– Грр! – Еще не связанный Вдовец рванулся из рук и прыгнул на врага.
Два топора одновременно обрушились на его голову и спину. Хруст. Всхлип. Кровавое месиво опало наземь. Тому передернуло.
– Пшли! – гаркнул один из туземцев на раненых.
Повторять не пришлось. Те поковыляли, похромали, поползли в сторону от здоровых.
Туземцы натянули луки.
– Спорим, с первой?
– С тобой спорить себе дороже.
Невезун растерянно огляделся и заголосил – смертельно-тоскливо и беспомощно:
– У-у-у!..
Стрелы понеслись к целям. Некоторым «беглецам» из раненых понадобилась вторая. Невезуна не стало сразу. Для уверенности один мелкий туземец пробежался между тел, нанося каждому контрольный удар топором.
– Куда их теперь?
– Собери в кучу, сожжем после.
Всеобщее внимание вернулось к нам. Многоногими упряжками-гусеницами стаю выставили в длинную колонну.
– Пшли, бесовы отродья!
Взвились и обрушились на спины замыкающих веревочные кнуты. Мы двинулись вперед.
Покрикивая, иногда стегая, туземцы направляли гусеницы-многоножки в нужную сторону. Местность постепенно менялась. Мы шли туда, где живут люди. Хоженые тропинки расширялись, превращаясь в подобие дорог. С обеих сторон простирались возделываемые поля. Выращивалась здесь не пшеница, не рожь или что-то подобное, а часто изображаемая на майках и бейсболках зелень с расходящимся веером острых листьев. Стало понятно, из чего у туземцев одежда, веревки и сети для рыбы (и для таких как мы). Чрезвычайно полезное растение. Я читал, что в царские времена коноплей половина России была засеяна. Жаль, что сорт, годный для курения, испортил репутацию всей полезнейшей культуре.
Дальше аккуратными рядками тянулись грядки с редькой. Стояли ульи, грубо сработанные, но большего и не требовалось – все же уже не бортничество, когда человек лазит за медом по дуплам деревьев, а настоящее пчеловодство. Прогресс. При каменном-то веке во внешности и оружии. Чем еще удивит новый мир? Мир номер три, первым считая мою Землю, а вторым – страну башен за горным перевалом. А если учесть совершенно иную цивилизацию человолков, существующую как система в системе, то даже номер четыре. С ума сойти. Можно коллекционировать. Господа и дамы, подходите, миры и приключения оптом и в розницу, инвалидам и пенсионерам – скидки, прямиком в пропасть, потому как традиция, а чужие традиции нужно уважать.
Кстати. Марки собирает филателист, старинные монеты – нумизмат, материальные ценности – олигарх. Как назвать коллекционера миров?
Бог?
Гм.
Ну и самомнение. Кстати, если быть честным, не я коллекционирую миры, а, скорее, они меня, играя моей судьбой, как заблагорассудится. Если я что и коллекционирую, то приключения. Потому пристыженно вернусь с небес на землю: в моем мире коллекционер приключений называется задница.
Хватит о постороннем, не до того.
Долина оказалось узкой, вытянутой, загибавшейся влево, поэтому с горы мы не видели жилищ туземцев. Жилища оказались не деревянными. И не каменными. Точнее, каменными, но не так, как это представляется. Народ горной долины жил в горе. То ли в естественных пещерах, доработанных каменотесами, то ли помещения выдолбили с нуля. Когда нас прогоняли мимо, я видел переходы, залы и комнаты с широкими проемами-окнами. Созданное руками человека поражало масштабностью. Везде было светло. Мебели внутри я не заметил, вместо нее использовались каменные выступы и углубления.
Нигде никого. Мертво. Каменный город казался необитаемым. Похоже, все ушли на работу. Тогда где же дети?! О стариках, памятуя о стае, могу предположить, но лучше промолчу.
А если пещерный город построили не нынешние местные? Если настоящих местных съели, и теперь сами считаются аборигенами, как маори в Новой Зеландии, где во имя общественного спокойствия закрыли неудобные археологические свидетельства? Может, черно-белые дикари и есть те самые пожиратели, о которых все знают, но никто из спрашиваемых мной не видел?
В полях работали такие же раскрашенные чучела как те, что вели нас. Все разные, как музыканты давнишней группы «Кисс». Похоже, это не боевая раскраска, а будничный мейк-ап. Каждый выделяется как может, в меру способностей. Местная мода. Не похож на мертвеца – не человек.
Завидев нас, туземцы прерывали работу и смотрели. Нанизанные на шесты под грудью и животом, мы покорно семенили по утоптанному земляному полотну. Трава не пробивалась, значит пользуются дорогой не часто, а очень часто.
– Стоп, – скомандовал старший, подведя «гусеницы» к одному из каменных входов. – Спускайте.
Первая мысль – о цепных собаках. Плечи судорожно дернулись.
Спустили нас. Отвязывая, по одному заводили под скалистый обработанный свод, где оказалось две ямы в нескольких метрах друг от друга. Поскольку в своей «гусенице» я стоял первым, меня сняли с жерди, убрали путы с ног и рук, оставив только ошейник, и грубо затолкали в левую яму. В темную бездну свисала веревочная лестница. Я успел зацепиться и нащупать опору болтавшимися ногами. Сверху поддали по голове, чтобы поторапливался.
