– Пшли!
Кнут снова обжег ягодицы. Четырежды четыре ноги, упершись, едва сдвинули соху с мертвой точки. Шеи напряглись, ошейники впились в мясо, сдирая кожу. Нижняя часть ошейника врезалась в грудь. До того свободно висевшая жердь поднялась к телу, елозя от ключицы до паха при каждом движении.
Дальше пошло чуть легче. В смысле, что очень тяжело, но не так, чтобы совсем. Ноги и руки отпихивали назад недовольную землю с силой, что казалось, это мы сейчас вертим планету. Как она вращалась до того, без нашей помощи, теперь казалось странным.
Внезапные шум и топот отвлекли от вселенских вопросов. Размахивая топорами, через поле пронеслось несколько молодых дикарей. Сплошь юноши, никаких девушек. Даже не юноши, а подростки. Раскраска у них была другой, как у зебр: равномерно белое и черное. Не черные узоры на белом, как у всех виденных мной, не считая монетоносца. Одежду составлял длинный узкий кусок ткани с дыркой посередине для головы – этакое пончо, спереди и сзади свисавшее до колен и перехваченное поясом из обычной веревки. Волосы у каждого заплетены в косу, как у китайцев в фильмах про старину. Парни с гиканьем умчались в сторону леса.
– Наверное, уже определяются, кто правый, кто левый. – В голосе Карпа слышалась ностальгия. – На днях будут новые молчуны.
– Упаси святой фрист! – непонятно буркнул Зуй.
Доносились только голоса. Видеть я не мог, но за разговором следил с интересом, каждое слово несло что-то новое и могло послужить отгадкой хоть чего-то.
– Думаешь, тебя возьмут в охранители? – осведомился у Зуя Карп, когда предыдущая тема исчерпалась.
– Надеюсь.
Святой фрист. Или Фрист, ведь это, скорее всего, имя святого. Молчуны. Охранители. Левый-правый. Новое росло снежным комом.
Около полудня туземцы устали. О нас не говорю, мы были скотом, чье состояние никого не волновало.
Прибежали еще несколько подростков в раскраске зебр и с макушками, странно подцвеченными синим. Уже не мимо, а именно к нам. Сбросив между гусениц заплечные мешки, вторая волна парней тоже унеслась к лесу. Все было сделано безмолвно.
Карп вывалил содержимое первого мешка прямо на землю.
Яблоки. Много. Большие, хрустящие…
Сочное «хрум-хрум» пахарей и конвоиров вызвало бурное слюноотделение. Впрочем, перепало и нам, «тягловой силе» раздали огрызки и гнилье, следя, чтобы досталось всем. Не ради справедливости. Для тяжелой работы нужны сытые здоровые работники.
Ошибся словом. Не работники. Рабы.
Огрызки и гнилые яблоки оказались всем нашим обедом. Потом мы снова пахали несколько часов подряд. До изнеможения.
Зуй, в отличие от Карпа менее лютый без повода, свирепел и избивал до полусмерти, если что-то шло не так. Что-то не так, по его мнению, произошло с соседней гусеницей, где сразу двое передних, скользнув по мягкой земле, завалились на бок, отчего остальные тоже опрокинулись. Кнут Зуя бил по телам без разбора – по ногам, по головам, по мордам. Визг и вой стояли несусветные.
– Остынь, – встал Карп на защиту бесплатной рабсилы. – Хватит.
Пинками они восстановили порядок, пахота продолжилась.
– Еще четыре левых, и все, – произнес кто-то из пахарей.
Раздался смех:
– Потом пять правых, и тоже все.
Гогот подхватили остальные. Интересно, о чем шутка?
– Рассчитываешь на солнечный круг?
– А ты нет?
– Лучше выбраться в начале, шансов больше.
Словно на другом языке говорят.
После сопровожденного кряхтеньем затишья вновь раздалось невыносимо непонятное:
– А мне всегда в лунном везет.
– В лунном можно остаться.
– Да, правых много.
– Тебе какая разница? Хоть раз оставался?
– У Рыкуни спроси, каково это – два цикла в остатке.
Птичий язык какой-то.
Работы прекратились, когда солнце решило сыграть в прятки и полезло за горы. Я машинально отметил, где запад. Кто информирован, тот вооружен. Даже если не пригодится. А если да?
К своей яме мы доковыляли почти в темноте. Нам туда сыпанули еще каких-то объедков. Обильно сыпанули, хватило всем.
Смотрик, уже занявший наше место, подвинулся. Сегодня получилось чуть свободнее, чем вчера. Вон оно что: сейчас нет Второклашки, который прошлой ночью спал с другой стороны от меня. Наверное, тоже попал к самкам.
Несмотря на дичайшую усталость и ломоту всего, что себя ощущает, никак не спалось. Заложив руки за голову, я анализировал прошедший день. Что бросилось в глаза? Отсутствие женщин. Не наших самок, хотя их тоже, а местных. Вообще не видно. Словно здесь духом святым размножаются. Или…
Поплохело. До рези в сердце. Перед глазами встала Тома. Неужели…
Нет, даже не думать об этом. Не может целый народ, пусть небольшой, ждать, когда с гор к ним свалятся ходячие инкубаторы. Бред. Здесь должны быть свои женщины, просто я видел только одну часть долины.
Но заноза в душе осталась.
