Мое сердце, похоже, поселилось у меня в горле, в то время как наши посиделки с пиццей быстро превратились в военную операцию. Я не могу не думать о Лливелине ап Грифиде, который однажды попытался сбежать из Белой башни – в тринадцатом столетии. Он связал свои простыни и выбросил их из окна, но все пошло не так, как в кино. Простыни не выдержали, потому что Лливелин был в доспехах, он приземлился прямо на голову и сломал себе шею.
– Мы же не будем прыгать из окна, правда? – шепчу я, пока Фредди снова ведет меня вперед, зеркально движениям бифитера.
Он смотрит на меня в замешательстве.
– Да нет, конечно, не будем. Дурацкая мысль.
Он беззвучно смеется и качает головой.
У меня от бесконечного хождения на полусогнутых болят колени (мы прошли около пяти ярдов, если быть точным), и вид двери, к которой мы приближаемся, приносит невероятное облегчение.
– Иди за мной, – говорит Фредди одними губами, а потом считает на пальцах до трех. Отвлекшись на перстень с печаткой на его мизинце, я пропускаю сигнал, и он практически выдергивает мне руку из сустава, рванув к двери. Непроизвольно взвизгнув, я случайно выдаю наше местонахождение преследователю.
– Эй! Вы! А ну, стоять! – Я испытываю почти облегчение, когда слышу голос Ланчбокса. Есть очень немного людей на свете, которых я могу обогнать, но, к счастью, Ланчбокс – один из них. Плюс с помощью Фредди, который тащит меня к двери и дальше вниз по лестнице, я лечу с такой скоростью, что меня начинает мутить, так что у старика-бифитера нет шансов. Когда мы добегаем до самого низа, Фредди затаскивает меня под лестницу и мягко закрывает мне рот ладонью, а Ланчбокс громыхает по ступеням и удаляется в противоположном направлении. Только когда он скрывается из вида, Фредди отпускает меня, и мы вместе смеемся.
– Ты в порядке? – спрашивает Фредди сквозь смех.
– Да! Это было определенно лучше, чем вывалиться вниз головой из окна. – Его озадаченный взгляд возвращается. – Принц Лливелин? Нет? Неважно, расскажу тебе в другой раз.
Золотые часы бьют девять, Фредди просит прощения и уходит готовиться к Церемонии ключей, а я иду домой. И хотя я одна, я чувствую себя менее одинокой, чем когда-либо за последние годы.
Глава 19
Следующие две недели я каждый день просыпаюсь и вижу в телефоне новое сообщение от Фредди: от простого «доброе утро» до фотографий Райли, спящего в самых причудливых позах. На следующий день после того, как нас чуть не поймал Ланчбокс, Фредди и остальные гренадеры отбыли в Уэльс на учения. Все началось как увлекательное путешествие из Лондона в сельскую местность с целью заняться тем, для чего они, собственно, и пошли в армию, а именно – в отсутствие боевых действий – просто пострелять из ружей и полазить по холмам в Бреконе. Но ровно через сутки Фредди прислал мне очень нехарактерное для него сообщение: «Мы ничего не делаем, только сидим под проливным дождем, и у меня затекло уже все что можно и что нельзя».
Что в переводе с армейского означает, что ты не можешь функционировать как нормальный человек, потому что болят даже те части тела, о существовании которых ты прежде и не подозревал.
Я чуть не спросила, не украл ли Уокер у него телефон, но тут Фредди прислал фотографию, на которой он выглядит как утонувшая крыса, а лицо перемазано смесью камуфляжной краски и грязи, словно он только что Эверест покорил. И несмотря на это, его все равно хоть на обложку «Вога» помещай. Это несправедливо, ну правда.
Я почти уверена, что по утрам он всегда присылал мне сообщения в одно и то же время, чтобы я не опаздывала на работу. И его план сработал. Мои встроенные часы теперь будят меня в без пятнадцати девять, и вместо того, чтобы проклинать весь мир, первое, что я делаю, – улыбаюсь.
Даже билетная касса не кажется такой уж пыточной, потому что я знаю, что к ужину снова получу от Фредди весточку, хотя я и предпочла бы, чтобы он ждал меня снаружи.
Сегодня, однако, мой телефон молчал весь день. Не то чтобы Фредди обязан мне регулярно писать, так что нет повода для раздражения, но удивительно, как всего несколько слов от нужного человека могут сделать твой день немного легче. Вместо того чтобы ждать у телефона, я снова иду на кладбище домашних животных после того, как пробило пять.
Смотрительница воронов сидит на своем обычном месте, словно и не покидала его. На этот раз компанию ей составляют Регина и Рекс, а Эдвард наблюдает с крепостной стены.
– Добрый вечер, – улыбаюсь я им всем, и, к моему удивлению, они все мне отвечают легким наклоном головы, включая смотрительницу.
Мы занимаем наши обычные места и замолкаем. Через несколько мгновений я вытаскиваю телефон из кармана и вздыхаю, потому что с экрана на меня смотрит лишь мордаха Кромвеля, и никаких сообщений ни от каких гвардейцев.
– Терпение, дитя, – бормочет смотрительница. – Твой разум бежит со скоростью тысяча миль в час. К тому времени, когда ты решишь, что счастлива, ты успеешь убедить себя снова стать несчастной. – Ох. Кажется, смотрительница забыла, что должна быть неоднозначной и загадочной, и ударила в самое больное место. Хотя она права. И я послушно убираю телефон в карман.
