все – больно.
Она помолчала. Но недолго.
– Когда вспоминаю ту ночь на озере… Это самое яркое впечатление моей жизни.
– Не зацикливайся. Будут еще.
– Будут? – проснулась в царевне надежда.
– Когда-нибудь. С кем-то. Жизнь только начинается.
– Неправда. Будущего нет, как нет и прошлого. Есть только настоящее.
Тоже мне, философ, звезда соцсетевых статусов. Умно говорить и попугай может.
– Если бы в прошлом мы не заботились о будущем, приличного настоящего не было бы, – отбрил я.
Царевна задумалась.
– Ну-ка. – Привстав, я перевернул ее лицом в землю.
Возражений не последовало, даже когда пришлось придавить своим весом, расположившись на пояснице лицом к ногам. Мои замерзшие ступни спрятались в чуть потеплевших девичьих подмышках, голени прижали бока.
Возникла мысль о еще одном деликатном способе сугрева. Сомнения схлестнулись с желанием помочь. Победил здравый смысл. На кону жизнь, сейчас не до учтивости и прочих куртуазных экивоков.
– Давай сюда клешни, пока не отвалились. – Я вывернул руки Марианны назад, словно хотел связать за спиной, а мой приподнявшийся пах накрыл и прижал сложенные ладошки.
Самое теплое место, как известно. Именно там профессионалы советуют отогревать подмороженные кисти. Возможно, мой поступок не был эталоном правил приличия, зато он работал, что намного важнее.
Я снова взялся за бледневшие перед глазами ноги царевны, тихо вздохнувшей у меня в тылу:
– Мама говорит, что качество нашей жизни определяется качеством мыслей, а выражение мыслей – через поступки. У тебя все поступки высокого качества.
Если прозвучал комплимент, то надо ответить такой же ложью. А если констатация факта…
Гм. Тогда нужно как-то оправдаться.
– Просто меня бесит, когда кто-то считает, что я чего-то не могу.
– Отменный стимул. – Голос сзади потеплел, как и ладошки у меня в самом причинном месте, которые блаженствовали, но, к счастью, не шалили.
Добрый доктор Айболит. Сам себе удивляюсь. Такое творю, что даже подумать страшно. А что делать? Делай что должен, и будь что будет, тем и живу.
Голосок за спиной погрустнел:
– Как думаешь, нас уже ищут?
– Если да, то это плохо. Наши вещи на берегу Большой воды приведут к единственному умозаключению.
– Что мы утонули?
– А ты как посчитала бы?
Долго скромничая, я, наконец, решился. Разгоряченные пятерни взялись растирать самое нежное и мягкое. Пришлось жестко мять и почти рвать ледяные выпуклости, пока кровь внутри них не вспомнила, как циркулировать.