Настоящий зиндан. В замкнутом пространстве сидели ранее спущенные «наши». Высота свода – огромная, роста в три-четыре, не меньше. Тюрьма по-горски.
Через пару минут ловко спустился Смотрик. А Тома? Она же была следующей?
Меня окружали только самцы. Значит, для самок – соседнее помещение, если можно столь цивилизованно назвать непроветриваемый каменный мешок.
Я разместился под боком у Смотрика и Второклашки. Детей, не способных самостоятельно лазать по лестнице, определили к самкам. Отверстие сверху не закрывалось, но до него не добраться. Периодически там маячила голова часового.
Тревожный шум долго не стихал. Стая не могла смириться с произошедшим: рычала, скулила, плакала. А я смирился. Как говорится, дай нам Бог сил изменить то, что можно изменить, смирения вынести то, чего изменить нельзя, и мудрости отличить одно от другого.
Часть третьяРовз
Глава 1
Утро огласилось воплями:
– Вылазьте, адские твари!
Упала размотавшаяся лестница. Расталкивая друг друга, самцы полезли вверх, как матросы на мачту. Иерархия строго соблюдалась. Мы со Смотриком выбрались из мрака и смрада одними из последних.
Туземцы выводили человолков из гулкого пустого помещения и, привычно нанизывая на жерди, вязали в гусеницы. Один туземец выделялся из массы лицом и одеждой. Раскраска – не как у всех, совершенно без фантазии: левая половина лица – белая, правая – черная. Бедра опоясывало цельное полотнище, не взлетавшее от малейшего движения или ветерка. На поясе вместо каменного топора висели кнут и грубый обсидиановый нож. Типичное для здешних мест ожерелье из зубов выделялось их размером и венчалось отдельно висящим блестящим медальоном. Я не поверил глазам. Больше всего кулончик напоминал монету. Корявую, затертую, темную, но – монету!
– Который? – осведомился кулоновладелец.
– С обмотанной ногой. Повязку снять?
– Не надо, так не спутаем. Сообщу вечному. Ведите.
– Я человек! Среди стаи есть люди! – крикнул я.
Удар кнута вспучил кожу. Ощущение, что она загорелась.
– Еще слово – и поговоришь в аду! – бросил один из охранников.
Другие захохотали:
– Карп, это ж его дом родной!
– Вот домой и отправится. Не жалко.
– Может, в рай его?!
– Ага, пусть помучается, ха-ха!
– Нет, таким место в аду. – Кнут Карпа вознесся и взгрел мою спину еще раз. – Но так отправится, чтоб потом было, что вспомнить. Позабочусь.
Меня корежило, трясло от боли, но успокаивало, что о нашем с Томой существовании доложат некоему Вечному. Уже хорошо. Чем дальше уйдет информация, тем больше шансов на спасение. В верхах умных голов обычно больше, иначе не дошли бы до верха, а дойдя, не выжили. Тем более, не дожили бы до имени «Вечный». А это именно имя, если прилагательное не завершили существительным. В крайнем случае – титул или должность. Скоро узнаю.
На этот раз в гусенице меня определили замыкающим. Лицо пришлось максимально вывернуть вбок, потому что плечо и ухо иногда врезались во впередиидущий волосатый зад.
Если двигались медленно (а иначе почти невозможно), кнут Карпа находил мою спину или охаживал мягкое место. Иногда витой тросик задевал болтавшееся мужское хозяйство. Я с трудом сдерживал вскрик, зубы стискивались, а глаза наполнялись слезами. Строптивость не нравилась надсмотрщику. На ягодицы, поданные как блюдо на подносе, прилетал новый удар.
– Стоп! – принеслась команда вместе с очередным ударом. – Пейте, зверюги.
Водопоем послужила придорожная лужа. Перед нами оттуда лакали другие. Взбаламученная вода отвратительна, но – вода. Сейчас – почти синоним счастья.
А до кормежки мы, видимо, еще не доросли.
Смотрик попал в другую гусеницу, которая ушла вперед. Сегодняшний принцип комплектации гусениц я определил так: вперед поместили самых мощных, далее – по убыванию мышечной массы. Детей тоже вывели, но с нами не послали. И самок с нами не отправили. Судьба Томы беспокоила, когда удавалось отвлечься на что-то постороннее. В основном не удавалось, мне хватало своего адреналина, не располагавшего к мыслям на иные темы.
– Налакались, адово племя? Пшли!
Согнав с дороги, нас вывели в поле. Вокруг с одной стороны раскинулся лес, в который мы так неосмотрительно прибыли из-за гор, с другой стороны виднелись ровные рядки специально высаженных деревьев. Видимо, сады. Горы опоясывали общий вид, как корона плешку короля.
– Стой!
Приказ остановил нас возле нескольких туземцев с непонятным инструментом у ног.
Позади меня началась возня. Косясь в стороны, я наблюдал, что происходит у соседей. К каждой жерди подошедшие местные цепляли что-то вроде плуга или сохи. Для меня это одно и то же. Например, тяпку от молотка отличу. И даже кирку от мотыги. Остальное – темный лес. Но я учусь.
Поставив несколько гусениц в ряд, позади за… пусть будет соха, за каждую соху взялось по одному туземцу. Надсмотрщиков осталось двое, по бокам. Карп и еще один, прозвищем или именем Зуй.