я белесыми глазами (и до сих пор считающийся среди лекпинского племени непревзойденным действующим мастером ловли огромного чернокаменного окуня).
В отличие от питейных заведений гномов или троллей, кабачок дедушки Бо никогда не переживал сильных потрясений, не случалось здесь ни шумных застолий, ни дебошей, ни драк, все было чинно, мирно. Большинство посетителей, естественно, составляли лекпины, но нередко заглядывали сюда и люди, а еще чаще – пожилые гномы, отдававшие должное лекпинскому «Забродившему» пиву, изысканным рыбным блюдам и, что главное, невысоким ценам, заметно уступавшим ценам в гномьих тавернах, не говоря уже о герптшцогских ресторанах.
Надеясь повстречать гномов в кабачке дедушки Бо, и забежал сюда гоблин Сака-Каневск. Он не ошибся. В центре зала за одним из столиков сидели два гнома, как никто более подходящие быть свидетелями скандала, – уважаемые Дроб и Ватранг Семьдесят четвертый. Живо подскочив к столику гномов, Сака-Каневск попытался сразу взять быка за рога:
– Господа, у меня есть к вам очень важное дело!
Однако и Дроб, и Ватранг Семьдесят четвертый обратили на Саку-Каневска внимания меньше, чем на муху, облюбовавшую лужицу пролившегося на стол пива. Да разве было им дело до какого-то там гоблина, в то время как сегодня и тот и другой понесли ни с чем не сравнимые утраты! У господина Ватранга Семьдесят четвертого во время катастрофы на реке Ловашне исчезли вместе с другими спиннингистами старший сын Мэвер и племянница Буська; а у господина Дроба на берегу той же Ловашни погиб его начальник, соратник и лучший друг, глава Коллегии контроля рыболовных соревнований господин Менала!
По их раскрасневшимся лицам можно было догадаться, что дедушка Бо уже не один раз сменил этой парочке пустые пивные кружки на полные. Несмотря на спокойную обстановку и плавные звуки клавесина, за которым сидел дедушка Ко, выглядели гномы мрачнее тучи, пивной хмель, вместо того чтобы расслабить, еще больше усугубил их мрачное настроение.
– И ведь как он ловко скрывал свою сущность, этот деканишка, этот Эразм Кшиштовицкий! – Дроб, метя в муху, стукнул пивной кружкой по столу, но муха благополучно улетела.
– Высокомерный и заносчивый тип, – подтвердил Ватранг Семьдесят четвертый, машинально наматывая кончик своей бороды на указательный палец, а другой рукой поглаживая себя по объемистому животу. – Побывал в моем ресторане, в лучшем ресторане города, в «Золотом шлеме герптшцога», всего лишь два раза!
– Столько лет руководить факультетом рыболовной магии – и столько лет притворяться!
– И оба раза он не заказывал себе ни обеда, ни ужина…
– И надо же было додуматься применить черное колдовство во время соревнований!
– Нет, не заказывал. Пришел и сразу стал ругаться, кричать, требовать, чтобы мы выпустили на свободу серебристого рыбодракона! – Смотав бороду, Ватранг вновь принялся наматывать ее – теперь уже на средний палец.
– И как только Кшиштовицкому такое удалось? – Дроб помахал рукой, подзывая дедушку Бо, занятого протиранием и без того кристально-чистых пивных кружек.
Хозяин заведения вмиг подскочил к столику гномов с двумя наполненными кружками, отодвинул путающегося под ногами Сака-Каневска, поставил кружки на стол, не расплескав пены, поймал в кулак назойливую муху и, прихватив порожние кружки, удалился обратно за стойку.
– Мы, конечно, попросили его удалиться, – продолжал Ватранг. – Как можно отпустить рыбодракона, который стоит целое состояние! И декан ушел!!! Но вскоре вернулся и принес с собой это самое состояние. Эразм Кшиштовицкий выкупил серебристого рыбодракона, но не для того, чтобы заказать его себе на ужин, а только для того, чтобы… отпустить в озеро Зуро!!!
Пока Ватранг говорил, Дроб, живот которого был даже более внушительных размеров, чем у приятеля, не отрываясь цедил пиво. Теперь и Ватранг приложился к кружке, в беседе возникла пауза, чем и воспользовался младший редактор «Факультетского вестника»:
– Господа гномы, я хочу попросить вас стать свидетелями одного, хм, нехорошего происшествия…
– И ведь сколько народу пострадало, пропало по его вине! – оторвавшись от опустевшей кружки и не обратив на гоблина никакого внимания, воскликнул Дроб.
– Нам пришлось заказывать нового рыбодракона… – Ватранг отставил полупустую кружку, смотал кончик бороды и зачем-то опустил его в пиво. – Но новый оказался слишком хитрым. Представляешь, Дроб! Когда клиент заказывал рыбодракона на ужин и шеф-повару оставалось только его взвесить, эта магическая рыбина наедалась со дна камней и становилась настолько тяжелой, что у клиента не хватало денег, чтобы расплатиться.
– Пропал ваш старший сын! Бедный, бедный Мэвер…
– Говорили, что Эразм Кшиштовицкий выложил за рыбодракона все свои сбережения, все до последней монеты, – не поддержал горестных воплей приятеля Ватранг.
– Пропала ваша племянница! Бедная, бедная Буська…
– А потом, я слышал, серебристый рыбодракон пришел на выручку факультетским магам во время Прорыва.
