Я уже упоминал, что иногда нам нужны были деньги. И хочу признаться, нам казалось, что с увеличением наших операций финансовые трудности никогда не закончатся. Чем шире становились наши связи, тем чаще я ложился спать с мыслями: «Долго это еще будет продолжаться? Когда все закончится, ты начнешь заново? Ты успокаиваешь себя мыслью, что ты дельный коммерсант, которого убаюкало счастье, встретившееся тебе на этой дороге! Но больше хладнокровия, парень, ты можешь потерять голову – тише едешь, дальше будешь!» Такие беседы с самим собой оказали большое влияние на мою будущую жизнь. Я страшился, что опьянею от удачи, что как только я поверю в нее, наступит день, когда она закончится.
Я нередко привлекал отца к займам. Однако наши финансовые отношения были для меня источником страхов, хотя сегодня, вспоминая об этом, я смеюсь. Бывало, что отец приходил к нам и говорил, что если мы нуждаемся в деньгах, то прямо сейчас он может их нам дать. Практически всегда деньги были нужны, и мы были от души счастливы получить их, хоть и под десять процентов. А вот за возвратом займа он приходил, как правило, в дни, когда нужда в деньгах была особенно острой.
– Мой сын, – обычно говорил он, – не мог бы ты вернуть мои деньги? Они нужны мне.
– Сейчас, сейчас, – отвечал я.
Я отлично знал, что это просто испытание и что, когда я верну деньги, отец оставит их у себя, чтобы потом снова дать мне ссуду. Я думаю, что этот небанальный воспитательный прием сослужил мне добрую службу. Впрочем, должен сознаться, в те годы я получал мало удовольствия от такого рода испытаний моих коммерческих талантов.
Десять процентов
Воспоминания о моем прошлом прочно связаны с жаркими спорами о том, сколько процентов от суммы займа полагается брать. Множество коммерсантов были против десятипроцентного роста, считая его избыточным. Они называли такие проценты ростовщическими и заявляли, что только мерзавец может сдирать их. Я же был убежден, что деньги, рассуждая логически, стоят столько, сколько они принесут прибыли. Ни один человек не даст десять с половиной процентов или даже три процента, не предполагая, что он получит столько же с помощью взятых в кредит денег. Необходимо принять во внимание, что в то время я был кем угодно, но не капиталистом, мог называться хроническим должником и, бесспорно, не располагал фактическими основаниями находиться на стороне высоких процентов.
Среди наиболее жарких споров, которые возникали на эту тему, выделю беседы с престарелой хозяйкой, у которой я и мой брат Уильям в школьные годы были на пансионе. Мне доставляли огромное удовольствие эти разговоры, поскольку наша хозяйка была очень благоразумной собеседницей, а склад ее речи – своеобразным. Ценил я ее, допустим, по другому поводу. Мы еженедельно отдавали за комнату и стол по доллару с каждого, и за эту сумму она вкусно и сытно кормила нас. Хотя в те годы в маленьких местечках, в которых хозяйки самостоятельно, без прислуги, занимались хозяйством, это было обычной ценой.
Так вот, эта уважаемая женщина являлась суровой противницей системы десяти процентов и в течение многих дней мы скрупулезно взвешивали все за и против. Она же была осведомлена о том, что отец часто помогает мне деньгами и просит за это десять процентов. В конечном счете все разговоры и споры не могли снизить процент, который естественным образом стал меньше, когда на рынке появилось больше капитала.
Словом, я удостоверился, что общественность пересматривает свое мнение (в плане исключительно деловых вопросов) крайне медленно, по испытанным экономическим законам. В наше время тяжело вообразить, как сложно было в те дни искать деньги даже для коммерции. Ближе к Западу проценты были еще кошмарнее, особенно если дело казалось хоть мало-мальски рискованным. И все же это ясно демонстрирует, насколько больше было тогда преград, с которыми сталкивался новичок, по сравнению с нынешним временем.
Как я иногда собирал деньги
Когда я писал последние строчки, вспомнил момент из самого активного времени моей жизни. Как-то для того, чтобы провернуть одно крупное дело на другом конце страны, мне потребовалась большая сумма наличных разом. Нужны были несколько сотен тысяч долларов валютой. Поручительства, закладные, векселя и другие ценные бумаги не учитывались. Ехать нужно было на поезде в три часа. Я ездил по банкам и каждого директора или кассира, которые мне встречались, просил придержать для меня все имеющиеся наличные деньги. Я обещал каждому из них сказать, когда мне будет нужна наличность. Я объездил весь город и собрал необходимую сумму. В три часа я был в поезде и ехал в нужную сторону. Там я удачно провел дело. В те годы я много разъезжал, бывал в наших отделениях, у своих клиентов, заводил новые деловые отношения, планировал расширение предприятия и так далее – и чаще всего, когда это было нужно, я делал все крайне быстро.
