Марианна помолчала с минуту.
– Это меня так заумно обозвали невеждой? Обидно… но соглашусь. Я четко и многогранно вижу только собственные желания, а теперь, после твоих слов, вынуждена согласиться, что эти четкость и многогранность существуют только в моей голове. В любом случае, все остальное мне видится как отражение в зеркале: плоско, зыбко и односторонне.
– Если бы я не боялся возможной реакции…
– Молчу и не шевелюсь! Ну-ну?
– Я сказал бы, что обожаю тебя за такие слова.
Вскинувшийся на меня взгляд вспыхнул удовольствием:
– А ты не бойся, скажи!
Бедром я ощущал встречные трепет и влажное тепло. Глубокий вдох разогнал лишние мысли. Ненадолго. Потому что…
Потому что.
Не дождавшись ответа, царевна завозилась, как в норке, и окутала собой мой оплавленный ощущениями бок еще плотнее.
– Можно нескромный вопрос?
Куда уж нескромнее в нашей ситуации.
– Ну?
– Не подумай ничего такого, я строго по теме. Почему одно мужское ядрышко ниже другого? Я видела. И знаю, что так у всех.
Возможно, наука предложит свой вариант, а я выдал самый логичный:
– Чтобы не раздавить их друг о друга, когда ноги сдвигаешь.
– А поближе посмотреть можно?
Далось им это «посмотреть». Как дети малые. Но у детей интерес пассивный, а у этих, повзрослевших, – активный. Самое обидное, что интерес-то – взаимный, но игры в доктора в моем возрасте опасны.
– Ты уже смотрела. На озере. Во всех деталях.
– Удивлю, но не смотрела. Ты был грязный, я помыла, и все. Там было темно и жутко холодно, что-то рассмотреть даже при большом желании не получилось бы.
И ведь стеснения – ни в одном глазу.
Я уперся:
– Еще ты видела на ходу, на привалах и у воды. У меня, в отличие от некоторых, все на виду.
– Послушай, давай говорить начистоту. – Марианна вытащила из-под меня руку и несколько раз пожамкала затекшими пальцами. – Во-первых, ты тоже смотрел. Косился, не отрицай.
Я не отрицал. Я вообще молчал.
– Во-вторых, смотреть и видеть – вещи разные. Ты на меня смотрел часто, но разве видел? Не отворачивайся, от увода взгляда я никуда не денусь со своими вопросами. И не только с вопросами. И не отодвигайся, когда с тобой разговаривают. И по твоей ладони, как ни старайся, вижу, что интерес у нас взаимный. Давай откинем эмоции и порассуждаем логически. У одной стороны есть неудовлетворенное любопытство, и у второй стороны есть такой же запрос. Что говорит опыт человеческого общежития? Он говорит, что сторонам нужно найти взаимное решение проблемы. Давай так: ты обеспечиваешь доскональным знанием предмета меня, а я отвечаю тем же. Идет?
Почему нет?
Но вслух я сказал совершенно другое:
– Спрошу главное. Зачем?
Подействовало. Мы оба понимали, чем грозило «продолжение банкета». В шикарной речи, вываленной на меня в ораторском кураже, Марианна изящно замылила этот момент.
И тут на меня свалился нежданчик:
– А девочки смотрели.
Я машинально брякнул:
– Они не спра…
Ох, зря. Фраза еще не закончилась, а ладное тельце соседки уже взвилось, собираясь взгромоздиться сверху.
– …шивали.
Гнездо затрещало и качнулось. Мы оба на миг застыли. Завязалась осторожная борьба. Марианна старалась взобраться на меня, а я, возмущаясь подлостью собственного подсознания, пытался этого не допустить. Бороться было весело и страшно: ветвяная конструкция не прощала раскачиваний и резких движений.
Наконец, я поймал руки противницы, скрутил и водворил на место вместе с хозяйкой. Царевна брыкалась и лягалась. Яростно защищаясь, она царапалась, как дикая кошка, один раз даже укусила, но, получив ответ той же монетой, сделала соответствующие выводы. Зубы больше не использовались, но коленки пинали, а локти били куда придется. Все это – с минимальной амплитудой, чтобы не потревожить наш воздушный замок. Дерево недовольно ворчало. Дождь не прекращался, хотя и несколько ослаб. Я нагло пользовался преимуществом в физической силе и, нефатально помяв, сумел прижать царевну к боку и обездвижить. Она извивалась, пыхтела, но не сдавалась. Корявыми рывками ее конечности отвоевывали сантиметры свободы, чтобы снова броситься в атаку. Ноги оплели меня как змеи и держались не хуже абордажных крючьев.
Жаркая возня давно вышла за рамки первоначального замысла. Теперь мы просто боролись, позабыв о причине – тискали друг дружку, отстаивая право на собственное мнение, по ходу действия забыв, на какое.
Оглушительный треск заставил опомниться.
– Ой! – Марианна прижалась ко мне, хватаясь как за соломинку, в глазах – ужас. – Падаем?!
– Пока только в моральном плане.
– Хам.
Гнездо удержалось, обломилась только одна из нескольких поддерживающих ветвей. Дерево вынесло последнее предупреждение, и мы вняли. Царевна расслабилась, восстанавливая дыхание, ее отлипшая от меня грудь совершила мощный и протяжный вдох-выдох. Сердца колотились, что стало особенно заметно, когда их разъединили. Я вернул соседку к нашим проблемам:
– Не пойму, чего ты хочешь: чтобы я продолжил урок или чтобы обиделся?
