Думаю, что это замечательная идея. Мы вышли из такси на бульваре Османн и побаловали себя роскошным обедом. Сеанс чревоугодия в золоченом интерьере стал истинным бальзамом для наших израненных сердец.
— И что за похороны ты ей готовишь?
— Есть большое кладбище в Тиэ, там выделена земля для таких людей, без семьи и средств. Но я хочу ее кремировать на Пер-Лашез.
— Ты же не знаешь, чего хотела она!
— Не знаю, поэтому выбрала для нее то, что мне самой по вкусу.
У Вероник округляются глаза.
— Ага! У тебя типичный перенос!
И мы разом покатились со смеху. Эта дурында вообще-то права.
— А как твоя работа? Ты взяла отгул?
— Нет, я сегодня уволилась.
Она чуть не падает.
— И сегодня у меня уже второе свидание с мужчиной.
— Так и знала! От тебя за километр мужиком несет!
Моя очередь падать. Слово «мужик» в ее устах звучит, как некий деликатес.
— Можно мне с тобой?
— Куда? — немного пугаюсь я.
— К похоронному агенту, ты сама сказала, что это и мои похороны.
Вот она уже и подкалывать меня начала, это хороший признак. Кажется, шоковая терапия подействовала.
В похоронную контору мы входим в легком приподнятом настроении, в каком обычно гуляют по магазинам. Вероник с интересом разглядывает статуэтки и урны, выставленные на полках, словно мы зашли в антикварную лавку, например. Я оставляю ее любоваться этой красотой, а сама сажусь к столу агента. Он явно пытается восстановить мое имя в памяти.
— Добрый день, я к вам уже приходила три месяца назад насчет похорон отца и купила места на кладбище для него и для себя.
— Ах да, в самом деле! Я помню вас, заказ был довольно необычный! Мне знакомо ваше лицо, но что-то в вас изменилось, да?
Да — отношение к жизни. А вот в нем не изменилось ничего. Тот же темный костюм, те же очочки в металлической оправе. Никаких броских часов, ведь порой одна кричащая деталь может вызывать у кого-нибудь неприятные ассоциации. Строгость и умеренность во плоти.
— Я хочу похоронить подругу, она сейчас в морге больницы Сен-Луи.
Он, верно, думает, что я несчастье приношу, раз вокруг меня все мрут как мухи.
— Примите мои глубокие соболезнования.
— Благодарю. В общем, это моя подруга, но я не знаю, кто она, просто возьму на себя расходы по кремации и заберу прах.
— Не на себя возьмешь, а на нас, — встревает Вероник. — Поделим пополам?
— Вероник, мы же не в ресторане!
— Брось, ты отлично поняла, о чем я. Сама сказала, что это и мои похороны тоже, и ты права, так что я хочу заплатить свою долю.
Агент переводит ошеломленный взгляд с нее на меня. Он привык иметь дело со слезами, драмами, скорбью, а перебранки из-за счета ему в новинку.
— Прошу прощения, дамы, я правильно понял, что вы хотите оплатить похороны близкой, но незнакомой подруги?
— Ну да, а разве нельзя? Она была бездомной, мы подружились незадолго до ее смерти, документов при ней не было, и чем хоронить за счет города в Тиэ, мы лучше с подругой возьмем на себя эти траты, — говорю я, взглядом призывая его к молчанию. — Мы бы хотели заказать кремацию на Пер-Лашез.
— Я присмотрела тут красивую урну, ей бы понравилась, — предлагает Вероник; ей приятно внести свою эстетическую лепту.
В общем, выступив в духе Пата и Паташона и решив финансовый вопрос, мы покинули похоронное агентство. Я не ожидала, что Вероник так близко к сердцу примет эти похороны. Договорились встретиться через двое суток в крематории Пер-Лашез для короткой скорбной церемонии прощания, расцеловались, и я поехала домой. Можно передохнуть наконец-то. Но недолго, всего два часа: у меня же свидание с Эриком.
17
Долго стою под теплым душем. Мне нужно расслабиться, последние часы были чересчур насыщенными. Хорошенько намыливаю себя целиком, даже между пальцами ног. Пусть все тело благоухает. Я радостно предвкушаю встречу, хоть и немного боюсь: о чем нам беседовать? Нельзя же всякий раз исполнять номер «без трусов». Надеваю купленное по случаю красивое белье; не знаю, сколько я уже денег спустила, подведу баланс потом, когда вся эта канитель закончится. Он позвал меня в шикарный лаунж-бар отеля «Кост», прямо созданный для свиданий, однако меня пугают такие места, где за каждым столом — по звезде или топ-модели, где официантки элегантнее меня. И, главное, моложе. Фон, мягко говоря, для меня невыигрышный. Я женщина в стиле «Фланч» [4].
Стараюсь подбодрить себя, вспоминая его жаркие губы, приникшие к моим, прикосновение его твердого пениса… Я снова изголодалась по нему. Выйдя из душа, вижу на телефоне смс от Эрика.
«Я еще на работе, может, подъеду попозже к тебе домой с пиццей?»
Гора с плеч. Женщина-Фланч и мужчина «Домино’с Пицца». Мы идеальная пара.
Час спустя он звонит в дверь.
— Добрый вечер, пиццу заказывали?
Вместе с ним врывается свежий ветерок, замерзший Эрик с красным носом выныривает из пуховика и улыбается мне. Я просто очарована: нынче со мной займется сексом разносчик пиццы.