Поиск денег на выкуп церкви
В возрасте семнадцати или восемнадцати лет меня избрали церковным старостой в родном городке. Мы были членами особенной религиозной общины, и я часто слышал от прихожан главенствующей церкви пренебрежительные отзывы о нашем вероисповедании. Именно эта ситуация и укрепляла наше решение доказать, что мы сможем самостоятельно вести свой духовный корабль.
Первая наша церковь была маленькой. Кроме того, на ней висело обременение в виде закладной в две тысячи долларов – этот долг давно нас тяготил. Обладатель закладной уже долгое время требовал погасить ее, но община едва ли могла платить проценты. Тогда он стал угрожать, что продаст церковь. Отмечу, что (разумеется, это совпадение) владельцем закладной был дьякон церкви. Однако, несмотря на свою должность, он настаивал на возврате денег, заверяя, что они необходимы ему для личных целей. Впрочем, вероятно, так и было. Одним лишь словом он принял все надлежащие меры для протеста закладной, и в одно чудесное воскресенье проповедник вышел к кафедре и заявил, что мы должны где-то найти две тысячи долларов, если не хотим увидеть продажу церкви.
Я был на своем посту у дверей, и как только появлялся член общины, я его останавливал и уговаривал подписать что-нибудь, чтобы погасить церковный долг. Я упрашивал, уговаривал и иногда даже угрожал. Когда человек соглашался, его имя и сумму взноса я отмечал в записной книжке и начинал говорить с другим.
Это началось одним незабываемым воскресным утром и продолжалось несколько месяцев. Было непросто собрать достаточно внушительную сумму взносами, начиная с двух-трех центов и заканчивая громкими обещаниями, которые обычно сводились к двадцати пяти–тридцати центам. Я отдал на эту цель все, без чего только мог обходиться, а желание мое зарабатывать как можно больше очень поднимало это и другие похожие начинания.
В результате мы собрали две тысячи долларов. Какой это был прекрасный день, когда община наконец-то погасила закладную! Я тогда считал, что прихожане властвующей церкви сильно смутятся, когда узнают, какое единство, несмотря на их ожидания и сомнения, проявили члены нашей общины. Правда, я не помню, чтобы они хоть как-то показали смущение и удивление.
Опыт, который я получил в этой ситуации, был для меня крайне полезным. Должен признаться, я совсем не стыдился выпрашивать деньги. Напротив, я даже гордился этим. Долгое время я был старостой церкви, пока развитие дела и рост обязательств не заставили меня отдать другим свое место в благотворительности.
Начало работы в нефтяном деле
Продажа керосина
Предприятие «Кларк и Рокфеллер» постепенно развивалось, и в начале 1860-х годов мы организовали общество, которое должно было обрабатывать и продавать керосин. Участники общества – Джеймс и Ричард Кларк, Сэмюэл Эндрюс и компания «Кларк и Рокфеллер». Так я познакомился с торговлей керосином.
В 1865 году обществу пришел конец, и это означало, что нужно было продавать заводы и клиентов. Поступило предложение отдать все тому, кто даст больше денег. Мы собрали официальное совещание и стали решать, когда устроим продажу и кто возьмет на себя руководство ею. Мои партнеры привлекли к обсуждению одного адвоката – своего представителя, а я принял решение обойтись без помощи присяжного адвоката, так как считал его присутствие в таком пустяковом деле не особенно нужным. Адвоката избрали аукционистом, и мои соучастники предложили начать продажу сейчас же. Все ответили согласием, и начался аукцион.
Про себя я решил, что дальнейшая моя деятельность будет связана с торговлей керосином. Причем я не стану партнером крупной компании, а буду выступать как самостоятельный коммерсант, работая на более широких началах. Вместе с Эндрюсом, который знал обработку керосина, я хотел купить все дело. Я был убежден, что путем обработки керосина смогу достичь особенных успехов, и совсем не представлял себе вероятность перепроизводства на рынке керосина, если в этой области промышленности начнут работать сразу много людей. Тогда у меня было немало надежд, и я уже подготовил для себя финансовую подушку в размере той суммы, которой, я в этом не сомневался, в целом должно было хватить на то, чтобы купить завод и клиентов. Я планировал уйти из фирмы «Кларк и Рокфеллер» и оставить ее своему партнеру Кларку.
Торги стартовали, если мне не изменяет память, с пятисот долларов. Я предложил тысячу, мои конкуренты две тысячи, и так цена начала расти все выше и выше. Никто не собирался уступать, и в конце концов цена достигла пятидесяти тысяч долларов! Это уже было значительно выше нашей оценки. Потом цена выросла до шестидесяти тысяч долларов и постепенно поднялась до семидесяти тысяч. Я уже начал бояться, что не смогу выкупить дело и, самое главное, не соберу деньги, чтобы рассчитаться. И вот конкуренты предлагают семьдесят две тысячи. Я тут же выкрикнул: «Семьдесят две пятьсот!» Тут Кларк сказал: «Я не пойду дальше, Джон, – дело твое!»
– Нужен ли сразу чек на всю сумму? – спросил я.