– Вы по-прежнему не верите, что мы люди? – громко спросил я.
– Ровзы не люди, – ответил за Фриста хранитель.
– В таком случае обвиняю Вечного Фриста в грехе зверолюбия!
Дрыкан побелел сквозь свою располовиненную черно-белую окраску. Фрист мягко усмехнулся:
– Ты всерьез решил, что эта мелкая самочка может быть интересна мне как женщина? За такую мысль тебя надлежит сжечь. Даже за направление мысли в эту сторону.
– Готовить костер? – Дрыкан довольно попятился к выходу.
– Подожди. – Фрист сложил руки на манер известного в девятнадцатом веке жозефила. – Я еще не все узнал, что хотел. Самку можете забрать, пусть работает со всеми. Наказывать не надо.
– Тома, не спускайся, – сказал я, продолжая смотреть в лицо божка в драном халате. – Это обман.
– Вечный Фрист никогда не обманывает, – осторожно сообщил Дрыкан, так и застыв на выходе.
Фрист укоризненно покачал мне головой:
– Жаль, что каждый судит по себе. Что ж. Предлагаю распространить наш вчерашний договор на самку. Даю слово, что ей не причинят вреда, пока договор в силе.
– Не устраивает, – сказал я, увидев радость в глазах Томы. – В любой момент вы можете сказать, что договор больше не действует. Или даже не говорить. Поверьте, я наслышан о многих правителях, для которых личная или, как они ее понимали, государственная выгода была важнее каких-то там словесных или даже собственноручно подписанных сделок с кем-то, не говоря о том, что подписали предшественники на том же посту.
Дрыкан ждал окончания переговоров. Я чувствовал, как ему не терпится разобраться с нами по-своему. Он не понимал, почему великий правитель терпит хамство возомнившего о себе дрессированного животного.
Взмах властной руки успокоил его, а повелительный голос сообщил с некоторой торжественностью:
– Хорошо. Ей не причинят вреда до момента, когда мы всех вас отпустим.
– Только до? – насторожился я.
– Вообще не причинят.
Вот переговоры и закончились.
– Мне спускаться? – Голос Томы дрожал. – Я всю ночь здесь. Устала, замерла и проголодалась. И… и наоборот.
– Я не ставлю условий. – Немигающим взглядом я практически прожег в глазнице Фриста сквозное отверстие и мысленно посыпал его солью. – Готов сотрудничать без всяких условий, но буду рад, если Томе окажут все необходимые услуги: накормят, напоят и прочее. И дадут сегодня выспаться.
Я как бы ничего не требовал. Это оценили. Взгляд Фриста поблагодарил меня за то, что не пришлось выкручиваться перед хранителем в вилке между условностями и потерей небывало забавного информатора.
– Дрыкан, обеспечь. Теперь я хочу спросить…
– Мне спускаться? – вновь перебила Тома из проема.
Я взял ответственность на себя.
– Да.
Большего при всем желании не добьюсь.
Тому увели.
– Существуют ли в твоем мире заповеди?
– Двух видов, – ответил я, подходя к окну.
Морщинистый властелин долины встал рядом. Мы посмотрели, как Тому сопроводили обратно в сторону каменной ямы. Только тогда собеседник осведомился:
– Почему двух?
– Для разных людей. Одни верят в Него, другие – в Неё.
– Во что веришь ты?
– Почитай отца твоего и матерь твою, не убий, не прелюбодействуй, не укради, не произноси ложного свидетельства, не желай жены и дома ближнего своего, и всего прочего…
Фрист почесал мочку уха.
– У нас так же, – сказал он задумчиво. – А что внушила большинству лжебогиня?
Я попунктно перечислил хорошо вдолбленное в школе царевен. Старик внимательно выслушал.
– Почитай только мать? Не возжелай мужа и дома только ближней своей? Не убий, если?
Впервые мы посмотрели друг на друга как единомышленники.
– Нужно рассказать хранителям. – Фрист снова в задумчивости потер пальцами ухо. – Хороший повод разнообразить проповеди и дать людям возможность перемывать косточки кому-то другому.
Мы оба глядели в окно, где какой-то туземец полез в кострище. Останки Шантея небрежно перекочевали в мешок, мешок отправился за плечо туземца, а тот вместе с мешком – в сторону леса.
– Не в пещеру случайно?
– Да, это хоронитель. – Во взгляде правителя удивление сменилось подозрительностью: – Откуда знаешь о последнем пристанище?
– Нашли в поисках еды.
– Внутрь заходили?
– Невозможно. Пахнет плохо.
– Жаль.
– А что там дальше? – насторожился я.
– Как раз хотел спросить.
– Вы, властелин долины, не знаете, что находится в расположенной у вас пещере?
– Когда дух Вечного Фриста вселился в последнее тело, пристанище было давно непроходимо.
– Почему дух не сообщит телу, что находится за непроходимостью?
– Не богохульствуй. Дух превыше земного. Он передает божью искру, а не мысли предыдущего носителя.
– И, как правителю, вам не интересно, что находится на вверенной территории? А если – несметные богатства?
– Зачем? – Фрист поморщился. – Богатство отвлекает от мыслей о божественном и вводит во грех. Легче канат вдеть в костяную иглу…
– Чем богатому войти в царствие небесное, – закончил я знакомую мысль.
