– Ни за что. Здесь я в безопасности.
Здесь?!
– Люся, я совсем запутался. Дома тебе страшнее, чем здесь? Тебя обижают?
– Никто не смеет обидеть ребенка.
Ребенка. Сама признает, что еще мала для равности.
– Боюсь, – продолжил тихий голос, – что меня высосет приходящий во сне.
Подождав немного и ничего не услышав, я спросил:
– Приходящий во сне… кто? Ты не договорила.
И тот мистер Негатив не договорил, когда мы бревна тягали. А узнать надо, иначе – как бороться? Чем помочь?
Отлипнув от стенки, Люся упала животом на перину и змейкой подползла к моей голове. Горячие губы коснулись уха:
– Я договорила. Это имя. Приходящий-Во-Сне. Ночной кошмар незамужних девочек.
Приехали. Местный Фредди Крюгер?
– Призрак, что ли?
– Не знаю такого слова. Но домой не вернусь.
Она откинулась на спину, запахнулась, взор вновь устремился во мрак потолочных сводов.
У меня возникла новая тема для любопытства:
– Вы живете с родителями? Кхм, с мамой?
Интересно, они всех маминых мужей зовут папами?
– Пока совсем маленькие. А вы?
– Тоже. Пока работать не начнем.
– Так рано начинаете приносить пользу племени? Молодцы.
– Если бы. В твоем возрасте еще с мамой живем. И в моем. И еще вот столько. – Я поднес к ее носу раскрытую пятерню и вздохнул: – Иногда и дальше.
– Врешь! – Люся возбужденно перевернулась на живот, расставила локти, сразу глубоко утонувшие в перине, и подперла кулаками щеки.
– Зачем мне врать?
– Не знаю.
– Ну, не врешь, просто выдумываешь. У меня подружка Арана такая же выдумщица. Говорит, что если оболочку, которая осталась после того, как Приходящий-Во-Сне выпьет душу, наполнить водой, она будет продолжать жить без души. Когда я услышала, долго смотрела на всех со страхом: вдруг это не люди, а только оболочки? Потом подружка созналась, что все придумала. А страх у меня остался. Вдруг она права? Как думаешь?
– Не знаю как у вас, а у себя я видел многих, кто напоминал ходячую оболочку. Глядишь на такого: вроде человек как человек. Ходит, работает, спит, ест. Семью заводит, даже детей. А приглядишься: просто оболочка.
– Жуть. – Люся вздрогнула. – Среди нынешних ровзов есть такие?
– Не знаю. Я как бы не с ними.
Вытянувшись вдоль перины, Люся сложила руки перед собой и опустила на них голову.
– У тебя есть дети?
Я едва подавил нервный смешок. Дети – у меня?! По нашим законам я сам ребенок.
– Нет.
– У тебя плохо со здоровьем? Ой, бедный.
Я вспылил:
– Прекрасно у меня со здоровьем!
И даже отодвинулся, чтобы не демонстрировать, насколько.
– Тогда почему? Не верится, что тебя не выбирают. Ты же красивый.
Стремясь разглядеть, что со мной не так, Люся сократила увеличенную мной дистанцию между нами.
– Ты давно женат?
– Да не женат я!
Как объяснить другую жизнь тому, кто другой жизни не представляет в принципе?
– Считаешь себя недостойным? Зря. Вернешься – обязательно женись. Будь ты человеком, я бы тебя выбрала.
– Спасибо на добром слове, учту.
– Может, ты боишься неудач? Тоже зря. У нас говорят: первая жена научит, чтоб с другими было круче. Или по-другому: первые дадут, что вторые возьмут.
– У нас только одна жена.
Повисла долгая пауза, связанная с перевариванием фразы, бессмысленной в мироздании собеседницы.
– Врешь ведь. Так не бывает. Как же остальные?
– У остальных тоже.
– А если ты еще кому-то нравишься?
– Это их проблемы.
– А если тебе еще кто-то?
– Если нравится еще кто-то – не женятся.
– Так и живут холостыми, пока не сделают окончательный выбор?!
– Именно.
– Врешь, – уверенно произнесла Люся, забарабанив пальцами по полотну перины. На заднем плане сложенные ножки тоже стали двигать пальчиками. Последнее было не столько видно, сколько слышно, из-за непривычных звуков я не мог избавиться от ощущения, что снизу кто-то скребется в постель. Это из-за рассказов об ужастиках. Только бы случайно не поделиться впечатлением с Люсей, а то ее вообще кондрашка хватит. – Конечно же, врешь. Человек не выдержит столько времени без женитьбы.
– У нас встречаются и без женитьбы.
– Встречаются? Ты имеешь в виду… Ворота на мосту не запираются?!
– У некоторых – да. Совершенно не запираются.
– Это грех.
– Да, но некоторые на него идут.
– Зная, что гореть им в аду?
– Они об этом не думают. Типа, это будет не скоро, а удовольствий хочется сейчас. Не поверишь, у скольких на груди крестик, а в груди нолик. Их логика проста: как можно бояться адского огня, если душа нематериальна?
Люся засмеялась:
– Ой, я забыла, что вы постоянно живете в аду.
– Еще в каком. Скажи, у вас кого называют папой, если есть такое слово?
– Конечно, есть. Как иначе?
– Один?! – не поверил я.
– Естественно. Папа – мамин муж.
