— И барак с рабынями.
— Это да, но я не об этом. — Катя поправила упавшую на лицо белую прядь. — Я про то, что мне гораздо больше нравится то, что там сейчас. Все эти строительные леса, ямы, дым из цехов…
— Тебе говорили, что ты необычная девушка? — рассмеялся я.
— Да. — Катя прищурилась. — Но, в отличие от сейчас, тогда это звучало как комплимент!
— Сейчас это тоже комплимент! — Я подмигнул помощнице. — И я рад, что встретил тебя.
— И я очень рада. — Катя посмотрела на промелькнувшую мимо кирпичную стену. — Но, если честно, иногда мне снятся кошмары.
— Какие?
— Мне снится, — тихо проговорила она, глядя на свои колени. — Будто я сижу в своей комнате в старом доме, и мне надо идти сдавать выпускной экзамен, а все это… Вы… Савино… Ребята… мне только приснились… И, Дмитрий Николаевич, я просыпаюсь в ужасе!
— Понимаю. — Я коснулся ладони девушки. — Не волнуйся, все по-настоящему. И то, что ты сделала, трудно переоценить.
— Спасибо! — Катя кивнула и отвернулась к окну.
В Усманьской управе мы попали сначала к некоему Борщову Виктору Сергеевичу. Чрезвычайно мутному и скользкому худощавому светловолосому типу лет тридцати с небольшим.
Сразу стало понятно, что он знает своё дело, а если конкретно, умеет переводить стрелки. Он припомнил всё, от индивидуальности подачи заявлений до большого наплыва людей в связи со сложной ситуацией в стране, но вот, как помочь нам, сообразить не смог.
Самое забавное, что магия контроля на него действовала очень слабо. Но об этом я читал. Очень часто бюрократами становятся люди с определёнными установками, и эти установки чрезвычайно трудно перебить. Вернее, это возможно, но нужно прикладывать силу совсем другого порядка и ломать их.
Пока в подобных методах нужды не было, ведь это просто исполнитель. Он, конечно, тоже брал взятки и мог решить какие-то мелкие вопросы, но сейчас нам требовался его начальник. Собственно, на встрече с которым мы почти сразу и стали настаивать.
— А его сейчас нет, — развёл руками Виктор Сергеевич и посмотрел на меня взглядом, выражающим одновременно и подобострастие, и надменность.
Ну, конечно, нет, балабол ты белобрысый! Мои жучки уже давно облетели всю управу и нашли нужный кабинет, где полноватый зализанный мужик лет сорока пяти гонял чаи и хихикал со своей длинноногой секретаршей. Правда, на его двери действительно висела табличка «На объезде».
— Ладно, тогда в другой раз.
Я сделал вид, что принял свою горькую участь, и мы с Катей покинули кабинет. Едва дверь за нами закрылась, как я приложил палец к губам и показал на лестницу. Девушка кивнула, и мы поднялись на следующий этаж.
— «На объезде», — грустно прочитала табличку на двери начальника управы Катя.
— Был на объезде, но мне кажется, что он только что вернулся.
Я снял табличку с двери и поставил её на подоконник за штору, а затем, подмигнув Кате, подошёл к двери и повернул ручку.
Конечно, изначально замок был заперт, но я уже аккуратненько и тихо взломал его. Дверь скрипнула и предательски для хозяина распахнулась.
— Здравствуйте, Пётр Ильич, — сказал я, с широкой улыбкой заходя в просторный кабинет.
— Вы кто? — опешил мужик, а секретарша соскочила с огромного стола и поправила юбку.
— Граф Дмитрий Николаевич Акулов, — представился я, — и у меня к вам чрезвычайно срочное и важное дело.
— Но я… — Хозяин кабинета посмотрел на дверь и не увидел на ней таблички. Правда, он уже и так догадался, что говорить, что он на объезде, когда я лично смотрю ему в глаза, наверное, немного неправильно. — Занят!
— Да я много времени не займу, — рассмеялся я. — Тем более дело действительно очень важное. Речь идёт о некомпетентности, граничащей с изменой, причём ни в одном вопросе, а сразу в нескольких. Вы можете себе такое представить? И где? В самом сердце Усмани!
— Некомпетентности?
— Граничащей с изменой! Или даже хуже, Катюш, садись. — Я указал спутнице на кресло напротив стола и, оглядевшись, с удивлением обнаружил, что оно единственное. — Секундочку.
Я взял оторопелую секретаршу под руку и вывел её из кабинета.
— Милочка, если кто-то придёт, скажите, что Пётр Ильич на важном совещании, а потом поедет в полицию.
Последнее я сказал громко, чтобы слышали и в кабинете, после чего взял кресло оторопевшей секретарши и внёс его в кабинет.
Дверь за моей спиной захлопнулась, а я устроился точно напротив чиновника.
Иллюзий по поводу лёгкой беседы я не питал, но уходить отсюда, не получив все, что хочу, и ещё в три раза больше в счёт компенсации морального ущерба, не собирался.
Глава 10
— Ну что, Пётр Ильич? — Я откинулся в кресле секретарши. — Как же так получается-то?
— А что получается, Дмитрий Николаевич? — Чиновник тоже удобно расположился на своём месте и хлебнул из стоявшей на столе чашки. — Я никак не возьму в толк, о чём вы говорите. У нас всё согласно закону и регламенту. Бывают, конечно, сбои из-за человеческого фактора, но не казнить же людей за это.
