– Нет-нет, не принижай себя! Ты на каком аспекте истории специализируешься? – У меня щеки начинают болеть от широченной улыбки.
– Ну, меня интересуют сразу несколько, вообще-то… Мне нравится военная история – это важно для меня из-за моей семьи. А еще я очень люблю средневековую литературу. На самом деле ты же наверняка знаешь «Письмо Александра Великого Аристотелю», раз ты философ? У меня был курс в университете по средневековой научной фантастике. Звучит как парадокс, я знаю, но было так интересно… – Я переполнена энтузиазмом от возможности поговорить с кем-то, кто с таким же воодушевлением разделяет мои интересы.
– Но это вымысел, а не факт, ты ведь в курсе, да? – неожиданно перебивает он.
– Да, конечно. Я просто думаю, что вымысел – в любой момент истории – может очень много нам рассказать о мире в то время. Особенно средневековая литература… это окно в воображение людей, которые жили тысячу лет назад, захватывает. Наверное, мой главный интерес в истории – это люди, какой была жизнь людей, похожих на нас с тобой, столетие или тысячелетие назад.
– Но у Аристотеля есть намного более интересные работы – тебе для расширения кругозора обязательно надо почитать, – довольно резко заявляет он, и я отключаюсь, мое воодушевление улетучивается, и я держу рот закрытым весь остаток пути. Когда мы подходим к метро «Тауэр-Хилл», я в легком недоумении, но, кажется, я никогда не говорила Оливеру, где живу, так что он не обязан знать, что только что привел меня туда, откуда я к нему пришла. Тем не менее я инстинктивно настораживаюсь, глаза активно сканируют местность в поиске знакомых лиц.
– Ну вот, пришли. – Он показывает на ресторан у реки.
Снаружи дворик украшен необычайно ухоженными цветами, а стены обвиты плющом. Несмотря на постоянный шум города, нетрудно представить себе это место в какой-нибудь маленькой английской деревушке. Вечер достаточно теплый, так что мы садимся за столик на берегу. Оливер, как джентльмен, отодвигает мне стул, я плюхаюсь на него, и мы неловко возимся, поскольку он безуспешно пытается пододвинуть стул вместе со мной; в конце концов я привстаю, и тогда все получается.
Заходящее солнце заливает светом Тауэрский мост и блестит на поверхности Темзы. К счастью, тут есть еще одно здание, отделяющее нас от Тауэра и его пристального взгляда, и я расслабляюсь.
Почти весь ужин мы болтаем о книжках, пока еда остывает на тарелках перед нами. Я узнаю, что Оливер питает слабость к любовным романам, и по тому, как он держит мою руку через стол и рассыпает комплименты, могу сказать, что он много оттуда почерпнул.
– О боже, – Оливер вскакивает, глядя на часы, – нам почти пора.
Мы так увлеклись узнаванием друг друга, что два часа пролетели незаметно.
Оливер торопливо расплачивается, несмотря на мои протесты, берет меня за руку и ведет к нашему следующему месту назначения. Идти недалеко. Точнее – десять метров, за угол здания, которое весь вечер скрывало меня от дома.
– Каждый вечер на протяжении сотен лет Лондонский Тауэр запирают во время специальной церемонии, которая называется Церемония ключей, – объявляет Оливер с горящими глазами. У меня не хватает духу рассказать ему, насколько хорошо я знакома с этой церемонией. То немногое, о чем я не рассказала ему сегодня вечером, – это где живу, и я надеялась, что мне и дальше не придется делиться этой информацией. Но единственная альтернатива – пойти на первое свидание в собственном доме, в окружении членов моей многочисленной семьи… Все равно что взять парня, с которым раз переспала, на похороны своей бабушки.
Теплое одеяло комфорта, которое накрыло нас после такого чудесного свидания, сорвано, и без него я дрожу от холода. Не глядя на Оливера, который продолжает свою лекцию, я отчаянно ищу способ избежать необходимости идти внутрь, быть замеченной на свидании внутри Тауэра.
– Мэгги? – зовет Оливер, заметив мою рассеянность.
Вновь обратив на него внимание, я улыбаюсь, как могу, и сжимаю его руку. Обычное мягкое выражение счастья возвращается на его лицо, и он продолжает.
Боб, с его военной точностью, открывает ворота точно вовремя – и моя последняя надежда сбежать исчезает. Ухитрившись забрать руку у Оливера, я засовываю волосы под платье на спине, надеясь хотя бы приглушить мою самую узнаваемую примету. Но мимо Боба не пройдешь; он узнает меня почти мгновенно, забирая билеты у Оливера.
– О-о-о, привет, М… – Я молниеносно прикладываю палец к губам и показываю на Оливера, который с восторгом глазеет на Тауэр. Глаза Боба понимающе расширяются, и он кивает. С облегчением во взгляде я молча благодарю его и, снова схватив своего кавалера за руку, пропихиваю нас обоих в самый центр толпы, отчаянно надеясь, что остальные зрители закроют меня от других бифитеров.
– Ну разве не здорово, – восклицает Оливер, показывая на Среднюю башню. Я согласно киваю, стараясь закрыть лицо волосами, которые не влезли в платье.
– Столько истории, – добавляю я спокойно, пытаясь скрыть дискомфорт.