– Каждые пять дней – новый?
– Иногда такие папы попадаются, обхохочешься! – вспомнила она что-то, вновь перевернувшись на спину и положив руки под голову.
– Ты спрашивала у меня про детей. А мне со своей стороны интересно: как вы определяете, у кого из мужчин они есть?
– Ты же молодой. Если женишься меньше вот стольких лун, – лежащая на спине Люся сделала жест, будто сдается, и к моему лицу подлетели две пятерни, а один пальчик быстро поджался, – то детей нет.
Логично. Вместе с Люсей я подивился собственной глупости: не понимать столь очевидного.
– С вашим совершеннолетием… взрослением я разобрался, вопрос «когда» вы решаете для себя сами. А когда уходите от мамы?
– С первой одеждой.
– Поясни.
– Видел одежду детей?
Повспоминав, я покачал головой:
– У маленьких нет никакой одежды.
– Вот! Девочки и мальчики играют вместе, вместе постигают мир, вместе помогают взрослым, вместе отдыхают. Когда мальчики начинают чувствовать себя неуютно в компании девочек, они уходят на холостую половину долины. А девочки уходят в общежитие – сразу, как только к ним начинают проявлять интерес мужчины, ведь юнолюбие – один из тягчайших грехов.
Завозившаяся Люся поднялась с перины, обмоталась тряпочкой и растворилась во тьме коридора.
– По необходимости, – сообщил девичий голосок стражам.
Не знаю, насколько краснорожики глухи, но они поняли. Легкие шажки удалились в сопровождении гулких тяжелых. Если охранителей двое, остался один. Если вспомнить, что давно наступила ночь – этот единственный может и прикорнуть ненароком. Можно попробовать сбежать.
Ну, тогда у меня есть шанс добежать до какого-нибудь окна. Даже до выхода. А что дальше?
«Напролом» отпадает за отсутствием смысла. Ищем другую возможность сделать для себя хоть что-то. Если не сделать, то хотя бы предусмотреть возможность на будущее.
Я слез с перины и вышел во тьму вслед за Люсей.
– По необходимости, – повторил я сработавшую фразу.
У нас говорят «по нужде». Смысл тот же.
Страж, как и предполагалось, был один. Стоит, сна ни в одном глазу. Возможно, сменился: рост и сложение у всех одинаковы, а рожи во тьме неразличимы. Впрочем, хождений я не слышал, а слух после жизни в стае у меня обостренный.
Охранитель мотнул направленным луком вглубь коридора. Навстречу уже вели Люсю, сначала шарахнувшуюся от проявившейся во тьме голой фигуры, но узнавшую меня и спокойно прошедшую мимо. Ее-то зачем охраняют? Сбежит домой и что-то расскажет? Потом все равно расскажет. Выходит, что просто для порядку. Чтобы правитель знал, кто где в его дворце.
Вернувшись, я забрался на свою половину постели, годную для двух-трех меня. Люся лежала на своей половине, глядя в потолок. Едва я улегся и перестал ворочаться, она спросила:
– Скажи, у ровзов кровь как у нас, красная и горячая?
– Я недавно ровз. Всю жизнь был человеком.
– Правда?! Дай руку.
Мою протянутую ладонь сжали цепкие пальчики.
– Теплая, – донесся изумленный шепот. – А можно…
Люся засмущалась. Чего еще удумала?
– …послушать, как бьется сердце? – закончила она. – Ну… если бьется.
– Пожалуйста, – с облегчением выдохнул я.
Люся быстро перекатилась ко мне, прижала прохладное ушко к груди и долго слушала, как стучит изнутри. Сильно стучит. Все сильней и сильней.
Я тихо проговорил:
– Слово «ровз»… как ты его понимаешь?
Просьба не показалась странной, особенно после заявления, что раньше мне довелось быть человеком.
– Существо, которое выглядит как человек, но без души. Животное. Адское создание для искушения.
Вот каким она меня видит. Приятно познакомиться.
А еще про оболочки рассуждали.
– Красивых снов. – Я отстранился и отвернулся, положив руку под голову.
– Как романтично звучит. У нас говорят «спокойной ночи».
У нас тоже, но в подробности вдаваться не хотелось. Я закрыл глаза. Во что бы люди ни верили, я соглашусь со всеми религиями, течениями и философиями в утверждении, где все они небывало единодушны: что остальные неправы.
Глава 7
Утром служанки принесли еду прямо в постель. Вот это сервис. Еда и питье – нектар и амброзия. Несмотря на то, что они на полу. Служанки весело упорхнули, бросив на меня любопытные взгляды. Сползя с перины и расположившись спиной к Люсе, я приступил к божественной трапезе.
Проваливаясь в мягкое ложе локтями и коленями, Люся осторожно приблизилась: зверь не зверь, но выгляжу как человек. При свете ей стало некомфортно. Полотнища хватило как раз, чтоб обернуться вокруг мелкой грудки до низа живота. Подмышкой левой руки Люся придерживала концы материи, правой с удовольствием хватая вкусности.
Челюсти у обоих работали, было не разговоров.
Одно окошко под сводами затемнилось на некоторое время, потом снова полился свет, а через минуту приказным махом головы меня вызвал наружу появившийся охранитель.
Утренний ритуал, пережданный перед входом в главный зал, в точности воспроизвел вчерашний день. Дежа вю, только имена другие.