Я очень хорошо осознаю, что одета слишком нарядно для этого места. Джейк выглядит так, словно пришел прямиком из спортзала, с протеиновым шейкером и прочим, я же выбрала светло-голубое платье, которое обтягивает верхнюю часть тела и разлетается юбкой до колен. Я решила не надевать каблуков, чему очень рада, но, к сожалению, это не отменяет неловкости моего появления в знаменитом центре досуга разодетой в пух и прах, как будто мы шли не сюда, а в хотя бы отдаленно приличное место.
– Спасибо. Очень рада познакомиться, – говорю я, и мы оба садимся. – Был в спортивном зале? – Я показываю на шейкер, который он ставит на стол.
– Не-а. – Я жду от него подробностей, а когда становится ясно, что их не будет, неловко смеюсь, слегка озадаченная его прямолинейным ответом. Он продолжает улыбаться, и вид у него гораздо более заинтересованный, чем предполагают его слова.
– Так чем ты занимаешься? – спрашиваю я, понимая, что ни разу не задалась вопросом, кем он работает, во время первого допроса с пристрастием в чате «Тиндера».
– Спортзал в основном.
– Ага… я имела в виду твою работу. – Я снова смеюсь.
Джейк отпивает из стакана с водой и пробует ответить с полным воды ртом. Тонкая струйка течет у него по подбородку, он прыскает, все еще с полным ртом, и вытирает его майкой.
– Ну да! Спортзал, тренирую, там, еще бодибилдинг… – добавляет он, проглотив наконец воду.
– Так ты участвуешь в соревнованиях по бодибилдингу и все такое? Должно быть, тяжело… и психологически, и физически. – Я изо всех сил стараюсь изобразить интерес. Бодибилдинг едва ли входит в область моих интересов, но если это поможет поддержать разговор – я обеими руками за.
– Ага, бывает тяжеловато.
К счастью, официант спасает меня от необходимости генерировать ответ на столь захватывающее сообщение.
– Что будете заказывать? – спрашивает он, заглядывая через мое плечо в меню, которое я держу в руках. Его бутафорский свисток болтается из стороны в сторону и периодически лупит меня по шее.
Меню скудное. Настолько, что кажется почти постапокалиптическим. Есть раздел, где можно выбрать рис – то есть, натурально, белый или коричневый, – остальное меню посвящено способам приготовления куриной грудки, а если хочется выпендриться – есть еще лосось.
– Цыпленок на мангале и коричневый рис, пожалуйста, Рис, – заказывает Джейк не глядя.
– Принято, Джейк, – отвечает официант, очевидно, узнав моего кавалера. – Как там ребята? Я видел, как ты выжал двести восемьдесят. – Они пожимают друг другу руки, хотя это больше похоже на аплодисменты.
– Чувак, это было круто. Теперь выжимаю двести девяносто. Надо немножко поднять макронутриенты. Чувствую себя танком.
Разговор продолжается некоторое время, и я смотрю то на одного, то на другого, улыбаясь и кивая, как будто тоже участвую. Но даже если бы они включили меня в обсуждение, мне было бы нечего добавить. С тем же успехом они могли бы говорить на иностранном языке, поэтому, когда они заговаривают про пищевые добавки и тому подобное, я отключаюсь, вновь углубившись в меню в ожидании, когда они закончат свою милую беседу. Тот факт, что я еле-еле вытянула из Джейка пять слов, в то время как у него тут образовалось уже целое совещание с официантом, заставляет меня предположить, что он, пожалуй, предпочел бы сходить на свидание с ним.
Наконец Рис берет у меня заказ – после того, как я двенадцать раз ознакомилась с меню. Я решаю побаловать себя лососем с лимоном, белым рисом – и совсем уж схожу с ума, добавив немного нежных брокколи на пару. Себя я утешаю тем, что схожу потом в «Макдоналдс», чтобы нормально поесть.
– Итак… куда ты побежишь в случае зомби-апокалипсиса? – интересуется Джейк после недолгого молчания.
Я начинаю беспокоиться, что, возможно, он знает что-то о возможном нападении живых мертвецов на наш мир, чего не знаю я. Или это, или он не знает, как по-другому начать разговор…
– Ммм, возможно, просто дома останусь, – отвечаю я несколько вяло, напоминая себе, что не стоит снова начинать разглагольствовать о бессмысленности выживания.
Неудовлетворенный моим ответом, Джейк тратит следующие сорок пять минут, подробно описывая, что нужно делать, столкнувшись с армией ходячих мертвецов. В принципе, в основном он пересказывает сюжет фильма «Зомби по имени Шон», но на полном серьезе, и говорит больше, чем мы оба сказали за весь вечер до этого.
– Так, значит, ты собираешься пойти в паб и просто ждать, пока все не взлетит на воздух? – смеюсь я, выслушав его тщательный план.
– Ну, в общем-то, да.
Он абсолютно серьезен, шутка ушла в пустоту, и я понимаю, что он даже не знает, что украл свой план из фильма Эдгара Райта.
Я откашливаюсь в надежде повернуть разговор в сторону от зомби, прежде чем он начнет пересказывать сюжет «Поезда в Пусан».
– Ты всегда жил в Лондоне?
– Ага.
Я вздыхаю. Очевидно, вечер будет длинным.
Мы едим в относительном молчании, и Джейк глаз не отрывает от тарелки, словно, посмотри он куда-то еще, она отрастит ножки и сбежит. Моя еда на вкус ровно такая, как я и предполагала, и пока жую, я пытаюсь решить, что суше – разговор с Джейком или мой лосось. Когда свидание заканчивается, мне до трясучки не терпится уйти. Ради этого точно не стоило вылезать из пижамы.
