Что же делать с книгой дальше?
Для меня выпущенная книга – это как воронёнок, которого подобрали, вылечили и потом отпускают. Вы будете отслеживать воронёнка? Да, иногда. Вы будете всякий раз проверять, как там его лапка? Вряд ли.
Отслеживать отзывы – да. Но не пускаться в споры с читателями, объясняя, чтó именно вы хотели сказать.
Обычная позиция писателя: когда книгу критикуют, вы смотрите другие рецензии этого человека и с удовлетворением замечаете: «Ха! Он и других всё время ругает!». Или: «Хо! Что он вообще понимает в книгах? Судя по его рецензиям, у него вкус-то неразвитый». Переживать нормально. Нам хочется, чтобы нас хвалили, и не хочется, чтобы ругали. Если что – можно сделать из своих переживаний рассказ. Всё – в топливо! Даже самое горькое огорчение. Особенно, кстати, его.
Но иногда критическая статья может принести пользу. Есть очень внимательные читатели и по-настоящему умные литературные критики, которые умеют тактично обозначить то, на что писателю стоит обратить внимание.
Обычно я пускаюсь в новое плавание, даже не дождавшись выхода свеженаписанной книги. Жизнь так коротка, так много хочется всего создать! Так зачем же терять время?
Да, и ещё. Вы заметили, что, после того как вышла ваша книга, книжные магазины разделились на две группы? Первые – полные современной литературы, с отличными ценами и удивительной атмосферой. Вторые – так, ничего особенного, торгуют даже как будто и не книгами, а наклейками да контурными картами. А если и книгами, то совсем не тех авторов, что сегодня популярны и привлекательны. Интересно, по какому принципу проходит водораздел? Уж не по наличию или отсутствию книги одного замечательного автора…
Мечтайте! Обязательно мечтайте о будущих книгах! «Вот закончу эту книгу и примусь за… Нет, лучше за… О, вот об этом я обязательно хочу написать!»
Зачем это нужно? Чтобы не останавливаться, не зацикливаться на одной книге. Дело в том, что первая книга может быть воспринята по-разному. Её могут долго не принимать в издательстве, а приняв, продержать в планах несколько лет. Если вы ждёте, пока выйдет первая книга, чтобы приняться за вторую, то рискуете потерять веру в свои силы. Творите независимо! Читайте, делайте наброски, посещайте семинары, создавайте героев и пускайте их в плавание! «Я пишу! Пишу! Пишу!» звучит гораздо лучше, чем «Я жду… жду… жду…».
Творческое затишье
У любого пишущего человека бывают периоды, когда он не в состоянии выжать из себя ни строчки. Иногда это объясняется внешними причинами: плохим самочувствием, неудачами. Соседей снизу затопило, а виноваты почему-то вы…
Часто такой период наступает после того, как вы закончили большую вещь и выжидаете какое-то время перед правкой. Казалось бы, живи, гордись, радуйся. Но, напротив, охватывают апатия и беспомощность, кажется, что больше никогда-никогда в голову не залетит ни одна, даже самая простецкая идея, что на край кровати не примостится муза, а слова будут подбираться настолько жалкие и неудачные, что их будет стыдно даже предложить ребёнку, который просит помощи со школьным сочинением. Страшное чувство, конечно… Особенно жутковато, когда делишься с друзьями-писателями, а они говорят: «О чём ты? Ты ведь совсем недавно написала целую повесть! Радуйся и отдыхай». Вот так они подбадривают и уходят писать, писать, писать про всё, что им приходит в голову. А ты сжимаешь зубы и подавляешь желание уничтожить «целую повесть» двумя командами («выделить всё» и «удалить»), раз из-за неё у тебя случился творческий…
Нет, я не люблю слово «застой», от него веет чем-то медицинским. И слово «кризис» тоже не люблю. Оно отражает те ситуации, о которых стараешься забыть: когда ребёнок перестал вдруг тебя слушаться и грубит («кризис трёх лет!») или когда супруг не может понять тебя, как бы ты ни старалась излить свои переживания («кризис брака»). Нет уж, увольте.
Я предпочитаю слово «затишье». Есть в нём что-то успокаивающее, как в прогулке по осеннему лесу.
У каждого писателя есть своё понимание этого затишья, каждый предлагает свой способ справиться с ним. Кто-то настаивает на пятидесяти / ста /трёхстах словах в день. Мол, напиши – и свободен. Кто-то в это время старается как можно больше «начитаться», то есть заполнить свою пустоту чужими словами и образами. Моя подруга, замечательный детский писатель Тамара Михеева, рисует пейзажи, фотографирует, вяжет длиннющие шарфы и валяет игрушки. По сути, это ведь просто разные виды творчества, разные двери, через которые нас покидает творческая энергия.
Я люблю готовить. Много раз замечала, что, когда заканчиваю ту самую «целую повесть», начинаю более творчески подходить к процессу приготовления пищи, пробую новые рецепты, отваживаюсь на сочетания, которые раньше не пришли бы мне в голову. Домашние относятся к этой волне благосклонно (скорее всего, потому, что в последние дни, пока я заканчивала «целую повесть», на столе царили макароны и их собратья пельмени). Но как бы я ни старалась унять беспокойство, заглушить его восторгами родных по поводу свежеиспечённой шарлотки, неприятное ощущение, что теперь ты больше не писатель, никуда не исчезает. Оно гложет и гложет.