– Мужчины не должны обижаться.
– Мне можно, я еще подросток.
– Если ты не мужчина, это исключительно твои проблемы. – Тонкие пальчики задумчиво побарабанили по моей груди – Впрочем, мои тоже. Забираю свои слова обратно. Продолжай, слушаю.
Я указал в прикрытое ладонью междуножье:
– Запоминай: удачный удар в эту область мгновенно лишает мужчину возможности сопротивляться.
– В качестве примера болевой точки для рукопашной – понятно. А возможность иметь детей после удара сохранится?
Никогда я не задумывался о таком способе контрацепции. Хорошо, что на уроке никто не удосужился спросить Варвару, ей хватило бы мозгов устроить эксперимент.
– Думаю, если ударить о-очень сильно… Нет, давай сменим тему, для мужчин она слишком больная. Во всех смыслах.
– Хорошо, – мгновенно согласилась примерная ученица.
Теперь она внимательно слушала. Щека и ухо лежали на моей груди, губы при выдохе нервировали сосок. Разметавшиеся волосы старались попасть в нос, отчего приходилось по нескольку раз в минуту выпрастывать правую руку, чтобы почесаться. Моя левая рука продолжала охватывать слушательницу во избежание новых нежданчиков. Ну, и просто охватывала, без причин. Как утверждал Карнеги, у каждого поступка есть два мотива: благородный и настоящий. Мой настоящий мотив царевне, думаю, был понятен. Она не возражала. Что еще надо? Моя рука лежала на ее талии, ее руки – на моем животе и снизу вдоль тела. Обоих все устраивало. Пока.
Я продолжил дикторским голосом:
– У женщин бывают красные дни, а бывают и белые. Это дни ребенка.
– А остальные? – Русая головка царевны чуть приподнялась, макушкой задев мой подбородок. – Они как-нибудь называются?
Не хотелось упоминать, но теперь мне уже не выкрутиться. Пусть уж, для общего развития.
– Зеленые. Примерно по пять до и после красных.
– Это когда опасный способ становится безопасным?
Она любопытствует, намекает или издевается? Даже думать не хочу.
– В известных пределах. Для большей безопасности нужны специальные пилюли или мужские накидки. Это такие посредники между мужчиной и женщиной в момент… единения.
– Хорошо сказал: «единение». «Любовь» – слишком выхолощено, да и просто мерзко, когда относится к движениям одного человека внутри другого. «Ловиласка» напоминает целое предложение, требующее искать и не сдаваться. А если я уже нашла и сдаюсь? – Марианна замялась. – Прости. Не будем о грустном. Можно еще вопрос?
– Если строго по теме.
– А прерванная ловиласка? М-мм… единение?
– Самый небезопасный из способов, которые считаются безопасными. Вспомни хотя бы начало моей лекции про тысячи из миллионов.
– Понятно. Слушаю дальше.
Я куснул зубами губу, но умных мыслей это не прибавило.
– Собственно, все, – признался я.
– Не может быть. Обычно урок кончается демонстрацией способов… единения по всем видам.
– А ты откуда знаешь?
Ушки царевны запылали.
– Слышала.
– Другие ученицы делились кое-какими впечатлениями?
– Кое-какими. Именно. – На меня воззрилось заострившееся лицо – резкое и чуточку злое.
– По отношению к тебе, как ни старайся, виноватым себя не почувствую. – Я спокойно выдержал взгляд, постепенно потерявший жесткость и перенаправившийся внутрь. – Если тебе необходима практика, дождись такого же урока в школе, здесь я тебе не помощник. Здесь я – защитник. Из четырех составляющих ловиласки я посчитал нужным проинформировать о первых трех. Все, что я сказал, может пригодиться.
– Интересно, как мне здесь пригодится информация о зеленых днях?
Напомнить ей, что тему поднял не я? Не буду, пока не потянулись смежные и еще более изощренные вопросы и предложения.
– Мы на чужой территории, – сказал я строго. – Кругом враги. С красивой девушкой может случиться многое.
– За красивую спасибо, но комплиментом не отделаешься. Хочу знать все про фрицев, про поверхностные и погружные, про вкусный, тесный и опасный, и откуда берется удовольствие. Варвара мне рассказывала. Могу даже цитировать. «Удовольствие, как элемент счастливого образа жизни, появляется только при движении, это верно как в общем, так и в частном. Кто не двигается, не работает над собой, не пересиливает себя, тот никогда не обретет счастья»…
Долго же она пытала Варвару. Или Варвара ни одну из дозорных не оставила без напутствия на входе во взрослую жизнь.
Марианна тряхнула головой, послав вокруг себя веера веселых брызг. Вокруг – да, но и на нас обрушились россыпи распавшихся на алмазные капельки сверкнувших бриллиантов.
– Прости, не подумала! – Она стала быстро смахивать с меня воду ладошкой там, где облила.
Не подумала? Ну-ну. Я тоже как-нибудь не подумаю, но сделаю это гораздо умнее.
Стараясь, дрянная девчонка делала только хуже. Ее шкодливая ладонь как бы получила законное право на прежде незаконные действия и забиралась туда, куда в другое время не разрешили бы, а тело царевны, приподнявшись, выставило мне чуть ли не в глаза темные ореолы в коронах чувственных пупырышек.