ит, с определёнными ожиданиями в конце. Принять подарки, а затем снова отказаться было бы железно воспринято, как форма неуважения.
Я вновь сфокусировался на треснутом и грязном шарике Авалона.
Одно перемещение за счёт кошмара — взамен на уже оказанную услугу. И никто не сможет обвинить меня в хамстве или жадности.
Последнее, что я ощутил перед привычным помутнением сознания во время перехода — внимательный, пристальный взгляд, наблюдающий за мной из-за пределов обширной карты кластеров. В отличие от взгляда того же Князя, этот не нёс никаких эмоций, но всё равно странным образом пробирал до костей. Был то сам кошмар, или кто-то другой, стоящий за ним?
Я никогда не думал, что увижу город, бросающий вызов небу.
Разумеется, мне доводилось смотреть на небоскрёбы, но по сравнению с ними стены и башни Камелота были многовековыми секвойями, растущими над молодой порослью. Даже Полночь, при всём своём величии и безграничности, уступала этому городу, построенному титанами для титанов.
Мне удавалось разглядеть его только потому, что я и сам стоял на уцелевшем куске крепостной стены, застывшем в некотором отдалении от основной стены столицы. Облака плыли не сверху, а снизу неё, закрывая вид на далёкую землю. Зато отсюда мне открывались башни, рвущиеся ввысь на сотни этажей — невозможная, сумасшедшая архитектура, затмевающая изящество альвов и былые достижения Зун’Кай. Мосты и переходы на всех уровнях, некоторые из которых уцелели до сих пор. Стены монументальных зданий, покрытые мозаиками и барельефами. Отсюда сложно было разглядеть детали, но прослеживался общий мотив — великие рыцари и их победы во славу империи. Осыпавшиеся куски превращали лица святых в уродливые, глумливые гримасы.
Даже спустя тысячелетия после падения, после проклятья нежити и постепенного погружения в пучину кошмара, Камелот оставался по-своему прекрасен. Чудо архитектуры и инженерии, бросающее вызов чудовищной вечности. Он всё ещё стоял, а с ним и весь Авалон, но даже высочайшие из стен ничего не значили без живых людей. Или не совсем живых, учитывая обстоятельства, но хотя бы способных на подобие диалога. Практика показывала, что проклятье нежити невозможно обратить вспять без желания со стороны проклятых.
Но сперва — где мне искать моих спутников?
Хуже всего был бы вариант, при котором они тоже застряли в кошмаре. Мы составляли отряд не от балды, и я играл немалую роль в качестве «силовика» для прикрытия. Князь выдернул меня в другой кластер, оставив мой отряд выживать без одного элемента. Не ключевого, пожалуй, Мордред и Бенедикт без больших проблем дублировали мои обязанности, но вполне заметного. У меня возникала мысль проверить, справился ли отряд, пока кошмар подбивал ко мне клинья, но даже такая информация считалась бы второй уступкой. А следом мне бы тут же предложили повлиять на ситуацию, помочь моим союзникам и возлюбленным, поскольку — какой сюрприз — текущий кластер вдруг стал для них намного, намного тяжелее…
Нет, нельзя было касаться этой темы, нельзя было даже думать о ней. Каким бы сытым ни казался кошмар, он не упустил бы шанса убедить меня, пряником или кнутом.
Но я всё же вырвался, вышел на территорию, не принадлежащую ему до конца. Авалон занимал уникальное место в местном мироустройстве, и здесь мои мысли были свободны, а на способности и артефакты никто не мог повлиять извне. Так что первая проверка — через дальний зов, затем через поисковый амулет, а если они ничего не покажут…
Я отдавал себе отчёт в том, что Авалон был не просто государством, а махиной, занимающей пространство целого мира. Мира, по размеру теоретически не уступающего Земле, а то и немного превышающего её. Если даже мои спутники вырвались из третьего кластера, их могло закинуть в любую точку этого мира. Мордред знал, как прокладывать путь сквозь кошмар, но свою родину он покинул уж слишком давно. Тут кто угодно мог бы забыть, как вернуться в нужное место.
Впрочем, я тут же мысленно извинился перед рыцарем Авалона. Дальний зов показывал два огонька души — Анну и Кас — совсем неподалёку. Они были живы, они справились! Просто ещё не знали о моём присутствии. Отправить им сообщение не удалось — я слегка переоценил свободу своих способностей. Но никто не мешал мне навестить их лично, всего-то добравшись до ближайшего края Камелота.
Разбежаться, расправить крылья «Метаморфа» — и вперёд, подхватывая восходящие потоки. Каждое новое парение-полёт давалось мне чуть легче предыдущего, а на такой высоте было на удивление легче не думать о возможности неудачного приземления. Слишком уж далеко до земли. Можно умереть от старости, пока падаешь вниз.
Небо Авалона, вокруг верхней части Камелота и немного — над ним, давно не знало солнца. И дело было вовсе не в отдельных тучах, скорее в едином покрывале из серой пелены, простирающемся от горизонта до горизонта. То ли она заслоняла светило, то ли и вовсе выступала самостоятельным источником света — крайне тусклого. По всем меркам сейчас стоял день, но он больше ощущался как преддверие позднего вечера. Дальний зов безошибочно вёл меня к огонькам моих девушек, но не мог оценить расстояние между двумя отрезками стены, или подсказать, где не надо спотыкаться об останки разрушенной башни. За подобными мелочами приходилось следить самому, и они отвлекали, замедляли, раздражали. Один серьёзный недолёт — и мне придётся искать другой путь внутрь Камелота, с уровня земли. Что-то подсказывало, что он покажется ещё сложнее.
