– Но-но, – пожурил Фрист, когда она, вытеревшись, запахнулась в полотнище. – Вопрос решен, отдай.
Скрипнув зубами, Тома починилась. Поклонившаяся властителю служанка исчезла быстрее звука, колыхнув взметнувшейся бахромой. Занимательный факт: в своей пародии на одежду Миледа казалась более обнаженной, чем нагая Тома, выглядевшая естественно и самодостаточно.
– Хотите спать? – озарило Фриста новой идеей.
– Тоже под вашим чутким отеческим присмотром?
– Само собой. Мое любопытство ученого нужно удовлетворить.
Нашел удовлетворителей.
– Тогда не хотим. – Тома прижалась к моему плечу.
Алый халат равнодушно вздернулся в районе плеч и вместе с хитро улыбавшимся содержимым двинулся на выход. Нам пришлось отправиться следом. Охранители наступали на пятки и подталкивали, чтобы мы не отставали.
Главный зал оказался промежуточной целью, мы пересекли его насквозь и через боковой тоннель, куда утром увели Миледу, минуя множество развилок, попали в небольшое тупиковое помещение. Пара узких отверстий под потолком давали свет, очень тусклый и рассеянный, скорее всего – не прямой, а из соседнего помещения, более светлого, с нормальным окном.
Все пространство комнатки занимала накрытая желтоватым полотном огромная перина, только вместо перьев и пуха, судя по запаху – растительная масса.
– В ваше полное распоряжение. – Фрист развернулся и вышел.
За ним исчезли во мраке тоннеля охранители.
– Чапа, они правда ушли?
– Не верю.
– Это неважно. Кровать! Настоящая! Мягкая!
Тома с разбега запрыгнула на охнувшую под ней перину и, раскинувшись в невыразимом блаженстве, почти утонула в ней. Мое присутствие воспринималось как должное, как нечто постоянное, неотъемлемое и неудалимое, то есть совершенно естественное. Столько совместно пережитого давало ей это право. Но у стен, как известно, бывают не только уши, но и глаза, поэтому сам я аккуратненько прилег с краю, сложив ноги и прикрывшись руками.
– Нет никаких шансов, что нас признают людьми? – Тщетная надежда на Томином лице еще подавала признаки жизни, по чисто женской привычке не желая мириться с фактами.
– Тсс. Любое слово может использоваться против нас. Хотя… все настолько плохо, что куда же хуже?
– Нас отпустят?
– Обещают. Но можно ли верить?
– Когда обещают?
– Стая должна отработать вред, который причинила.
– Это сколько?
– Завтра спрошу. – Глаза сами собой закрылись.
Первая человеческая постель за полгода. Спать как спят нормальные люди – невыразимое счастье, кто не верит – для сравнения попробуйте разные варианты, и, я вас уверяю, в градации счастья постель выйдет на одно из первых мест.
– У нас несколько самок не вернулись, – сообщила Тома.
Я встрепенулся:
– А девочки? Лет восьми-одиннадцати?
– Вроде бы на месте. Я не приглядывалась.
И без того неяркий свет потускнел еще больше.
– Чапа, отверстие.
Несомненно, невидимый Фрист смотрел на нас сверху, перегородив один из источников света. Не сговариваясь, мы с Томой одновременно подняли вверх средние пальцы. Народная мудрость утверждает: если смотреть на окружающие минусы сквозь этот жест, получишь плюс. Не знаю, что там с плюсом, а маленькое мстительное удовлетворение мы получили.
Через минуту появились охранители, между ними вклинился местный полубожок собственной персоной. Недовольство не просто сочилось из него, а вылетало со свистом, словно краска из пульверизатора.
– Вы точно пара? – Оскорбленный в лучших чувствах взгляд забрызгал нас невысказанной обидой.
– А вы точно вечный?
– А почему – вечный? – Томе надоело стесняться, и она села на перине, вопросительно глядя на Фриста.
– Я сменил много обличий, неся через поколения мудрость последнего завета.
– Какого завета? – мгновенно втиснул я.
Может быть, это даст что-то новое и нужное для ума?
Язвительная улыбочка расцвела на старческой физиономии, делая ее моложе и противнее:
– Последнего.
– Я не глухой. – Хорошо, что Фрист не повстречался нам более молодым. Тварью он, видно, был еще той. Собственно, доброта никогда не доводила до власти, нет у нее такой привычки. Добрым правителем можно стать только потом, сидя на троне.
– А я не слепой. Вы не пара.
– Из-за того, что не стали вязаться у вас на глазах?
– Разлученные влюбленные слились бы в объятиях, невзирая ни на какие помехи.
– А гостеприимный хозяин получил бы бессовестное визуальное вознаграждение.
– Пусть так. – Фрист направился в коридор, охранители бесцеремонно подняли нас и вытолкали вслед. – Что здесь плохого?
– Мы не зверушки в клетке.
– Разве?
От бессильной ярости у меня не нашлось, что ответить.
Обратная дорога показалась недолгой, мы вернулись в тронный зал, повелитель долины распорядился:
– Говоруна увести.
Что?!
– А Тома?!
– С ней у меня договора нет.
Чувствуя, как мощные тиски сдавливают предплечья и запястья, как меня берут под руки и быстро выволакивают из зала, в последний момент я извернулся, выкрикнув:
– Значит, и со мной больше нет!