Да, буквально нескольких секунд мне хватило, чтобы понять, что дело гораздо хуже, чем казалось до этого. Тут не просто блоки, как у сотрудника, с которым мы беседовали до этого. Тот лишь в начале своего пути, а у этого такие установки, что без пирамидки мне их не то что не разрушить, даже с места не сдвинуть.
Другой вопрос, что использовать столь мощное оружие в данной ситуации не очень резонно. Да, в моменте я, скорее всего, смогу получить от него кое-что и сделать более лояльным. Но для того, чтобы добиться большего или хотя бы поддерживать его в этом состоянии, мне придётся встречаться с ним ежедневно. А это вообще не вариант.
— Кать, покажи Петру Ильичу документы и обозначь наш вопрос.
Белокурая помощница тут же положила на стол папку, вытащила из неё листочки и рассказала сначала о проблемах с деревней Щавелевых, а потом о нашем запросе о присоединении Липитино. Когда бюрократ услышал название деревни, его глаз дёрнулся, но совсем чуть-чуть. При этом ни выражение лица, ни тон не изменились.
— И это, ваше сиятельство, вы называете некомпетентностью, близкой к государственной измене? — Пётр Ильич удивлённо вскинул брови и звонко, но не очень естественно рассмеялся. — Ох, юность, юность, горячая кровь…
— А как-нибудь ближе к делу можно? — мило улыбнулся я.
— Ну, думаю, с Щавелево я вам могу помочь, — кивнул чиновник с таким выражением лица, будто он мне делает большое одолжение. — А что касается Липитино… тут мне надо посмотреть…
Он повернулся к стоящему на столе пузатому монитору и принялся медленно долбить указательным пальцем левой руки по клавиатуре, а правой щёлкать мышкой.
— Так, Липитино… Липитино… А, вот оно! Ой, Дмитрий Николаевич, боюсь, что вы опоздали.
— А это почему? — сделал вид, что удивился, я.
— Дело в том, что на эту деревню заявка уже неделю назад подана.
— Да? И кем же?
— Графом Виктором Денисовичем Добрыниным.
Через жучка вместе с хозяином кабинета я сам смотрел в монитор и действительно видел эту заявку. А также что в графе «документы принял» значилось имя самого чиновника.
— А кому он документы подавал, не подскажете? — уточнил я.
— Это внутренняя информация, ваше сиятельство, я не имею права её разглашать. Но, между нами, скажу, что этот сотрудник сейчас ушёл в отпуск, так что этим будет заниматься кто-то из тех, кто будет на месте. Ну, или я, если все будут заняты.
— Ясно. А можно посмотреть на те документы, что подал граф Добрынин?
— К сожалению, это тоже внутренняя информация, Дмитрий Николаевич.
— Да? Просто я убеждён, что там не хватает некоторых заявлений, — снова улыбнулся я.
— Ну, это вряд ли, у нас с этим строго.
Глаз Петра Ильича снова едва заметно дёрнулся, но в остальном он держался очень уверенно.
— То есть вы хотите сказать, что уже одобрили заявку Добрынина?
— Да, к сожалению, ещё вчера.
— И что, уже и документы соответствующие есть?
— Вы, конечно, извините, ваше сиятельство. — Хозяин кабинета сделал строгое лицо, пригладил ладонью зализанный чуб. — Но я и так уже сказал вам лишнего, а у меня, между прочим, куча дел….
— Да, прошу прощения, Пётр Ильич. — Я выставил ладони перед собой. — Но всё-таки попрошу вас написать мне отказ в письменном виде и указать причину. Видите ли, у меня тоже есть партнёры и спонсоры, и они заинтересованы в моём максимально быстром расширении. Мне нужно объяснить им, почему очень подходящая нам по расположению деревня не может стать нашей. Ну и на ваше содействие по ускорению присоединения ко мне деревни Щавелева я тоже очень сильно рассчитываю.
— Хорошо, я подготовлю вам к завтрашнему дню бумагу.
— Нет, Пётр Ильич. — Я кивнул Кате, и она достала из папки чистый листок бумаги. — Раз уж вы отказываете мне в основной просьбе, в этой пойдите навстречу, пожалуйста, тем более что задержка — это вина исключительно ваших сотрудников.
Я всё-таки подключил пирамидку, пододвинул к нему лист и положил сверху ручку.
— Нет, Дмитрий Николаевич, всё завтра.
Видно, мой вежливый тон ввёл чиновника в заблуждение и показал ему мою слабость. С выражением «я и так сделал больше, чем должен был» он отодвинул от себя листок.
— Катенька, выйди, пожалуйста, поболтай с Надюшей. — Я кивнул своей спутнице в сторону двери.
Девушка тут же встала и, цокая каблуками, вышла из кабинета. Дверь хлопнула, а я пододвинул своё кресло вплотную к столу хозяина кабинета, после чего установил вокруг нас звуконепроницаемое поле.
— А теперь, козлина, — прошипел я, убирая с лица улыбку. — Слушай сюда!
— Что? — воскликнул бюрократ, вскакивая с кресла. — Что вы себе позволяете⁈ Я…
— Сидеть и слушать, иначе я прямо сейчас вызову сюда полицию! Ты, ублюдок, задним числом взял документы у Добрынина. Сегодня ночью он приезжал и убил двадцать мирных жителей Липитино. До утра мы с Мышкиным сидели в деревне и допрашивали его и его людей, после чего граф написал чистосердечное и застрелился.