Ненавижу это состояние. Всё, что может мне помочь в такую минуту, – услышать, как кто-то тоже страдал, хотя бы в прошлом, от этого бессилия. Что у кого-то тоже была полнейшая, как в ночь перед Рождеством, тишина в голове. Что кто-то тоже пытался собрать из слов башенку в своей голове, но башенка разваливалась, словно её составляли из сливочного масла, а потом нагревали газовой горелкой.
Постепенно, за десять лет писательства, я поняла: этот дикий период нужно просто пережить. Он сродни болезни. Никто ведь не ходит на вечеринки, заболев гриппом. Как ни старайся хорошо выглядеть, красный нос и мутные глаза не скроешь. Сиди дома, жди, спи или валяй игрушки – что больше нравится! Главное – знать, что это нормально. Создавать тексты – это как лепить снежные фигуры. Но снег не всегда бывает лепким… Пытаешься слепить снежок, а он разваливается, словно сделан из манной крупы.
Заставляю ли я себя писать в эти периоды? Честно говоря, нет. Не выжимаю из себя ни сто слов, ни двадцать, ни даже десять.
Нам и так нужно заставлять себя делать очень многое. Например, чистить обувь от жуткого реагента, которым посыпают наши дороги, или лечить развалившийся зуб. Гулять с собакой в грозу, мыть жирные сковородки, маяться в автомобильных пробках – в жизни полно малоприятных обязательных задач.
А вот чтó я нахожу действительно важным, так это проживать период затишья в ожидании вдохновения. Нужно очень внимательно следить за своим состоянием и стараться фиксировать как можно больше всего интересного, что преподносит нам жизнь. Вы можете не вести постоянный дневник, просто будьте чуткими к тому, что происходит вокруг и внутри вас, как отзывается в вашей душе окружающий мир, какие образы «цепляют». Ведь один из них может оказаться достаточно сильным для того, чтобы перерасти во что-то большее.
Не лишайте себя обычных вдохновляющих действий, когда вам «не пишется». Если раньше вам отлично сочинялось на прогулке, гуляйте в своё удовольствие. Ничего страшного, что сегодня «ничего не придумалось». Представьте, что идёте на рыбалку, только пойманных окуньков вы не отправите в уху, а отпустите обратно в реку. Главное – не закрываться от жизни, а поймать хоть что-нибудь.
Если вас действительно беспокоит, что вы перестали быть писателем, выезжайте на природу и описывайте пейзажи или людей, которые вам встретятся по дороге. Но можно никуда и не ехать. Ждите, что этот период закончится, представляйте себе день выхода из затишья, и он обязательно наступит. Только не пропустите тот образ, который сначала может казаться еле заметным мотыльком, но потом превратится – с помощью волшебной писательской пыльцы – в яркую тропическую бабочку.
Попробуйте вообразить, что затишье – это отпуск. Творческий отдых от творческой работы. Чем бы вам хотелось заняться в отпуске? Даже если вы пишете всего два часа в неделю, это время, как ни крути, освободится. На что вы его потратите?
Выступление перед читателями
Представьте, что писатель выступил перед немалым количеством читателей, спускается со сцены или уходит за кулисы и падает в объятия коллег, ожидающих своей очереди. Как вы думаете, что говорят ему собратья по перу? Может: «Удалось ли тебе захватить внимание зала и держать его до самого конца?» Или: «Получилось ли распахнуть перед читателям душу, а заодно и глубины самопознания?» Или: «Так-так… Вдохновил почтенную публику на подвиг?»
Нет. Обычно чувствуешь дружеское похлопывание по плечу и сочувственный вопрос: «Отмучился?»
Среди писателей есть личности, одарённые харизмой и способностью зажечь любую публику, даже если это пассажиры, которым повезло проехаться с ними в лифте или вагоне метро. Такие люди умудряются разыграть мини-спектакль, даже когда стоят в очереди за сыром. Есть и другой тип писателей: они наотрез отказываются от любых публичных выступлений, запираются в зáмке и даже телефонную трубку снимают с большой неохотой. А между этими двумя типами – остальные. То есть те, кто боится публики, но понимает, что нужно прийти на презентацию собственной книги хотя бы из уважения к издательству. Те, кто заикается, взяв на сцене микрофон, но не бежит прочь, а мужественно отвечает на вопросы. Те, кто преисполнен глубочайшего уважения к своим читателям и готов рассказать им всю правду о том, как создавалась книга. В общем, у каждого писателя есть свои причины оказаться на собственном публичном выступлении, но одно точно непреложно: особой страстью к выходам в свет сочинители, как правило, не отличаются. Это трудно всем.
На книжных фестивалях творцы худлита с завистью смотрят на тех, кто презентует книгу «Всё о рыбе» и учит печь какие-нибудь фишкейки – прямо тут, на фесте. Или, например, бывает, что на презентацию книги о ферме притаскивают барана. Оно и понятно: баран и фишкейки притягивают внимание не хуже бесплатных конфет. Считай, работа уже сделана. Что бы ты ни говорил на презентации, все будут фотографировать барана или жевать фишкейки, и впечатление останется самое приятное.