— Есть идеи, кто это был?
— По-ка нет. Но. Он не один та-кой.
— Беррегись!
Даже до предупреждения я тоже поднял глаза, услышав шум — и уставился на целых четверых «Жнецов», спешащих к нам из ближайшего коридора. Двое ковыляли по земле, подобно иссохшим, двое летели по воздуху, но довольно неспешно. Я встретил одного из них, наиболее крепкого на вид, ударом полэкса в грудь, с остальными разобрались Адель и драконята. Межстенье искажало звуки боя, искажало звуки падающих на землю серпов, приглушая битву большой мягкой подушкой. И это чуть было не сыграло на пользу противника — когда лезвие серпа скользнуло по моей спине, прикрытой василисковым плащом.
— Сзади!
Теперь на нас наступали с двух сторон, с той же прытью, но в увеличенном количестве. Иссохшие Жнецы, израсходованные Жнецы, выброшенные и вновь поднятые Жнецы, с которых едва отряхнули пыль — и бросили в атаку на незваных гостей. Их количество намекало на то, что когда-то на этом поприще трудился не один лорд Роланд, удостоившийся «высокой чести». Полночь давно потеряла контроль над этим сегментом, если вообще когда-либо могла управлять чем-то, кроме его расположения. В итоге охранный этаж работал как почти любая загрязнённая комната, пытаясь всеми силами сохранить паразитический статус.
Нет уж. Это уж точно не в мою смену.
— Прорываемся вперёд! — рявкнул я, отбрасывая одним взмахом оружия сразу троих наседающих призраков. — Туда, откуда они прут сильнее всего!
К счастью, даже тотальное преимущество в численности гадов не могло остановить наше продвижение. По-настоящему уязвимым был только Арчибальд, но его зеркало мы держали в специально оборудованной сумке, защищённой с двух сторон мной и Адель. Жнецы в межстенье могли летать, но не проходить сквозь стены, так что внезапная атака изнутри построения нам не грозила. Оставляя за собой десятки павших врагов, мы преодолели длинный коридор, затем дважды свернули на развилках, пока не прорвались в огромный зал.
И застыли, едва не позволив искромсать себя подоспевшим Жнецам.
Пожалуй, можно было сказать, что это место отличалось от всего, виденного мной ранее. Только вот чётко описать его я не мог при всём большом желании. Здесь ткань подпространства истончилась настолько, что иллюзия брала верх над реальностью, заставляла ту барахлить, искажаться на наших глазах. Секунды три передо мной возвышались чаны с зеленоватой жидкостью, в которых плавали мужские и женские тела — а затем жуткий механизм доставал их оттуда, сдирал мёртвую кожу и мышцы, оставляя только лица. Но вот картинка сползла, преобразилась — и чаны стали торжественными каменными гробами, с которых гигантский сгорбившийся скелет откидывал крышки и бесцеремонно потрошил содержимое. А вот некая автоматическая кузня не сжигала, а переплавляла бесконечный поток ещё бьющихся сердец в острейшее оружие, предназначенное эти сердца вырезать…
Я не понимал, что происходит. И хуже всего было то, что чем сильнее я силился понять, тем быстрее начинали меняться картинки, подкидывая и подкидывая новые безумные варианты происходящего. Почувствовав моё замешательство, «иссохшие» Жнецы вновь ринулись в атаку — они-то оставались вполне стабильными элементами.
— Что. Даль-ше? — слегка нервно спросила Адель, отбивающаяся за двоих.
— Сжечь! Мы готовы жечь! — выкрикнул кто-то из драконят, если не оба одновременно.
И сейчас столь радикальное предложение казалось не таким уж радикальным. Что бы из себя ни представлял охранный этаж, болезнь Полуночи пропитала его насквозь — и я даже не видел, с чего начинать лечение. Не лучше ли уничтожить заразу, которая сейчас приносит только вред? Но, прежде чем я успел добраться до нужной точки отчаяния, откуда-то раздался спокойный голос Арчибальда:
— Закройте глаза, лорд Виктор. Взгляните на происходящее под другим углом.
Сбив в воздухе очередного врага, я послушался совета. И тут же вернулось ощущение, которое затянуло нас сюда, в межстенье, только на сей раз оно тянуло вперёд. В центр безумного зала, порождающего Жнецов тысячами разных способов, и беспрестанно атакующего нас то ли устаревшими образцами, то ли отходами производства.
Но с закрытыми глазами я видел не только тьму с обратной стороны своих век. Там, впереди, что-то светилось, пульсировало, напоминая пространственную аномалию. Что-то древнее, полузабытое, болезненное, осквернённое — и отчаянно нуждающееся в очищении. Я шагнул по направлению к нему, затем шагнул ещё раз — и оно запаниковало.
Мне пришлось открыть глаза, когда неведомая сила отдёрнула меня назад. Это оказалась Адель, не позволившая мне упасть в трещину в полу шириной метра в полтора. Пространство вокруг перестало сходить с ума, прекратились и бесконечные атаки. Мы стояли в рассечённом пополам, пустом и очень тёмном зале.