Зато моё первое впечатление об отсутствии людей оказалось неверным. Тут и там среди развалин я замечал движение, а за ним — настороженные, голодные, обречённые, но по большей части — равнодушные взгляды. Эти авалонцы, живые или не-живые, не торопились лично встречать чужака, который к тому же выглядел как чудовище. Возможно, они принимали меня за очередную тварь из мира кошмаров, что без больших проблем прорвалась сюда поохотиться. Разубеждать будем потом — сперва убедиться, что в моём отряде все живы.
Дальний зов говорил, что огоньки душ совсем близко — но это «близко» не выдержало настоящей проверки расстоянием. Лишь на исходе второго часа я добрался до нужной точки и тут же обнаружил что-то вроде обширной площади, выступающей вместо крыши на огромном полукруглом здании. На площади толпился народ — жалкие фигурки, больше похожие на иссохших, чем людей. Обычного, не великанского размера — за исключением двух фигур по центру, схлестнувшихся в неистовой схватке на мечах. Мордред только успел вернуться, а уже умудрился получить вызов на дуэль⁈
Я подлетал всё ближе и ближе, и теперь мог расслышать крики разъярённой толпы. Или, скорее, массовый шелест сухих глоток, кое-как сливающийся в единый гул.
— Смерть бесчестному убийце!
— Смерть осквернённому паладину!
— СМЕРТЬ ПРЕДАТЕЛЮ АВАЛОНА!
Глава двадцать третья
От неожиданности я даже не сразу сообразил, что почему-то понимаю авалонское наречие не хуже собственного. Маловероятно, что за время скитаний Мордреда всё население Камелота подучило язык Полуночи, и уж тем более русский. Возможно, незримый магический переводчик моего замка делал невероятные успехи, а возможно, это был прощальный подарок кошмара. В любом случае, результат оказался весьма уместным — пока я приземлялся, то понимал каждое слово среди тех, что бросала в воздух толпа.
Правда, смысл этих слов не вызывал у меня ни малейшего восторга.
Развеялись сомнения, что на «небесной» площади сражался не Мордред, а кто-то другой — его имя звучало с завидной регулярностью, даже до того, как я внимательно рассмотрел поединщиков. За сомнениями отправилось предположение, что народ болеет за моего союзника — нет, все злобные и оскорбительные эпитеты предназначались именно ему. Оскорбления, надо заметить, звучали несколько высокопарно, самым популярным было «предатель Авалона». Зато в намерениях публики разночтения исключались. Толпа жаждала крови, хотя её-то как раз в жилах Мордреда не текло давным-давно.
Люд на площади оказался так увлечён поединком, что моё прибытие прошло практически незамеченным. Я приземлился на небольшое одноэтажное здание позади основной толпы, вызвав в лучшем случае поворот пары голов. Отсюда можно было без проблем рассмотреть и слегка проанализировать происходящее.
Во-первых, народ, окружающий место поединка, целиком состоял из нежити разной степени иссушения. Кто-то выглядел получше, кто-то похуже, но с живыми людьми их перепутать было решительно невозможно. Они определённо сохранили разум и даже речь, но в остальном мало отличались от иссохших Полуночи.
Во-вторых, Кас и Анны нигде не было видно, зато на противоположной стороне площади я разглядел стоящего в толпе Бенедикта. Он поймал мой взгляд, улыбнулся чуть шире обычного и уважительно приподнял свой неизменный котелок.
В-третьих, передо мной разворачивалось зрелище, к которому я не был готов. Мордред не просто сражался с одним из своих братьев-рыцарей. Он проигрывал.
Нельзя сказать, что я не видел этого раньше. Тот же Альхирет, решив пойти ва-банк и забрать драконьи яйца силой, в своё время без проблем отбивался от всей команды Полуночи, усиленной Мордредом. Но Альхирет владел магией — страшной, почти неодолимой, и пользовался ей без стеснений. Здесь же происходил поединок на мечах, где сэр Мордред, лучший из известных мне мечников, выкладывался на полную — и этого не хватало. Его оппонент будто бы не отличался прытью, но его скупые движения были идеально выверены, а полная латная броня не оставляла шанса для успешной контратаки. В то время как доспехи Мордреда, лишь слегка починенные в Полуночи, чуть ли не осыпались с него кусками. Эх, будь у нас хотя бы месяц перед походом, Луна бы могла как следует поработать в литейной и соорудить для союзника что-то поприличнее…
Тем временем, противник Мордреда хладнокровно проигнорировал выпад последнего, молниеносно перехватил левой рукой собственный меч за лезвие в классической технике укороченного меча, и нанёс два мощных удара на ближнем расстоянии, без промаха попав в щели в латах. Мордред пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, но угодил под очередной удар и рухнул на землю. Враг тут же оказался сверху, не выпуская лезвия меча для усиления натиска, с кончиком, нацеленным в щель забрала моего союзника. Несмотря на отчаянное сопротивление, остриё неумолимо опускалось вниз. Толпа вокруг залилась сиплым воем поддержки и восторга.