– Этот парень понимает кое-что в пекарном деле, но ничего в очистке нефти. Откровенно сказать, мне хотелось бы предложить ему продать свое дело нам и принять участие в нашем деле, – его судьба у меня на совести.
Я, понятно, согласился, Флаглер поговорил с клиентом, откровенно сознавшимся, что он бы продал дело, если бы мы пришли для оценки его завода. Мы это и сделали; но тут оказалось совершенно неожиданное препятствие. Ценой, которую мы давали за завод, клиент удовлетворился, но потребовал совета от Флаглера, брать ли ее наличными деньгами, или паями Standard Oil Company al pari. Он при этом объяснил Флаглеру, что, получив плату наличными и уплатив ими все свои долги, он со спокойным духом будет спать и будет восхищен таким оборотом дел. Но раз Флаглер уверен, что наши паи принесут хороший дивиденд, он лучше возьмет уж акции и пристроится к такому «шикарному дельцу»… Решить этот вопрос Флаглеру было трудновато, и он сперва отказался давать булочнику совет. Но тот не отставал и никак не освобождал Флаглера от этой ответственности, с неба на него свалившейся. Наконец, Флаглер предложил экс-булочнику получить на половину суммы наличных, и тем самым погасить половину своих долгов, а на другую взять паев и ждать дальнейшего. Так булочник и поступил, с течением времени приобретая все больше и больше паев компании, и Флаглеру не пришлось раскаиваться в совете, данном бывшему клиенту.
Я убежден, что мой старый друг этому пустяку посвятил такое же внимание и столько же времени на обсуждение, как и любому из своих колоссальных планов, а это уже может служить, хотя отчасти его характеристикой.
Другой из моих бывших компаньонов Г. Г. Роджерс, создал нечто подобное Флаглеровской East-Coast’ской (западного побережья) железной дороге, в образе своей виргинской железной дороги, которой суждено открыть миру громаднейшие залежи каменного угля. Ни одному из них, бывших друзей моих, не было необходимости возлагать на себя такие колоссальные и трудные задачи. Но они в них находили наслаждение и удовлетворяли честолюбие проведением в жизнь этих громадных задач. Оба эти примера ярко подчеркивают одну черту американского национального характера, – именно, что мы американцы действуем больше из радости действий и удачи в них, чем из материальных побуждений.
Ценность дружбы
Современную молодежь вряд ли заинтересуют мои стариковские россказни, хотя было бы не без пользы показать, хотя бы и в скучных рассказах, доказать молодежи, как высока ценность, насколько выше всех других ценностей – ценность друга во всех общественных кругах без исключения.
Сколько разных сортов друзей водится на Божьем свете! Но всех их, без исключения, надо приберегать на случай, – пусть один лучше другого, но каждый друг в одиночку ценен по-своему, это узнаешь лишь с приближением к старости. Есть, правда, сорт друзей, которые, попроси у них в минуту нужды помощи, как раз в эту минуту лишены возможности вам ее оказать.
– Не могу принять твой вексель, – говорит один, – я дал слово компаньонам никогда этого не делать и они тоже дали мне слово этого не делать.
– Я бы сделал это для тебя, но ты сам понимаешь, в данное время я и т. д. и т. п., – говорит другой.
Мне трудно осуждать таких друзей. Я знаю, что дружба очень часто – результат темперамента. А часто в таких разговорах виновато действительное стечение обстоятельств, лишающее друга возможности сделать то, что он, может быть, и сделал бы.
Оглядываясь в прошлое на своих друзей, я нахожу среди них лишь немногих этого сорта, но зато очень и очень много других, истинных друзей. Был у меня и совершенно исключительный друг – С. В. Гаркнесс, с первой встречи, казалось мне, питавший ко мне полное доверие.
В один прекрасный день наши нефтяные склады и очистительные заводы в течение немногих часов выгорели дотла – спасти ничего не удалось. Правда, они были застрахованы в несколько сот тысяч долларов; но мы очень беспокоились, скоро ли удастся нам получить такую огромную страховую премию, и боялись, что пройдет не мало времени, пока удастся все это уладить.
Завод же, о котором идет речь, нужно было немедленно восстановить и, следовательно, необходимо немедленно искать денег. Гаркнесс был заинтересован в нашем деле, и я ему сказал:
– Пожалуй, мне придется обратиться к тебе за деньгами. Я правда не уверен, что это понадобится, но мне показалось лучшим предупредить тебя заранее.
Он знал положение дел и в долгих разъяснениях не нуждался. Он просто выслушал, что я ему сказал и, будучи немногословным, сказал только:
– All right, John Д., я дам все что имею!
Вот все, что он сказал; но я пошел домой свободным от бремени забот. Впоследствии выяснилось, что страховое общество Liverpool, London and Globe Insurance Company выплатило нам всю премию прежде, чем были покончены постройки. Хотя таким образом мне и не пришлось воспользоваться деньгами друга, я никогда не забуду благородной манеры, с которой они мне были предложены.