Сегодняшний сторож – Ричи, и он начинает маленькое вступление, предваряющее церемонию, встав на постамент, чтобы всем было слышно его шутки, которые я тоже знаю наизусть. Несмотря на то что он смотрит на всех сверху, я остаюсь незамеченной и с облегчением выдыхаю, когда нас наконец ведут к Воротам предателей, чтобы приготовиться к основной церемонии. Все еще держа меня за руку, Оливер тепло мне улыбается, и я на мгновение забываю, где нахожусь, и расслабляюсь от его прикосновения.
Мы идем знакомой дорогой по Водному переулку, и я вижу в отдалении, в караульной будке, гвардейца в красном мундире и медвежьей шапке. И только когда мы доходим до Ворот предателей, я замечаю белый султан и стараюсь подавить невольный вскрик. Для этого мне приходится задержать дыхание; я так сильно напрягаюсь от волнения, что, кажется, вот-вот лопну.
Синхронное цоканье подбитых гвоздями ботинок эхом разносится по мостовой – это конвой из четырех одинаковых гвардейцев спускается с холма и затем разбивается на пары под аркой Кровавой башни. И только когда я набираюсь смелости и поднимаю глаза от булыжников под ногами, я вижу их всех: Райли первый, за ним возвышается Тайни, следом Уокер. И самый последний, в тени, впервые за несколько недель: Фредди.
Инстинктивно я выдергиваю руку у Оливера. Если он посмотрит на меня сейчас, я не узнаю, потому что мы с Фредди смотрим друг на друга, и никто не отводит глаз. Сердце колотится у меня в груди, и, когда я пробую вдохнуть, воздух едва попадает мне в легкие. Меня переполняют эмоции: ужас, злость, грусть – все слилось в болезненное томление, но, как бы мне ни хотелось сбежать, я застряла, потому что Главный Йоменский Страж, он же Хранитель ключей, уже приближается, неся ключи и фонарь.
У Фредди у единственного нет ружья, а это значит, что именно ему поручено нести фонарь сегодня вечером, но, поскольку мы по-прежнему не сводим друг с друга глаз, он не замечает, как в его протянутую руку вкладывают медную ручку. Старинный, более чем столетний фонарь с грохотом падает на землю, одна из стеклянных граней разбивается вдребезги прямо у его ботинок. Толпа ахает. Не веря собственным ушам, Фредди наконец отводит взгляд и спешно приседает, чтобы поднять разбитый фонарь.
– Вот уж это точно не часть церемонии, – шепчет мне Оливер. – Наверное, любитель какой-то, от обученного гвардейца такого не ожидаешь… Ну и растяпа.
Мне становится больно. Я хочу подбежать к Фредди, взять его за руку и снова утащить в Белую башню, но Хранитель ключей рявкает приказ, и Фредди снова вытягивается по стойке смирно, на этот раз сжимая в кулаке поврежденный фонарь. Стекло крошится под тяжелой поступью гвардейцев, к ним присоединяется Ричи, и все шестеро начинают свой марш к воротам.
Мне трудно дышать, когда я смотрю, как они уходят. Ну почему из всего взвода именно Фредди принимает сегодня участие в церемонии? Я целый месяц так отчаянно хотела его увидеть, и вот он появляется – в тот момент, когда одно из этих дурацких свиданий наконец-то идет так хорошо. Я скучала по нему гораздо сильнее, чем думала. Просто видеть его – вспоминать, как его теплое дыхание касалось моих губ, как его тело было прижато к моему в тот мимолетный миг в Белой башне… Оливер бледнеет по сравнению с этим. Я вдруг понимаю, что не хочу больше здесь быть; я знаю теперь, что все эти «свидания» были не чем иным, как попыткой отвлечься. И они даже не сработали.
Прерывая мои мысли, возвращается конвой, ворота у них за спиной закрываются на ночь. Голос Кантфорта выкрикивает:
– Стой! Кто идет? – Его ружье нацелено в сослуживцев и двух йоменов в середине.
– Ключи, – отвечает Хранитель ключей.
– Чьи ключи?
– Ключи Короля Чарльза.
– Проходите, Ключи Короля Чарльза, все хорошо.
Все гвардейцы, кроме Кантфорта, который возвращается на свое место в караульную будку охранять средний подъемной мост, продолжают маршировать обратно через арку и присоединяются к остальному взводу, который стоит на Бродуокских ступенях. Зрителей приглашают проследовать за ними, и мы смотрим, как офицер в центре, в неизменной высокой медвежьей шапке, вытаскивает саблю. Я прячусь сзади и едва слышу, как Чаплин играет «Последний пост». Все, о чем я думаю, – как поскорее увести отсюда Оливера.
Как только последняя нота затихает на прохладном ветру, я тяну его за руку, обратно по булыжной мостовой по направлению к выходу.
– Мэгги, куда мы спешим? Я хотел задать бифитеру вопрос, – жалуется Оливер. Повернувшись к нему, я еле сдерживаюсь: глаза широко распахнуты, на лбу выступил пот, я тяжело дышу.
– Я хочу домой! – огрызаюсь я, когда Боб выходит из своей будки нам навстречу, предлагая отпереть ворота.
На лице Оливера появляется обиженное выражение, отчего у меня сжимается сердце.
– Прости, – говорю я, старясь восстановить дыхание. – Мне… эмм… мне просто надо домой. Это был прекрасный вечер – чудесный даже. – Его выражение не меняется, и я сжимаю его руку. – Это было лучшее свидание в моей жизни.