Еще здесь не было металлов (за исключением монеты-кулона), а также меха и кожи. Кнуты – веревочные, топоры подвешивают на веревочные же пояса. Выходит, здесь вообще не водится живность, даже волки-собаки. И лошадей не видно. Пашут нами, а когда пойманную стаю еще вели, в поле работали сами туземцы.
Дошло ли сообщение о нас до неизвестного Вечного? Если да, почему он ничего не предпринимает? Сколько ждать реакции на наше появление – зверей, назвавшихся людьми?
Еще один момент. Питание. Удивительно, но желудок справился и с грязной водой, и с прогорклыми объедками. Вспомнилось: «Мой руки перед едой, с полу не едят, фрукты немытые…» Три раза ха. Посмотрела бы мама… нет, не надо. Долгих ей лет, а не подобных зрелищ.
Утро принесло такой же помойный завтрак, и начался новый день. Сегодня в гусеницы нас ставили без разбора, я вновь оказался впереди. За мной привычно пристроился Смотрик. За ним еще двое, даже не видно, кто. Теперь и не увижу, пока не распрягут. Или голову придется выворачивать, а это карается кнутом, уже проходили.
– Пшли!
Карп привычно хлестанул, но удар пришелся по чьей-то чужой спине. Жизнь налаживалась.
Когда миновали поля, нас остановили на лесозаготовке, где двое туземцев подрубили толстый ствол, а несколько других, поднатужившись, с воплями опрокинули его за накинутые на верхушку веревки. После обрубки ветвей к стволу подогнали нашу гусеницу. Меня первым отстегнули от жерди, подвели к бревну и подвязали его внизу ошейника вместо жерди. Сзади таким же образом навьючили Смотрика и остальных.
– Адское отродье, на счет раз встаем, на счет два делаем шаг вперед. Раз! – Карп щелкнул кнутом.
Я-то понимал речь. Остальные улавливали суть интуитивно, как собаки на дрессировке. Если ошибались, вспучиваемые спина и задница со временем подсказывали правильный ответ.
– Два!
Я осторожно сдвинул руку и противостоящую ногу. Бревно весило как автомобиль. Ну, по ощущениям. А тащить его нужно вчетвером.
Потащили. Иногда опускали, что вызывало взрыв негодования надсмотрщиков. Но так делали все гусеницы, поэтому хлесткие удары с последующим взвизгиванием распределялись равномерно.
Натоптанная тропа с делянки выходила на ту же грунтовую дорогу вдоль долины. Бревно мы волокли в сторону своей ночлежки. Постепенно выработался ритм, с которым согласились надсмотрщики. Два шага – две секунды отдыха. Подняли, пронесли, опустили. Отдышались. Снова подняли. Дело пошло быстрее, на некоторое время кнуты остались без работы.
– Умеют же, когда захотят, – довольно высказался Карп.
Сегодня приходилось по надсмотрщику на каждую пару гусениц по четыре человолка в каждой. Карп и Зуй, будучи приятелями, держались рядом, поэтому я слышал только их разговоры.
– Знать бы, чем они у себя в аду занимались, – сказал Зуй. – Может, мы их не к тому делу приспособили?
– В каком смысле?
– Они же умеют перемещаться? Навьючить бы их здесь и…
– И поминай, как звали. Подумай, куда они наши бревна упрут?
– Ну, им там погорячее будет с нашими дровишками.
– Нет, раз уж попались, пусть приносят пользу.
– А я о чем? – воскликнул Зуй. – Знать бы их скрытые умения…
– Вечный все знает. Сказал таскать – значит, таскать.
– И то верно.
Этот Вечный явно большой авторитет. Что бы такого натворить, чтоб напроситься на рандеву?
Я мог развязать узел на шее. Мог освободиться. Теоретически. На практике мне не дали бы этого сделать, а освободившегося тюкнули бы топориком или пристрелили. Типа, при попытке к бегству. И ничего никому не докажешь.
Не вариант. Будем думать. Пока есть чем.
Добравшись до входа в пещеру с ямами, где стаю размещали на ночь, процессия остановилась. Надсмотрщики выставили нам плетеные корзины с припахивавшими овощами, сами поели свежих. Потом мы потащили бревна дальше, в места, где еще не бывали. Я внимательно обозревал новую местность. Горы изрыты помещениями, а людей мало. И опять – ни одной представительницы прекрасного пола. Впрочем, если вспомнить внешность местных мужиков, я страшился увидеть местных красавиц. Как должны выглядеть подруги мертвецов? Но главный вопрос: где они? Надеюсь, не в могиле. Долина мертвецов. Занятно звучит. Как название хоррора. Или еще: «В плену у вампиров». Мало ли, что рыбку ловят и яблоки едят. А по ночам, может быть, кровь сосут.
Вспомнилось, как исчез из нашей ямы мальчонка. Куда делся? Для ямы с самками он слишком большой, значит…
Знать бы, что это значит.
Дальше на эту тему веселиться расхотелось.
Кстати, местных детей тоже нигде не видно. Еще факт без аргументов.
Дорога огибала изъеденный пустотами горный выступ. Кажется, нас вели в противоположный конец долины, считая от того, где стая перелезла скалистые отроги. Я горел желанием увидеть все. Даже сил прибавилось.
Позади остались несколько небольших садов с пустыми невысокими деревьями, поскольку не сезон, и один яблочный, с поздним сортом. Высокие корявые яблони желтели наливными плодами.
Пока мы тащили бревно по дороге через половину долины, никто не попался навстречу. Никто не обогнал. Где все люди? Или их так мало?