Я мочу полотенце и промокаю лицо и грудь. Не какое-нибудь бумажное, которое растворяется прямо на тебе, – настоящее полотенце. На меня очень легко произвести впечатление. С волосами я в данный момент ничего особо поделать не могу, разве что пригладить их мокрыми руками и надеяться, что это хоть как-то поможет.
Несколько раз глубоко вздохнув, я выхожу обратно в лобби, и мне сразу же кажется, что я вышла на оживленную дорогу. Мимо меня проплывают тела, и я на мгновение закрываю глаза. Когда я начинала нервничать, мама всегда предлагала мне сыграть в дурацкие отвлекающие игры.
– Твой разум может сфокусироваться на чем-то одном за раз, – говорила она. – Давай, мужские имена на все буквы алфавита.
– А… Ангус, Би… Билли, Си… Каллум [39], Ди… Дэвид, И… Элиот [40], Эф…
– Мэгги, вот ты где! Я тебя везде ищу.
Фредди.
Он не подходит и не дотрагивается до меня, как обычно, а, напротив, стоит в стороне, настолько, что я не смогу до него дотянуться, даже если захочу. Но он все равно хмурит брови, неумело пряча свою озабоченность.
– Прости, пришлось заглянуть на минутку в туалет – нервы. – Я смеюсь. Он улыбается – очень быстро и очевидно фальшиво; улыбка пропадает, толком не успев появиться.
– Пойдем, хочу познакомить тебя с людьми.
Он уходит вперед, и мне приходится нырять и лавировать в оживленном лобби, чтобы поспевать за его длинными ногами, в то же время стараясь не потеть больше, чем уже вспотела.
Фредди оборачивается, чтобы улыбнуться в последний раз перед тем, как открыть две узорчатые двери и окунуть меня, головой вперед, в цунами великолепия. На женщинах, рассредоточенных по комнате, настоящие тиары и длинные шелковые платья, ни больше ни меньше. На мужчинах, которые вьются вокруг этих царственных особ, костюмы типа того, что на Фредди, из добротного дорогого материала, превосходно облегающего фигуру. Я чувствую себя дешевкой в платье, ради которого опустошила свой банковский счет.
Ведя меня мимо людей, уворачиваясь от официантов с бокалами нескончаемого шампанского, Фредди не останавливается и не замечает взгляды, провожающие нас. Я чувствую себя дебютанткой, впервые вышедшей в свет, вот только и они, и я знаем, что мне больше подошло бы подносить им канапе. Я не уверена, что они пялятся именно на меня, но зуд, поднимающийся от груди к горлу, говорит мне, что так и есть. Закрыв лицо волосами, я почесываюсь, воображая, что они думают: какая я уродина; как я иду, слегка расставив ноги, чтобы ляжки не терлись друг о друга; как промокает платье от пота; какое я недоразумение для такого совершенного и красивого мужчины, как Фредди. Я царапаю ногтями по груди, и они оставляют на ней темные следы, словно «Красные стрелы» [41] в чистом небе.
Мой кавалер останавливается, только когда мы подходим к небольшой группе парочек. Все высокие и худые, словно манекены, и потрясающе одеты.
– Всем привет, это моя… подруга Маргарет. – Вот и подтверждение: весь разговор про пятое свидание – действительно чтобы Уокер заткнулся. Это еще один удар ниже пояса, но я не могу потерять лицо перед всеми этими красивыми людьми. Я перестаю чесаться и выпрямляюсь, заставляю себя улыбнуться. Они все кивают, но мне не сказано ни единого слова. Одна особенно тощая молодая женщина делает шаг вперед, и я понимаю, что вижу все ее кости, словно она скелет, завернутый в простыню. Она протягивает руку – такую тонкую, что, кажется, если она будет держать ладонь на весу, то рука переломится надвое. Дурочка, я решила почему-то, что она собирается пожать мне руку, но как только я собираюсь ответить, она отдергивает руку и твердо сует ее под нос Фредди. Он подносит ее руку к губам, чтобы поцеловать. Без сомнения, ни разу не убедительно, но я стараюсь сделать вид, что просто собиралась неловко почесать плечо.
– Милорд, – говорит она медовым голосом, источая тепло, от которого у меня мороз по коже. Она наводит на меня ужас и при этом действует странно успокаивающе.
– Оставь формальности, Верити. Мы с тобой так давно знаем друг друга, что нам они ни к чему.
Она подносит костлявую руку к лицу и нежно смеется.
– Ты прекрасно выглядишь.
– И ты, как всегда, великолепна.
Я нервно улыбаюсь всем, чувствуя себя так, словно вторглась в интимный момент. Никто не отвечает мне улыбкой.
Один из мужчин подозрительно на меня смотрит.
– Чем ты занимаешься, Мейбл? – спрашивает он, очевидно, не потрудившись запомнить мое имя.