Но пульсация по ту сторону трещины продолжалась, нарастала, хотя её источник оставался скрыт от глаз. Нам не дали его рассмотреть — из змеящегося пролома на полу медленно поднялись три фигуры — сгорбленные скелеты в чёрных лохмотьях, от которых веяло потусторонней силой и невыносимым холодом. Двое по бокам носили моё лицо — лицо «избранников» рода фон Харгенов. Центральный Жнец смотрел на меня сквозь такую же маску, что была и на моей голове.
Теперь за нас решили взяться всерьёз.
Глава девятая
Большинство сражений с холодным оружием подразумевают удержание противника на расстоянии. За этим стоит простая и безошибочная логика — так проще ранить или убить кого-то, прежде чем он ранит или убьёт тебя. Именно по этой причине — а ещё простоте использования — копья были самым популярным холодным оружием на Земле на протяжении тысячелетий. Именно по этой причине реалистичное фехтование выглядит скучновато — двое людей отчаянно пытаются ткнуть друг в друга заострёнными железками, вытянутыми на максимальную длину руки.
Именно по этой причине огнестрел со временем насмерть задавил всю конкуренцию.
С данной точки зрения парные серпы были крайне посредственным оружием. Они работали только на ближней дистанции, наносили исключительно режущие раны, при этом требовали широких замахов и неожиданных углов атаки. В обычных обстоятельствах вооружаться чем-то подобным было бы чистым самоубийством… за редким исключением. Скажем, если кто-то выйдет с ними в полных латных доспехах против бездоспешной толпы. Или — ну так, пример чисто из головы — серпы возьмёт в руки некая бессмертная нежить, которой даже доспехи не нужны — она и так неуязвима. Также эта нежить не устаёт, вообще. Ну и, как вишенка на торте, — нежить летает. Последнее может показаться малозначимым фактором, но кроме вышеупомянутых неожиданных углов атаки полёт даёт преимущество, схожее с натиском всадника. А режущее оружие традиционно отлично показывало себя именно при ударе с наскока.
Откуда я всё это знал? Увлечение средневековыми сражениями в юности, обширная практика после начала владения Полуночью, и, наконец — текущий бой. Вот ещё один любопытный факт насчёт парных серпов — из-за их нестандартной формы, их атаки адски тяжело парировать.
— Ян, Ава! — рявкнул я. — Держите двоих по бокам! Следите, чтобы не упасть в разлом! Адель, порошок на тебе!
Два размытых красных пятна встретили в воздухе двух Жнецов без масок, упали вместе с ними на пол и покатились в стороны. Я одним движением достал из переносного кармана крепко завязанный мешочек с экстрактом из коры бледной осины и перебросил его Адель, а в следующий миг уже отражал бешеный натиск центрального Жнеца.
К счастью, как для дракончиков, так и для меня, серпы Жнеца не являлись артефактами в привычном понимании этого слова. Они не прорезали броню как бумагу, не были зачарованы оставлять незаживающие раны, их даже не смазывали смертельным ядом. Просто два очень хорошо заточенных куска приличной стали, которыми этот гад мастерски орудовал.
А я — парировал, как мог.
Полэкс, в отличие от серпов, долгое время считался одним из лучших оружий для пеших рыцарских дуэлей. Им можно наносить удары с любой стороны — дробить, рубить, протыкать, подсекать! Впрочем, в данном бою ни одна из этих замечательных функций не работала, но отражать удары полэкс тоже позволял вполне прилично. Жнец набрасывался на меня со всех сторон, но везде натыкался на холодную неприступную оборону. Я не мог нанести ему урона, но отбрасывал контратаками на секунду-другую, прежде чем тот снова кидался вперёд. Его ледяная аура пока не оказывала серьёзного эффекта, но если это затянется ещё на несколько минут…
В следующую секунду подоспела Адель, осыпав моего врага парализующим порошком, похожим на толчёное серебро.
Больше всего я боялся, что в межстенье царят кардинально другие законы, и самый надёжный способ попросту не подействует. Но Жнец застыл как миленький, более того — медленно опустился на пол и обмяк там грудой костей и рваной чёрной ткани, рядом с двумя такими же грудами. Неподалёку сидели драконята, и Ава внимательно заглядывала в открытую пасть Яна.
— Всё в порядке? — спросил я, подходя ближе.
— Яфык порефал, хад, — попытался ответить Ян, не закрывая пасти. — Но уфе зафило!
Быстрый осмотр показал, что язык в самом деле был в норме — регенерация у драконов не уступала оборотнической, а то и превосходила её. Но мне инцидент всё равно не понравился.
— А ну-ка, — сурово сказал я. — Что нужно беречь сильнее всего в ближнем бою?
— Глаза и пасть, — хором ответили дети Эргалис. — В них не должны попасть!
— Тогда откуда порез?
— Зазевался, — честно признал Ян. — Он быстррый!
У парализованных врагов отобрали серпы — не слишком эффективная мера, учитывая скорость, с которой те получали новые. Затем все они один за другим отправились в провал, не издав ни звука.
— Напомните, сколько действует сие чудесное средство? — уточнил Арчибальд.
— Порядка пятнадцати минут. В основной Полуночи после него у Жнеца сбивается программа… то есть, он обо мне забывает. Но что-то мне подсказывает, что здесь этого не произойдёт.