– Но если двое влюбятся, они могут постоянно быть вместе?
– Зачем?
– Чтоб быть счастливыми!
Фрист покачал головой, глядя на меня, как дворник на случайный собачий подарочек:
– Если двое счастливы, а остальные нет, это, по-твоему, счастье?
– А если все время выбирать одного человека…
– Одних и тех же два раз подряд не женим.
– Почему? Вдруг у них настоящие чувства?
Правитель небрежно отмахнулся:
– Все равны. У всех чувства. Почему чувствам одних нужно отдавать предпочтение перед другими? Других больше. Соответственно, их чувства важнее.
– Но если двоим хорошо именно вдвоем…
– Пусть поделятся счастьем с другими, пусть научат других тоже стать такими счастливыми. Пусть дарят счастье, пусть обеспечивают счастьем всех. Именно это есть истинное счастье.
– Зуй хотел быть с Радой, – привел я пример. – Но она выбрала Карпа, и теперь Зуй несчастен.
– Ты сам понял, что сказал? Повторяю за тобой: она выбрала Карпа. Она! Все честно. Рада счастлива сегодня. Карп тоже, их симпатии совпали. Один только Зуй временно в стороне, но именно что временно, его дни придут в следующий раз. В итоге – счастливы все.
Да, плохой я привел пример. Другого не было.
Кутяй зачитывал:
– Сида!
Женщина вышла.
– Кто?
Тишина. Никто не двинулся с места.
По истечении нескольких секунд Мамон, будучи хранителем со стороны женщин, забрал Сиду к себе в сторону от толпы. Теперь не только у Дрыкана появилась компания.
– Что с ней будет? – шепнул я.
– Имеющий глаза да увидит.
Дошло до момента, когда остались двое мужчин.
– Чуда!
Из еще немалой группы в три-четыре десятка женщин вышла очередная невеста. И у Мамона было еще полтора десятка отказниц, к которым никто не вышел со стороны мужчин.
– Кто? – обратился Кутяй сразу к женщине.
– Бунай.
– Бунай и Чуда! Именем Фриста, Святого и Вечного, объявляю вас мужем и женой…
И вот на мужском берегу одиноко сутулится единственная фигурка.
– Лунный круг! – донеслось с моста.
Толпа под сотню мужчин, собравшаяся у Дрыкана, с веселым гомоном вернулась на место, окружив невезучего соплеменника. Все закрутилось сначала.
– А последний? – не утерпел я. – Почему его без разговоров – в толпу неудачников?
– Он остался один. В этом он тоже неудачник, как ты выразился. У нас бы сказали: ждущий судьбу. Он мудр. Хватают горячее только молодые и глупые, потому и обжигаются.
– Понятно, – кивнул я, – этот уже обжегся.
– Этот знает, чего хочет, и знает, чего стоит сам. И знает, как при обидном, не в свою пользу, соотношении первого и второго, получить больше.
– А может, он просто влюблен?
– Или так, – не стал спорить Фрист. – Тогда ему все равно, и он просто ждет.
Правила чуть изменились: теперь женщины выбирали из всех сразу, у мужчин права голоса не осталось, они свое право исчерпали в первом туре и теперь смиренно принимали судьбу. Ведь ненадолго.
– Сами виноваты, – презрительно глядя на них, заявил Фрист, – запросы слишком велики.
– А бывает, что остаются лишние женщины?
– Реже.
– И что тогда?
– Как – что? У нас общество равных. Последние остаются без пары.
Когда всех списочных женщин омужили, к мосту вышли ранее отвергнутые.
– Первыши! – выкрикнул Кутяй.
Все обернулись за спины мужчин. Оттуда к месту событий бодро двигались мальчики-подростки в мужской одежде простых долинников – тряпочках, свисавших с пояса спереди и сзади. Окрас соответствовал правым: белый фон, черные узоры. На вид – настоящие мужчины, которыми теперь им предстояло стать. От детства осталась только коса.
Парни выстроились в шеренгу. Пылающие взоры – на противоположный берег. Волнение, надежда, страх и предвкушение перемешались в неразъемное нечто.
– Сида! – вызвал Кутяй.
Первая из невыбранных женщин резво выскочила на мост.
– Кто?
– Звяга. – Пухлый палец словно пулей поразил жертву на расстоянии.
Голова хранителя повернулась к подросткам. Спортивно сложенный красавец выше остальных ростом нерешительно выдвинулся вперед.
– Подойди. Звяга и Сида! Именем Фриста, Святого и Вечного, объявляю вас мужем и женой. Не обижайте друг друга, будьте бережны, нежны и ласковы.
Полная и нескладная Сида подхватила новобрачного под руку.
– Идите, дети мои. Живите счастливо и любите друг друга на благо племени. Фрида!
Прихрамывая, как известная тезка, к мосту устремилась женщина со страшно обожженным лицом.
– Веселок! – сразу указала она.
Выбранный парень долго оглядывался на соседей, прежде чем осознал случившееся.
– Веселок и Фрида!..
Первышей, как назвал их хранитель, разобрали мгновенно. Оставшимся женщинам предъявили неудачников, собранных Дрыканом.
– Почему первыши еще с косой? – полюбопытствовал я. – Как понимаю, это детская прическа?
– Первые жены расплетут, утром все будут равными.