Опыт такого рода, признаю с благодарностью, был для меня не редкостью. Я в ранние дни моей жизни был великим заемщиком, дело мое шло хорошо и быстро развивалось, и банки охотно верили мне деньги. С того момента, когда громадный пожар доставил нам массу проблем, я постоянно изучал положение дел, чтобы знать всегда, сколько денег может нам понадобиться единовременно.
Мы привыкли заблаговременно, до настоятельной потребности в деньгах, подготовлять почву для своих финансовых предприятий. Я никогда не был из числа тех, кто, как говорится, откладывает дела в долгий ящик.
Вот еще случай из того же времени, доказывающий, как много друзей было у нас в то время. О нем я узнал уже значительно позже события.
Дело шло о банке, с которым у нас было много дел, и директором которой состоял один из моих друзей, Стильмаль Уитт, человек очень богатый. На одном из заседаний подняли вопрос, что банк предпримет, если нам потребуется еще больше денег. Дабы не подавать сомнений в своем образе мыслей, Уитт потребовал свой денежный ящик и, когда его принесли, сказал, положив руку на него:
«Господа, те молодые люди вернее верного. А если они потребуют денег больше, я требую, чтобы банк их им выдал без рассуждений, если же вы потребуете большего обеспечения – вот, господа, берите, сколько вам угодно!»
Мы в те времена отправляли керосин большими партиями на судах по морю и каналам из-за экономии в перевозке, а для этого нужно было необычайное количество наличных денег, целые капиталы. Мы уже забрали огромную сумму в другом бачке, и председатель его меня известил, что его правление получило сведения о громадной ссуде, выданной нам, добавив, что они желают от меня получить более подробные по этому поводу разъяснения.
Я поблагодарил его за извещение и ответил, что готов дать всякие объяснения, так как придется по-видимому попросить у банка еще много денег. Мы получили от банка все, что нам было нужно, а обошлись без разъяснения. Боюсь, я слишком много говорю о делах, банках и деньгах. Я ничего не знаю более позорного и жалкого, чем человек, все часы бодрствования посвящающий заработку денег. Стань я сорока годами моложе, я, конечно, снова взялся бы за работу, хотя бы потому, что общение с людьми большой сообразительности и интеллекта возбуждает во мне интерес и доставляет мне особое удовольствие. Но у меня нет недостатка в интересах, способных наполнить мой день, и я надеюсь осуществить немало планов, всю жизнь воодушевлявших меня.
Все дни своей долгой работы, наступившей с шестнадцатым годом моей жизни и закончившейся 55 годами, когда я удалился от дел, мне удавалось устроить себе не один час отдыха того или другого рода, чему я обязан помощи своих исключительно талантливых и прилежных сотрудников, принимавших на себя бремя управления нашими предприятиями.
Как единица, я удовлетворен количеством и качеством работы, выпавшей в жизни на мою долю. Начав работу бухгалтером, я научился большому уважению к числам и фактам, как бы незначительны они ни были. Когда дело шло о составлении счета, относившегося к какому-нибудь из прошлых проектов, обычно выбирали меня, у которого было прямо до страсти доходящее увлечение деталями, увлечение, которое впоследствии мне пришлось обуздать.
В холмах Покаитико (штат Нью-Йорк) я провел немало часов досуга, вдали от всех, в старом доме с великолепным видом, долгими часами любуясь поразительной живописностью этих картин чудесного Гудзонова озера, – и как раз в то время, когда каждая минута мне должна была быть дорога. Пустив в ход свое дело, я стал, боюсь сказать, совсем не тем, что называется прилежным дельцом.
Это наименование – «прилежный делец», невольно напоминает мне одного моего друга из Кливленда, очень трудолюбивого человека. Я часто говорил ему – причем, разумеется, томил его скукой – о своем коньке: живописном садоводстве, как его называют иные, а я скажу: об искусстве прокладывать дороги, тропинки и. т. д.
Этот друг, близкий мне в течение тридцати пяти лет, для дельца, убивавшего свое время на такие пустяки, что он считал детской забавой, не нашел бы в своем лексиконе ничего, кроме порицания.
В один прекрасный весенний день я предложил ему провести послеобеденное время со мною – предложение необыкновенное и непонятное для дельца тех времен – и полюбоваться чудными дорогами в парке моего имения, давно задуманными и почти законченными. Я пошел даже так далеко, что обещал ему истинное наслаждение.
– Не могу, Джон, – отвечал он, – после обеда у меня важное дело.
– Верю, – сказал я, – но это наверно не доставит тебе столько удовольствия, как вид тех дорог, с громадными деревьями по сторонам.
– Глупости, Джон, оставь меня пожалуйста. Я говорю, что жду судна с рудой, а наши заводы давно ее ждут – тут он потер руки от удовольствия, – за все лесные дороги в мире я не пропущу случая его увидеть.
Он тогда получал по 120–130 долларов за тонну Бессемеровской рельсовой стали, и если бы его завод