Как любая уважающая себя феминистка, я предлагаю заплатить половину, но Джейк настаивает на том, что платит он, и оставляет своему другу щедрые чаевые. Когда мы выходим из полутемного ресторана, меня оглушает то же ощущение, как когда выходишь днем из кинотеатра; сейчас половина восьмого вечера, но солнечный свет все еще слепит, и мне приходится щуриться на Джейка, который идет за мной. Мы останавливаемся, чтобы неловко проститься.
– Я потрясающе провел вечер… – говорит он.
– Правда? – перебиваю я, не в силах скрыть удивление.
Он улыбается, на самом деле он почти все время улыбался; а я-то подумала, исходя из крайне скудной коммуникации с его стороны, что ему хотелось сбежать так же сильно, как и мне.
– Ага, ты нормальная девчонка, – говорит он, подразумевая, кажется, комплимент.
– Спасибо, – отвечаю я, немного смущаясь. Я чуть заминаюсь, огорошенная его одобрением. Может быть, я слишком поспешно делаю выводы? Сегодняшний вечер не был полнейшей катастрофой, и конечно, он не идет ни в какое сравнение с подставой в исполнении разводилы Калеба. Он довольно приличный человек, просто не большой любитель разговоров. И просто он не Фредди, уточняет тоненький голосок у меня в голове. Я отгоняю эту мысль и обращаю внимание на имеющегося кавалера.
Совершенно неожиданно он начинает наклоняться, состроив то чудное лицо, которое делают мужчины, когда собираются тебя поцеловать: глаза закрыты, голова наклонена, губы чуть приоткрыты. Да на хрен все, почему нет? Может, Фредди и не хочет меня целовать, а этот парень хочет. Я тоже тянусь к нему. Мне нужно стать более легкой на подъем, более спонтанной, а что может быть более спонтанным, чем поцеловаться с кем-то, кого впервые увидела час назад? Наши губы почти встречаются, и тут я чувствую его горячее дыхание. Я резко открываю глаза и накрепко сжимаю губы, словно их скрепили степлером. Рыба. Лосося ела я, однако у него так несет изо рта, что можно подумать, будто он съел всех персонажей «Русалочки». Я быстро превращаю поцелуй в объятие и, пользуясь моментом, пока он не видит мое лицо, давлюсь ему в плечо. Обнимать Джейка почти то же самое, что обнимать дерево. У него каменное тело – результат бесконечных тренировок, и ни один мускул не дрогнул в моих объятиях.
Когда я высвобождаюсь, он краснеет. Мне ужасно неловко оттого, что я поставила его в дурацкое положение, что отвергаю его, но, думаю, он должен быть мне благодарен, учитывая альтернативу блевануть ему в рот.
– Спасибо тебе за вечер, Джейк. Приятно было познакомиться, – говорю я, стараясь выдавить теплую улыбку, на которую он отвечает. – Мне, пожалуй, пора домой… Я… я тебе напишу.
Он машет мне на прощание, и когда я отхожу на приличное расстояние и оглядываюсь, то вижу, как он чешет обратно в спортзал, который, как я теперь понимаю, расположен прямиком через дорогу. Закатив глаза, я разворачиваюсь и ухожу по тщательно спланированному мной маршруту, и мечты о том, как я залягу в кровать в обнимку с Кромвелем, занимают все мои мысли.
Глава 14
Так как мой вечер закончился раньше, чем я предполагала, я подхожу к Тауэру, когда солнце только начинает опускаться за казематами. Мой путь по подъемному мосту окутан вечерней розовой дымкой, и каждый булыжник на мостовой сияет перед наступлением ночи. В глубине рва я вижу Чарли и Тимми, которые на пару разминаются – хотя, на мой взгляд, это пушистый собак выгуливает своего хозяина-бифитера. Чарли машет, наконец заметив меня, и, показывая на своего пустоголового компаньона, который лает на ветер, усмехается и качает головой.
Когда я оказываюсь дома, в своем убежище, чувство острого недовольства неудавшимся свиданием исчезает. Сэмюэл Джонсон однажды сказал: «Если человек устал от Лондона, он устал от жизни». Вот только я правда устаю. Устаю от часа пик в метро на Сентрал-Лайн, когда у меня перед лицом мельтешат четыре потных подмышки, устаю от воя бесконечных сирен – я устаю даже от странных тематических и абсурдно дорогих баров и ресторанов. Но я никогда не устану от Тауэра, от его гостеприимства. Если женщина устала от Тауэра, должно быть, она потеряла голову. Неприятности вроде камер, правил, сплетен… все это – ничто по сравнению с чувством, с которым ты смотришь на эти каменные стены на горизонте, когда тебя целиком захватывает история, лишь ты ступаешь за порог. Это самое чувство вспыхивает во мне каждый раз, когда я сюда возвращаюсь.
Сосредоточившись на наслаждении, которое дарит мне Тауэр, я иду домой длинной дорогой, чтобы увидеть крепость во всем ее великолепии. В Водном переулке первой меня приветствует Колокольная башня: гладкие камни тринадцатого века уходят ввысь, и я следую за ними взглядом до небольшой белой надстройки на самом верху, под которой находится колокол. Стена, простирающаяся за ней, вся в шрамах от шрапнели и осколков бомбы, сброшенной неподалеку несколько десятилетий назад, – сопутствующий ущерб, навсегда оставив в камне свой след, стал историей. Дальше – Ворота предателей, погруженные в воды Темзы, которые проникают за внешнюю стену. Черные панели отражаются в мутной воде, лишенные возможности выполнять свои прямые функции; единственные пленники сейчас – духи, которые так и не смогли освободиться.