Маленькие долинники натянули тетивы. Юный человолк бросился наутек. Дав ему немножко уйти, надсмотрщик дал отмашку:
– Можно.
Рой стрел взвился в воздух, настигая детеныша.
– Остановите! – Я практически ударил Фриста взглядом.
Правитель остался невозмутим.
– Невозможно. Дети должны тренироваться.
Мы об этом уже говорили. Тогда Фрист заявил, что дети должны тренироваться с детьми. Вырастут умения – повысится возраст соперников. Значит, вот куда исчезали дети…
– Его же убьют! Как и предыдущих!
– Ты так долго убеждал меня, что ты человек, а не животное, и я уж было поверил, что нечто человеческое в тебе имеется. А теперь ты доказываешь обратное.
– Вы совершаете убийство!
– В заповедях не говорится о животных.
Круг замкнулся. Я попал в логическую ловушку.
Хлоп-хлоп! – продолжался убаюкивающе-синхронный и одновременно возбуждающий танец, ведь команды прекратить не было. Хлоп! – раскачивающиеся фигурки начали медленно вращаться на месте. Хлоп! – остановились к нам спиной. Застыли. Бахрома успокоилась. Хлоп! – спины резко прогнулись назад, как у гимнасток, отчего перевернутые глаза встретились с нашими. Даже не встретились, а воткнулись, как острые пики. Двадцать четыре пронзительных зрачка – в четыре наших.
– Прекратите этот балаган, – не выдержал я, – сейчас не до танцев.
Взмах руки с длинным ширким рукавом – и служанок сдуло этим ветром.
К этому времени в теле детеныша торчали три древка. Истекая кровью, он продолжал убегать. Новые орудия убийства летели без остановки. Несколько стрел попали, но прошли по касательной или отскочили. Еще две воткнулись.
– Это вы называете тренировкой?
– Лучшая из возможных. Не часто удается пострелять по убегающей мишени.
– Но мишень – живая!
– Об этом и говорю.
– Черные стрелы! – донеслась команда надсмотрщика. – Шагаем!
Детеныш полз все медленнее, окровавленные пальцы хватались за траву и тянули ее на себя, пытаясь хоть так приблизить спасение. Шансов не было. Шеренга лучников двигалась к нему, делая выстрел за выстрелом. В отличие от первых выпущенных стрел, новые брались из второго отделения колчана.
– Готов, – объявил надсмотрщик, поднятой рукой прекращая расстрел.
Лучники собрались вокруг недвижимой жертвы. Надсмотрщик убрал из трупика черные древки и указал на попавшие первыми:
– Чьи? – Пятеро подняли правые руки. – Молодцы. Сегодня особенный день. У вас будет отдельный бегун.
Отличившиеся мальчишки в восторге запрыгали на месте.
– На позицию! – Надсмотрщик вернул всех на позицию. – По неподвижной мишени… можно!
Пока долинные дети превращали в кровавое месиво то, что недавно было ребенком, надсмотрщику передали еще одного человолчонка, постарше. Почти подростка. Видя происходящее, тот вырывался, оскалившиеся зубки старались укусить, тельце вертелось и норовило выскользнуть.
– Лучшие стрелки – приготовиться!
Собрав стрелы, часть детей перешла в разряд зрителей, пятерка «счастливчиков» встала с луками наизготовку. Им принесли топоры и отобрали колчаны, оставив по две стрелы.
Руки надсмотрщика разжались, выпуская пацаненка. Тот сразу рванул галопом, петляя зигзагами.
– Сложная мишень. – Фрист вместе следил за убийственной тренировкой со мной.
– Это не мишень.
– Это ровз. Впрочем, ты тоже ровз, я тебя понимаю. Но таковы правила игры. Либо ты, либо тебя. Как в борьбе за власть.
– И как в борьбе за жизнь, – машинально добавил я.
– На первом этапе – да. Но когда жизнь выиграна, начинаются игры за власть, и жизнь снова теряет ценность.
Команды к стрельбе не было долго, я даже начал надеяться на лучшее.
– Можно! – выкрикнул надсмотрщик, вынимая кнут.
Один за другим два залпа унеслись к мальчишке, который почти достиг спасительного сада. Никто не попал. Мальчик скрылся за деревьями.
– Вперед!
Отброшенные луки полетели на землю, бывшие стрелки бросились вдогонку с топорами в руках. Надсмотрщик, поигрывая кнутом, не спеша двинулся следом. Оставшиеся дети вновь принялись стрелять по неподвижным останкам. Обычное мероприятие, все идет по плану. Финал погони никого не волновал, поскольку заведомо известен.
– Продолжим? – Фрист указал на столик с надписанной дощечкой.
– После такого? – Махнул я головой в проем окна. – Увольте.
Что-то нехорошее мелькнуло во взгляде старикана. Скрывавшиеся в тоннеле охранители вновь появились в проемах и взяли меня на прицел. Неуловимым движением пальцем был подан еще сигнал, вжикнула вылетевшая стрела, загрохотал висевший под сводами гонг. Фрист продолжил елейным тоном:
– Прежде чем, как ты сказал, уволить, я кое-что объясню. Видишь эти стрельбы и погони для добития? Обычно мы не даем подросткам самочек, люди слабы, а закон строг. Лучше не доводить до греха, чем потом карать, ты согласен?
Пришлось кивнуть, ибо согласен я был в высшей степени – особенно если старый хрыч подумал о том же, о чем… Вернее, о ком.
– Но у любых правил бывают исключения, – закончил Фрист свою мысль.