Давным-давно, в прошлой жизни, в одной из телепередач рассказывали, что на старинных парусных судах толстый канат называли верблюдом. Здесь мореплаванием не пахло, потому канат остался канатом.
– Знаешь святые тексты? – Фрист вынул левую ступню из тапка и пяткой потер бледную волосатую лодыжку правой ноги. Еще бы в носу поковырялся. Ну и манеры у местного царька. – Любопытно. Может быть, ты действительно из высших?
Помолчу. Пусть накручивает мне сан повыше, это лучше для возможной торговли. А она будет, даже не сомневаюсь.
Сделав шаг в сторону, чтобы проследить за уходящим вдаль хоронителем, я кивнул на удалявшиеся останки зверолюба:
– В пещере только грешники?
– Там все. Мертвые снаружи, а старые, немощные и больные уходят вглубь.
Вон оно как. Воображение дорисовало картинку, как достигается радостный вид здорового общества. Плечи гадливо передернулись.
– Никто никогда не возвращался, – добавил Фрист с чувством неоправданных ожиданий.
– А спросить у вознесшихся душ не пробовали, а, Святой и Вечный?
Я снова нарывался, кусая вождя в больное место. Фрист не успел отреагировать на мою выходку. Из левого выхода, что, по логике, выводил на зазаборную половину, осторожно появился один из хранителей. Широкое тело распростерлось ниц.
– Что, Мамон?
– Еще два члена племени хотят стать полноценными и приносить пользу.
Брови Фриста скользнули вверх:
– Такими темпами во дворце старых работников не останется.
– Сказать, что рано?
– Еще чего. Зови. – Правительственный взор остановился на мне. – Стой здесь, не мельтеши.
Фрист запахнул халат потуже, ноги тверже вделись в чувяки и вознесли обладателя на трон.
В сопровождении хранителя Мамона вошли, пугливо озираясь, две девочки. Или девушки. Под слоем грима не разберешь. Маленькие, тоненькие, щупленькие, одна в женском плане развита чуть сильнее. Раскраска – как у всех детей из-за забора и мальчиков-подростков с нашей стороны: черно-белые полосы и равномерные узоры. Одежда тоже подростковая: местный вариант пончо. Но южноамериканское пончо – верхняя одежда, а здесь она была единственной. Ткань – бесцветно-серая мешковина грубой выделки. Из дыр в отрезе, свисавшем с двух сторон до середины бедер, торчали головы с двумя косичками и тревожно таращившимися глазами, веревочный поясок стягивал конструкцию на талии, заставляя легонько топорщиться. Ноги, как у всех, исключая правителя, – босые. Налобных повязок и украшений нет. Не доросли?
Не доходя до трона около десяти метров, девушки синхронно опустились на колени и распростерлись по каменной поверхности. Лбы, почти касавшиеся пола, осторожно поворачивались, давая любопытным лицам возможность поглазеть по сторонам. Явно впервые во дворце.
Юные голоса звеняще-громко и нестройно воспели привычную хвалу:
– Пребудь в веках и поколениях, Великий Фрист, Святой и Вечный!
Заметив у окна голого меня, юные создания скользнули взглядом по безмятежно вывешенной сосисочке и напряглись, быстро оправив на себе одеяния.
– Это ровз, – успокаивающе сообщил Фрист.
Больше обо мне не вспоминали. Домашний песик. Кто берет его в расчет?
– Ты. – Указующий перст властителя уперся в более взрослую на вид девушку. – Подойди.
Приподнявшись и в очередной раз поправив одежду, та несколько раз переставила плохо слушавшиеся ноги и завороженно замерла перед очами своего полубога.
– Как зовут тебя, милая? – Голос Фриста стал обволакивающим, грудным, рокочущим, проникающим напрямую через кожу.
– Люрана, Великий.
– Принуждал ли тебя кто-нибудь к судьбоносному решению?
– Нет, Великий.
– Люрана, ты действительно считаешь, что достигла истинной взрослости?
Девочка испуганно-восторженно выпалила:
– Да.
– Готова стать равной и полноценной?
– Да.
– Понимаешь, что новая жизнь принесет новые обязанности?
– Да.
Во время разговора хранитель Мамон тихо удалился, правитель остался наедине с искательницами равности – если не считать меня. Но кто меня считал? Я так и стоял у окна в виде неодушевленной мебели, прислонившись к прохладному камню проема.
Фрист кивнул, подбородок указал на вторую соискательницу:
– Теперь ты.
Вторая девушка тоже приблизилась к владыке и встала плечом к плечу с первой.
– Имя?
– Верана.
– Твое решение самостоятельное?
– Да. – Верана отвечала громко, четко, жгучие глаза глядели на охалаченного главнюка. В отличие от первой девушки она не боялась. Или делала вид, что не боится.
– Готова?
– Да.
Фрист хлопнул в ладоши. Из дальнего коридора показались служанки – словно ждали у стеночки. Те же, что в прошлый раз. Упали ниц. Неплохая физподготовка, если все время так бухаться. Ожирение не грозит.
– Все для возведения, – кратко бросил Фрист. Его сухопарое тело легко поднялось с трона, он сделал несколько шагов и подошел к соискательницам вплотную. Голос величественно зарокотал: – Я есть альфа и омега, начало и конец, Фрист Вечный и Многоликий, который есть, был и грядет. – Суровое лицо нависло над сжавшимися в испуге фигурками, руки взлетели крыльями ши