– Да какая там выручка! – грохнул кулаком по столу Дроб. – Мы, мы, факультетские маги, свою кровь во время Прорыва проливали! Я – вон руку повредил, до сих пор болит. А у Меналы рука вообще в кость превратилась! Бедный, бедный Менала, погубил его Кшиштовицкий, ох, погубил! Дедушка Бо – пива!
– Два! – Ватранг вытащил мокрую бороду из кружки и одним большим глотком допил все еще пенящийся напиток.
– Господа… – вновь попытался привлечь внимание гномов Сака-Каневск и вновь был оттеснен подоспевшим с полными кружками хозяином трактира. По всему было видно, что старый лекпин не очень жалует гоблинское племя.
– Боюсь, что теперь мне придется занять должность моего друга, – горестно вздохнул Дроб, после того как сделал несколько больших глотков. – Должность главы Коллегии контроля рыболовных соревнований. А ведь это такая ответственность, такая ответственность…
– А для чего это потребовалось Кшиштовицкому? – вдруг спросил Ватранг. – И как мог он заколдовать воду, находясь в своем кабинете?
– Э-э-э… – замялся Дроб. – Но ведь он же маг! Сильный маг!
– Ты тоже маг, – возразил Ватранг. – Но ты же не способен заколдовать водную стихию, будучи от нее на приличном расстоянии?
– Э-э-э… я – нет, не могу. Но-о-о…
– У него был сообщник! – встрял Сака-Каневск. – Вместе с Кшиштовицким колдовал сообщник.
Дроб и Ватранг Семьдесят четвертый с удивлением уставились на гоблина.
– И я почти уверен, что этим сообщником был профессор Малач! – подлил масла в огонь Сака-Каневск.
– Эльф? – переспросил Ватранг
– Профессор юриспруденции? – уточнил Дроб.
– Да! Да! – часто-часто закивал гоблин. – Профессор Малач и сейчас там, на берегу озера, занимается совершенно непотребными вещами. И вы, господа, должны стать этому свидетелями. Пойдемте! Пойдемте же скорей! – Он схватил обоих гномов за руки и потащил из-за стола.
– Эй, эй! – подал из-за стойки голос дедушка Бо. – А расплачиваться кто будет?
– Я, я расплачусь! – нашелся Сака-Каневск и бросил на стол несколько монет.
Подобная щедрость произвела на всегда прижимистых гномов гораздо больший эффект, чем все слова гоблина. Они соизволили-таки подняться из-за стола и нетвердой походкой покинули трактир дедушки Бо.
Послав последний луч, солнце скрылось за горизонт. Но на берегу озера было еще достаточно светло, чтобы иметь возможность полюбоваться изящной фигуркой лекпинки, только что вышедшей из воды и начавшей вытирать распущенные волосы своим же платьем. И Малач, купавшийся вместе с ней и все еще остававшийся в воде, глядел и не мог наглядеться на прекрасное маленькое создание, только что подарившее ему на этом пляже незабываемые минуты счастья. Глядел и с каждой секундой все больше понимал, что безумно хочет сейчас же вновь насладиться обладанием лекпинкой и подарить ей бесценную эльфийскую любовь…
Но что-то вдруг остановило его порыв выбежать на берег. Что-то в самой воде. Которая будто бы послала импульс в сознание эльфа, в его магическую сущность. Малач замер, уставившись на темную воду перед собой и мысленно произнеся заклинание восприятия. Да, он не ошибся, вода озера в последние мгновения уходящего дня словно бы жаловалась на то, что ее безжалостно использовали, подчинили умышленному жесточайшему колдовству, и в то же время как бы оправдывалась, просила прощения за причиненные ею беды.
«Кто? – мысленно вопросил Малач, хорошо понимая, что не сможет получить ответа, и все-таки вновь спрашивая. – Кто и как это сделал?»
Вода не могла ответить, она только слегка всколыхнулась перед эльфом, но при этом в его сознании вдруг возник расплывчатый силуэт кинжала с кривым серебристым лезвием и черной, как ночь, рукоятью…
– Хо-хо-хо, а мы не напрасно прогулялись! – донесся до Малача чей-то голос из зарослей молодого ивняка на берегу.
– Да, нехорошие здесь происходят происшествия, – поддакнул кто-то.
– Ой! – вскрикнула Ксана, присев и прикрывшись платьем.
– Кто это там прячется? – гневно спросил Малач, спеша выйти на берег.
– Видите? Видите! – пискляво завопил еще кто-то. – Он – голый, и она – голая! Они совокуплялись здесь, они развратничали, они, они…
– Прекратить! – рявкнул эльф в сторону ивняка и, повернувшись к лекпинке, попросил: – Ксаночка, одевайся и уходи отсюда. Я сам разберусь с этими трусливыми подонками!
– Кто это трусливый?
– Кто это подонок?
Заросли ивняка раздвинулись, и на открытое пространство вывалились два шатающихся гнома. А за их спинами вновь раздался тот же писклявый голос:
– Нам бояться и стесняться нечего! Не то что этой развратнице-лекпинке!
– Да, – опять поддакнул гном, в котором Малач узнал бывшего метрдотеля более всего нелюбимого им ресторана. – Нехорошее происшествие!
– Хо-хо-хо – происшествие! – откликнулся другой гном – факультетский маг Дроб. – Что-то не припомню я, чтобы когда-нибудь профессор факультета рыболовной магии развратничал со студенткой, словно с грязной, продажной девкой!