По его зову вбежал хранитель Дрыкан. Голос правителя обрел командную интонацию:
– Ровзиху, что сидела у меня в окне, отдайте стрелкам.
Я остолбенел. Дрыкан мелко заморгал:
– Самку? Ту самую?
– Прямого запрета нет. А учитывая обстоятельства…
– Повелитель, правила запрещают давать детям взрослых. – Хранитель распростерся на полу, не смея даже подумать, что божок мог забыть о таком.
Фрист отмахнулся:
– Юная ровзиха не взрослая.
– Почти взрослая. Она опасна.
Правитель долины перевел взгляд на меня:
– Слыхал? Вечному Фристу напоминают о правилах. Я-то вижу, кто опасен, а кто нет, но для народа придется согласиться. Порядок превыше всего. Ну, раз в бегуны не годится… – Фрист обернулся к хранителю. – Она умеет ходить на задних ногах. Свяжите передние, шейную веревку удлините и закрепите к обгоревшему пню на кострище – чтобы бегала, а убежать не могла. Стрелков отведите подальше, а по кругу от мишени на достаточном расстоянии поставьте несколько мужчин посерьезней. На всякий случай. И пусть мишень камнями пошевеливают, чтобы шевелилась бойчее, а не пряталась от стрел. Все ясно?
Кивая, Дрыкан попятился.
– Не надо! – очнулся я.
Останавливающий жест Фриста заставил хранителя замереть.
– Есть другие предложения?
– Готов продолжать сотрудничество на прежних условиях.
– Люблю, когда проблемы решаются легко. Но самку, – жесткий взгляд Фриста перетек на хранителя, – на всякий случай привяжите, где сказано. Снабдите едой и оставьте под охраной. Для недопущения новых взбрыков моего гостя.
Дрыкан скрылся в коридоре. Охранители остались в зале.
– Продолжим?
После такого шантажа – что он рассчитывал услышать кроме враждебно-бездушного «да»? Вместо ответа у меня вырвался горестный выдох. Лицо старика налилось сочувствием.
– Понимаю, но и ты меня пойми. Время поджимает. Если хочешь домой, нужно торопиться.
Осекшись, он вперил в меня пронзительный взгляд:
– А не обманешь?
Кажется, он тоже умел читать по лицам.
На языке висело «Зачем мне это?», но старик не дурак.
– А как проверите? – ответил я, пойманный на месте задуманного преступления.
Фрист подумал над проблемой.
– Пойдем, времени на игры не осталось. На обучение тоже. Я покажу кое-что, ты прочтешь. Или сообщишь, как читать.
– Вы настолько уверены в моей лояльности?
– Я покажу то, что ты просил. Кое-что из древних текстов. Тебе самому будет интересно.
– Уже не интересно. – Хотя ужас как интересно. – Я переживаю за свою женщину.
– Зря. Она будет на виду, сыта и не обременена работой. Вечером ее вернут в ночлежку. А ты будешь помнить, что не нужно артачиться по пустякам.
«Ночлежка» прозвучала как «ночлёжка». Местный колорит, однако.
– У меня по вашим «пустякам» свое мнение.
– Да сколько угодно. – Фрист уже отвернулся, требовательно поманив за собой…
– Нет! – громко донеслось из окошка. – Не смей!
В тот же миг меня вернуло к проему, притянув как магнитом. Голос принадлежал Дрыкану, в нем слышались злость и испуг. Звук исходил с дороги, ведущей от ночлёжки, то есть, от пещеры с ямами. Кривенькая яблоня загораживала обзор.
– У вас есть подзорная труба, – вспомнил я, – дайте, пожалуйста. Пока я волнуюсь за Тому, собеседник и, тем более, помощник из меня никакой.
Фрист протянул назад ладонь, чуть согнув пальцы определенным образом. Вприпрыжку примчалась Геда, в подставленную руку легла подзорная труба.
– Держи, помощничек. – Фрист удалил отчаянно жаждавшую еще как-либо услужить девушку. – Это называется дальнозор, а не позорная труба. Придумана, чтобы глядеть, а не подглядывать.
– Я должен быть уверен, что с Томой все в порядке.
– С ней ничего не случится. Мое слово.
Знаю я это слово.
Сквозь ветви стало видно, как из груженой хворостом гусеницы-волокуши хранитель выпрягал Тому. Крик предназначался надсмотрщику, рьяно работавшему кнутом. Теперь тот прятал кнут за пояс, но к тому времени спины и ягодицы всех человолчиц были исполосованы. Заслышав скрип моих зубов, Фрист успокоил:
– Это мелочи. Не заживают только настоящие раны, телесные и душевные, а от них, от настоящих, твою самку берегут.
Понукаемая гусеница, потерявшая звено, с трудом сдвинулась вперед. Отойдя от хранителя, надсмотрщик снова вынул кнут.
– Пшли, отродье небесное!
Не имевшая прозвища крепкая самка тащила за собой остальных, замыкавшей шла Пиявка, по чьему тощему заду пришелся очередной удар.
Несмотря на нетерпение властителя, я смотрел, как Дрыкан вел на поводу поднявшуюся на ноги Тому, за ними следовали два вооруженных стража. Детвора, расстреливавшая остатки трупа, расступилась. О тренировке мгновенно забыли и, раскрыв рты, поглощали новое зрелище.
– Пшли отсюда, мелкота, – отогнал их хранитель. – Идите к горам, стреляйте по деревянным мишеням, здесь вам сейчас делать нечего.