– А хранители? Почему они не в числе мужчин? Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку?
Последней фразы Фрист не понял, но уточнять не стал. Он вообще боялся новых слов.
– Хранители имеют право на женщину и в левые, и в правые дни.
– Не смею предположить, что же тогда доступно самому Фристу.
Властитель улыбнулся одними глазами.
– Умненький мальчик. Вечный Фрист не нуждается в правилах. Он их устанавливает.
– И сколько же у вас жен? – посмотрел я ему прямо в жгучий черный зрачок.
– Фристу не нужны жены.
– Ида! – продолжил Кутяй вызывать женщин, отвергнутых в солнечном круге.
– Не верю, – отрезал я. – Вам нравятся женщины. Вам они нужны.
– Умненький мальчик, – весело повторил старикан. – Но я сказал правду. Мне не нужны жены. Именно жены. Достаточно, что все женщины племени – рабы божьи.
– Ага, – сообразил я. – А бог – вы?
Ухмылка расползлась по лицу Фриста.
Глава 6
– …Идите, дети мои.
Хранитель перевел дух и выдал последнее имя, еще в первом круге удивившее своей звучностью:
– Победа!
Понурая полнотелая носительница гордого имени стояла за мостом в одиночестве. Напротив – десятки мужчин.
– Некрас, – объявила она.
– Некрас и Победа!.. – полилось уже опротивевшее мне.
– Неразобранные мужчины дождутся следующего цикла и будут счастливы. – Фрист направился к трону. – Если не повезло дважды – стоит задуматься и заняться собой. Чудесный мотив для самосовершенствования. С каждым циклом племя здоровеет духом и телом.
Водрузив спину и все, что ниже, на холодное золото, он кивнул охранителям, чтобы увели меня. Церемония заняла весь световой день, властелин долины устал.
– Нет. – Его резко поднятая ладонь остановила стражу. – Подождите.
Фрист долго смотрел на меня непонятным взглядом. Наконец, рука вытянулась вперед.
– Что это? – Покрытый пигментацией палец начертал «А».
– Буква А.
– Буква? – Фрист задумался. – Не адская печать, не тайный сигнал, не божественный знак?
– Просто буква.
– А это? – Его палец вывел «Р».
– Р или П в зависимости от алфавита.
Лоб Фриста покрылся испариной:
– Как ты сказал?! Повтори последнее слово!
– Алфавит.
– Это секретный шифр древних. – Водянистые бегающие глазки подозрительно сощурились. – Откуда знаешь ты?
– Пусть это побудет моим секретом, – как можно милее улыбнулся я. – Для равноценности диалога.
– Все пытаешься уверить, что ты человек? – Фрист сложил у живота ладони, нервно подергивая пальцами. – Пришел бы на двух ногах, одетым, удирающим от адских созданий, я поверил бы. Сначала. Потом все равно догадался бы. Люди не могут знать шифра, который исчез с началом Апокалипсиса.
– Это не шифр, это другое написание.
– Другое написание и есть шифр. То, что недоступно большинству.
– Можно присесть?
Стоять надоело. Если вождь сидит, мне тоже не мешает.
– Садись.
Фрист с удивлением проследил, как я запрыгнул задом на подоконник. Что-то мучило его, и он решился:
– Тебе что-то говорит слово «негр»?
– Да.
Фрист позеленел, в глазах пронесся шторм отчаяния, грозя выплеснуться наружу. Но останавливаться поздно.
– Что это? Начало заклятья?
Дались ему эти заклятья. Взрослый человек, а верит в сказки.
– Название людей с черной кожей.
Стоп. Раз он спрашивает, значит, знает слово. Или слышал.
– К вам приходили негры?! Ровзы-негры? Или кто-то, кто их знает?
Фрист задумчиво кусал губу:
– С черной кожей, говоришь? Как наши левые?
– Не крашеные, настоящие черные, от подошв до макушки.
– Бесы. Из самого центра ада. Все ясно.
– Совсем нет, – запротестовал я. – Обычные люди, но с другим цветом кожи. Ну, племя такое.
– Они тоже верят в богиню?
– Во что только ни верят.
– И много их там, за горой?
Я прикусил язык. Фрист заметил заминку.
– Говоришь, обычные люди? – Усмешка перекосила его лицо. – Как ты, например?
– Где вы слышали слово «негр»?
– Не слышал.
– Тогда откуда?
– Прочитал.
– А можно мне…
Фрист перебил:
– Может, заодно показать письмена с секретом вечной жизни?
Я ответил встречной колкостью:
– Зачем они вам, вы и так Вечный.
– Лучше перестраховаться.
– Мне ваши секреты как рыбе… одежда. – Я едва успел заменить слово «зонтик». – Хочу понять, откуда здесь известно про негров.
– Напиши слово «негр», – попросил Фрист.
Он внимательно проследил, как моя рука выводила в воздухе букву за буквой.
– Именно так? – уточнил он.
– Как же еще?
Вдруг снизошло озарение. Вспомнился разговор об алфавитах.
– Третья буква случайно не перевернута вверх тормашками?
Мой вопрос просто убил Фриста. Упавшим голосом постаревший в два раза правитель выдавил:
– Это что-то значит?
– Где вы видели такую надпись? Тот, кто писал, еще жив?
– К счастью, успели зарубить до того, как он сложил из камней на скале остальные слова.