— Прости, на работе задержался и подумал, что удобнее будет повидаться у тебя. Можно было и ко мне поехать, но мою помойку пока разберешь, еще больше времени уйдет.
— Ничего, в другой раз, — отвечаю я не без лукавства. — По правде сказать, меня это предложение только обрадовало, я, знаешь ли, не привыкла ходить в такие модные места — как-то скованно себя чувствую, даже не знаю, что туда надеть…
— Да я тоже, просто хотел перед тобой покрасоваться, под парижанина закосить.
— Так ты не из Парижа? — Как будто я не прошерстила его страницу на Фейсбуке вдоль и поперек.
— Нет, я из Бордо. Туда и вернусь при первой возможности.
Мы с аппетитом поедаем пиццу.
— Хочешь вина? Где-то у меня вроде завалялась бутылка. Надеюсь, что неплохая, хотя я не специалист… — Как будто я перед его приходом не вынесла мозг бедному сомелье в магазине. Каждый красуется по мере сил.
— А у тебя как день прошел? — спрашивает он, разрезая вторую пиццу.
Не зря я опасалась, что он задаст этот донельзя банальный вопрос. Нервно хихикаю, скрывая смущение.
— Ну, дай подумать… Я сегодня уволилась, а потом занималась похоронами подруги.
Он не доносит кусок пиццы до рта и слишком быстро сглатывает, поперхнувшись.
— Все нормально? — смеюсь я и подаю ему бокал.
К нему еще не вернулся дар речи. Он отпивает вина, чтобы освободить дыхательные пути.
— Вот интересно, после ночи любви ты плачешь, а после похорон подруги смеешься. Необычный ты человек.
— В самом деле? — Я воспринимаю это как комплимент.
И вдруг начинаю глупо, неудержимо хохотать. Остановиться невозможно, какое-то безумие. Вот же везет ему со мной!
Он смотрит на меня с беспокойной улыбкой.
— Извини, я вечно на взводе, когда ты рядом.
— Это хорошо или не очень?
— Хорошо, — шепчу я.
Вообще-то есть единственно эффективный способ успокоить мои нервы — взять меня прямо сейчас, прямо здесь, на ковре в гостиной. Что он, собственно, и делает. Мы падаем друг другу в объятия и сливаемся в поцелуе. Безумный хохот сперва переходит в тихое хихиканье, а затем в стоны.
Несколько минут спустя мы без сил лежим на диване, голые и потные. Остывшая пицца в открытых коробках уже не возбуждает аппетита. По обоюдному согласию мы перемещаемся в кровать и там, свернувшись в один клубок под одеялом, продолжаем прерванный разговор.
— Ты правда уволилась?
— Правда.
— Завидую.
— Что ж не уволишься сам?
— Не знаю, может, из-за денег? — отвечает он не без сарказма.
— А у меня денег куры не клюют, — хвастаюсь я.
— Да ну? Знаешь, ты мне нравишься. — И его ласки становятся все более настойчивыми.
— Если б ты был богат, что бы сделал? — шепчу я, лаская его в ответ.
Он тихо постанывает.
— Не знаю, посмотрел бы мир, в Непал бы съездил…
— А меня бы взял с собой?
— Конечно, тем более, если б мы поехали за твой счет.
Беседа затухает, дальше говорят лишь наши руки. После долгой спячки я никак не могу насытиться, в меня вселился бес. После мы замираем в сладком оцепенении, и я засыпаю безмятежно, как накормленный младенец. Как будто привыкла засыпать в его объятиях, как будто его запах мне знаком всю жизнь. Как будто я всегда была счастлива.
Эрик ушел ранним утром. Оставил записку, извиняясь, что не смог задержаться и помочь мне с уборкой гостиной, — можно подумать, одного человека мало, чтобы убрать две коробки из-под пиццы, два бокала из-под вина и объедки с пола. Однако такая забота меня тронула. Я собирала наш общий мусор и чувствовала, что мы делаем это вдвоем. Мысли о нем, о прошлой ночи, о наших объятиях и будущих встречах озаряли мое лицо глупой улыбкой. Он не только в тело мне проник, но и в сердце, в душу.
Что, вот это и есть любовь?
Если он рядом, даже когда его нет?
Если ты теперь не одинока?
18
Церемония была торжественной и строгой. Мы решили обойтись без музыки — нашей покойнице больше подходили отрешенность и тишина. Вероник была очень тронута. Она много плакала, успевая при этом с любопытством поглядывать на Франка, а тот ее взглядов будто бы не замечал. Он был, как всегда, красив и безупречен, но я прямо видела щемящую грусть в его сердце. Сама я тоже, конечно, плакала от переполнявших меня эмоций, хоть и понимала, что худшее для этой женщины позади. Я никогда не узнаю, как ее звали, только лицо останется в памяти. Я не узнаю, что ее подкосило, сломило, опрокинуло и утянуло на такое глубокое страшное дно. Может, развод, беспросветная безработица, жестокий муж, родители-тираны, трудное детство или потеря ребенка, от которой невозможно оправиться. Можно вообразить массу историй, одна печальнее другой — все равно это лишь догадки, не более. Не уверена, что на небе живет Бог, но в аду она точно уже побывала. Пусть ей будет хорошо там, где она сейчас. Медленно и беззвучно гроб поехал по ленте к печному отверстию. Вскоре он исчез там целиком, и мы вышли, ощущая комок в горле.