– Теперь не важно. – Фрист пошел к отступавшей в испуге Томе. – Здесь есть, кому развлечь Вечного.
– Если с ней что-то случится – не прощу! Убьете – вернусь из ада и отомщу! Я сказал – вы слышали!
Почувствовалось, как от выплеснутого мной отчаяния дрогнули руки стражников. Дернуться не получилось – держали крепко. Еще и приподняли, чтобы не упирался. Получившие свободу ноги лягнули охранителей в самые нежные места. В голове взорвался салют, с его окончанием все погасло.
Глава 4
Затылок ныл. Мышцы болели. С трудом разлепленным глазам открылась яма с самцами, на меня с состраданием глядел Смотрик.
– Давно я тут? – Вынутая из-под тела затекшая рука попыталась добраться до затылка и, укушенная миллионом невидимых пираний, рухнула обратно.
Нервно кивнув, будто понял, Смотрик отполз на свое место. Окружающая вонь сводила с ума. Один день среди людей – и стая вновь смотрелась звериным сборищем. А ведь те люди хуже этих зверей. Здесь все по-честному. У людей не так.
Темно. Вокруг спали. Я закрыл глаза и провалился в бездонное никуда.
***
Смотрик тряс меня за плечо. Светло. Странно, ощущение было, что во тьме я только-только начал падать куда-то. Из дыры в потолке прилетели объедки. Я продолжал лежать. Смотрик протянул мне покрытое плесенью коричневое яблоко, сгнившее с трех сторон. Меня вывернуло от одного вида «угощения».
Упала лестница. Самцы один за другим полезли на работу. Я лежал. Удивленный Смотрик снова потряс меня за плечо.
– Ррр! – указал он вверх.
Я лежал.
Поднялись все. Сегодня я забыл посчитать, все ли на месте. Какая разница. Я не уберег Тому. Сам заманил ее в ловушку.
– Эгегей, Говорун! – донеслось сверху.
Я лежал. Пусть делают, что хотят. Жизнь мужчины ценна, когда он что-то может, в противном случае либо жить незачем, либо он не мужчина.
Я ждал стрелы. Или камня, если не захотят тратить стрелу – ее же потом доставать. Впрочем, камень тоже придется доставать, отсюда его могут метнуть обратно в стража. Здесь не наша человолчья пещера, сплошь наполненная каменюками всех форм и размеров, здесь все вычищено, а что-то выломать можно только раскрошив и камень, и руки.
– Говорун, Вечный приглашает тебя во дворец!
Опаньки. «Приглашает».
– Пусть засунет свое приглашение…
– Твоя самка в опасности.
Я вскочил:
– Что с ней?
– Вылазь, увидишь.
Это был Дрыкан. Теперь хранитель со мной разговаривал. Произошло что-то такое, что я вдруг понадобился. По всем правилам торга нужно было заартачиться, выбить условия получше…
А конечности уже перебирали веревочные поперечины, неся меня вверх.
Конвоиры сегодня были другие, судя по рисункам на лицах. В остальном тот же сценарий. Меня повели во дворец. В центральном окне над забором маячила тонкая обнаженная фигурка.
– Как при твоем уходе вскочила, так и сидит. – Дрыкан торопился. Я едва успевал за ним, хотя тоже не медлил. – Если приблизимся – готова прыгнуть. Говорить не хочет. Вечный сказал не трогать и с утра послал за тобой.
Проходя вдоль озера, я отметил массовое движение с другой стороны. Сплошь мужчины. Все той заозерной неправильной раскраски, то есть с черными лицами в белых узорах. Многие десятки, если не сотни, людей двигались к запертым воротам моста.
Отсюда приблизился часовой. Часовой другой стороны тоже встал у засова, не спеша открывать, чернолицые скопились вокруг него угрожающей массой.
Не было произнесено ни слова. Напряженная толпа молча дождалась появления дрыканоподобного монетоносца, и тогда перекладина полетела на траву. Хранитель стал пропускать мужчин по одному, при этом сверялся с некими письменами на свитке, сделанном из мешкоподобного полотна. Ну да, из чего же еще. Кожи нет, бумагу тоже никак не придумают. Помочь, что ли?
С нашей стороны тоже открыли и теперь придирчиво оглядывали выходящих. Чернолицый поток двинулся в сторону каменных жилищ.
– Куда они? – Учитывая ситуацию, я рассчитывал на ответ.
Не зря.
– По домам.
– Откуда?
– Оттуда.
Вынужденная доброжелательность Дрыкана иссякла. На входе в спрятанный в горе дворец меня приняли под присмотр красноюбочные краснорожики, в сопровождении хранителя доведя до главного зала.
Тома сидела в проеме.
– Чапа! – Порыв броситься ко мне едва был сдержан. – Нет, не спущусь! Я им не верю!
Из дальнего коридора появился Фрист. Привычное облачение, обычное настроение. Ничего из ряда вон выходящего в ситуации он не усматривал. Его это, скорее, забавляло: мы сумели принести разнообразие в череду серых будней. Вспомнилось, как в троллейбусе кто-то рассказывал соседу: «Вчера показывали "День сурка", там у мужика каждый день как вчера. Ты почему плачешь?»
– Хорошая у тебя подружка. – Правитель сонно потянулся. – Верная.