Она делает то же, что всегда, – насыпает горку семян мне на ноги, пригвождая меня к скамейке и стимулируя к неподвижности. Фокусируясь только на дыхании, я стараюсь избавиться от любых мыслей, что намного сложнее, чем кажется, и провести следующие невесть сколько времени, наполняя легкие и сосредоточенно выдыхая. Только после того, как малиновка и пара скворцов дочиста вычищают мои штаны, мне снова позволено двигаться, и – надо отдать смотрительнице должное – мне правда значительно легче. Очевидно, она понимает мои эмоции лучше, чем я сама.
Погладив клюв Рекса, самого требовательного из троих, я извиняюсь перед смотрительницей и поднимаюсь по лестнице. Наверху я едва не впечатываюсь в тяжелые черные двери бокового входа в Башню Байуорд. Это грандиозные двустворчатые двери, которые стоят там с тринадцатого столетия, и меня всегда поражает, сколько рук успело их открыть за это время. Когда-то это был королевский въезд в Тауэр, но, кроме того, здесь также были выездные ворота, то есть темный проход, который солдаты использовали, чтобы выбираться тайком из Тауэра во время осады и устраивать по ночам набеги на врага. Можно подумать, что пара дверей размером с двух человек каждая значительно снижает незаметность и эффективность вылазки, но они так хорошо спрятаны, что большинство вообще забывает об их существовании, и эти двери до сих пор используются как тайный выход.
Когда я поворачиваюсь, чтобы пройти обратно по маленькому мостику через ров и дальше, к дому, черные двери распахиваются, и меня втягивают внутрь, прежде чем я успеваю задаться вопросом, что, черт возьми, происходит.
Я оказываюсь в том самом проходе за дверьми – темном и влажном – и несколько секунд лихорадочно моргаю, чтобы привыкнуть к полутьме, а потом понимаю, что рука, обнимающая меня за талию, и ладонь, закрывающая мне рот, принадлежат одному кудрявому гвардейцу. Осознав, что меня не похитили и не напали из засады, я могла бы и успокоиться, но стоило мне снова увидеть его лицо, как сердце забилось еще сильнее.
Фредди отпускает меня, и я сразу радостно обнимаю его за шею. Мне приходится слегка подпрыгнуть, и тогда он снова обнимает меня за талию, кладет голову мне на плечо и прячет лицо в моих волосах.
– Когда ты вернулся? – шепчу я радостно, благодарная за то, что в этом темном уголке Тауэра нет нужды прятаться от камер и изображать из себя скромняг. Интересно, сколько тайных любовников пряталось здесь, чтобы поцеловаться или просто побыть вдвоем. Мы с Фредди, конечно, не любовники. Просто два друга, встретившиеся после разлуки вдали от пристального взгляда камер видеонаблюдения.
– Сегодня днем, – отвечает он, улыбаясь. – Я хотел сделать тебе сюрприз.
Я практически набрасываюсь на него и снова крепко обнимаю. Я почти жду, что он сбросит меня, отстранится, но он этого не делает. Вместо этого он расслабляется в моих объятиях.
– Знаешь, как трудно поймать сигнал, чтобы отправить тебе сообщение, в самой жопе мира? – Он смеется. – Вчера мне пришлось залезть к Мо на плечи, чтобы написать тебе.
– Что ж, я очень это ценю. Мне не нужно было спускаться в то подземелье целых две недели, потому что твои эсэмэски были моим будильником. Я почти скучаю по крошке Барбаре.
– Барбара?
– Привидение. Я дала ей имя сразу после того, как ты уехал, чтобы она меня не сильно пугала.
Фредди качает головой, улыбаясь, и убирает волосы с моего лица таким естественным движением, что мы оба почти не замечаем его.
– Но знаешь, ты мог бы написать, и я бы тебя встретила – необязательно было меня похищать.
– Это чтобы ты была в тонусе. И, как я уже сказал, я хотел сделать тебе сюрприз. Но мне определенно надо дать тебе несколько уроков самозащиты – тебя слишком легко украсть. Я ожидал, что ты хоть немного побрыкаешься.
– Ну, мы все-таки в Тауэре. Как узнать, кто на тебя напал? А пытаться ударить привидение бессмысленно. Но если ты хотел, чтобы я тебя поколотила, так надо было просто попросить, – заканчиваю я и легонько пихаю его в плечо. Делая вид, что я его только что застрелила, Фредди, пошатнувшись, как будто падает назад, кривясь от воображаемой боли.
– Я скучал по тебе, – признается он, вдруг становясь серьезным.
Я пытаюсь не подавать вида, что в меня только что ударил электрический разряд, оставивший после себя легкое покалывание:
– Всего две недели! Я, должно быть, прекрасная компания.
– Ну, или Райли, Уокер и Мо – такая ужасная компания, что твоя становится лучше по определению? – К Фредди возвращается легкомыслие, хотя он избегает смотреть мне в глаза. – Я э-э-э… вообще-то, я хотел кое о чем тебя спросить.
У меня перехватывает дыхание. Что, если он передумал? Что, если он больше не хочет быть просто моим другом? Что, если он хочет позвать меня на свидание? Мои щеки заливает румянец.