– Я… э-э-э… работаю в туриндустрии, – говорю я, пытаясь заставить мою работу с минимальной оплатой труда выглядеть чуть привлекательнее.
– Оу, моя подруга занималась этим в год перед поступлением, – говорит его подруга, произнося «год» почти как «гоа». – Ты где базируешься? В Азии? В Греции? Она выбрала Сингапур. Поверишь, если я скажу, что однажды она получила «Бентли» в качестве чаевых от одного из своих клиентов? Он был, видишь ли, жутко богатый.
– Нет, я сейчас всего лишь в Лондоне.
Она выдает тихое «Ха…» и продолжает тянуть свой напиток.
– Какая интересная прическа! – говорит другая. Эта блондинка, натуральная. Ее волосы убраны в тугой хвост, и я почти уверена, что из-за этого она не может пользоваться лицевыми мышцами. – Напоминает мне… Оу, Пандора, что это была за собака у твоего дедушки, такая, с длинной шерстью?
– Золотистый ретривер. Здоровый такой дурашка. Ага, – хихикает она.
– Вот! Точно! Очень в духе восьмидесятых.
Я инстинктивно тереблю кончики.
– Я поняла за много лет, что, вероятно, лучший выход – оставить их в покое. Они на самом деле живут собственной жизнью. – Я стараюсь не дать слабину ни в чем, потому что они, как стая волков, уже готовы оторвать от меня самые лакомые кусочки.
– Хм, оно и видно, – промурлыкала блондинка.
– Ты их когда-нибудь выпрямляла? Знаешь, теперь есть способ сделать полуперманент с помощью химии? Выглядит намного аккуратнее! – Верити закончила свой интимный разговор с Фредди и теперь накручивает мой локон себе на палец. Потом отпускает и с отвращением потирает пальцы. – Лучше всего работает на жестких прядях, так что, я уверена, все получится.
– А мне нравятся кудри Мэгги, – встревает Фредди, к нашему общему удивлению. Накачанные ботоксом лица вокруг нас едва скрывают шок. – Разве вы не заметили, что каждый локон чуть отличается по цвету от соседних? В этом точно замешана какая-то магия, не иначе. И должен вам сказать, что кудри вьются только у самых сексуальных из нас.
Он показывает на собственные, идеально уложенные, кудри. Женщины, онемев от изумления, обмениваются взглядами, поскольку в данный момент глаза – единственная их часть, способная к коммуникации.
Я прижимаю ладони к щекам в попытке чуть охладить их, Фредди поворачивается ко мне и тихо спрашивает:
– Ты в порядке? – Я только киваю, и, удовлетворенный ответом, он возобновляет разговор с партнером блондинки, тоже блондином, который, откровенно говоря, мог бы сойти за ее брата. У него волосы немного темнее, но такая же худая и ладная фигура. У обоих носы чуть загнуты кверху, а зубы, хоть и идеально ровные, каждый раз демонстрируют здоровый кусок десны, стоит им фальшиво улыбнуться. Я бы решила, что они брат и сестра, если бы его рука хоть на секунду убралась с изгиба ее задницы. Молча слушая разговор Фредди, я узнаю, что его зовут Александр, хотя Фредди ласково называет его Эл, и что блондинку зовут Занти.
Другую пару составляют Пандора, которая добавляет «оа» в конце каждого предложения, и ее бойфренд Хьюго, то и дело принимающийся преувеличенно громко смеяться надо всем, что кто-либо, в основном он сам, говорит. Верити – единственная без кавалера, и она цепляется за руку Фредди. Я обнаруживаю себя у нее за спиной, выдавленной из кружка смеющихся, но меня это не сильно беспокоит: я все еще занята тем, что повторяю и повторяю про себя слова Фредди, пока не начинаю улыбаться сама себе как ненормальная.
Я оглядываю комнату. Белые скатерти покрывают круглые столы, и на каждом из них гипсофилы с розами составляют экстравагантную композицию, в центре которой – маленькая каменная фигурка плавающего ангелочка. У каждого стола есть свой охранник: чисто одетый официант, вооруженный бутылкой шампанского, готовый немедленно наполнить опустевший бокал. Все это кажется мне немного чрезмерным. Пусть я не частый гость на подобных шикарных вечеринках, но точно знаю, что любой из них я предпочла бы ланч в пабе с пинтой пива. Готова поспорить, что еда здесь и близко не сравнится со стейком и пирогом с почками, так же как воробьиные порции не сравнятся с горой на тарелках, которые подают в пабах у меня дома.
Люди кучкуются для нетворкинга. В центре комнаты несколько мужчин собрались вокруг джентльмена, у которого вся грудь в медалях, висящих слегка по диагонали из-за собственной тяжести. Гладко выбритый, высокий, стройный и невероятно красивый, трудно сказать, сколько ему лет. Судя по одним только медалям, я бы сказала, что ему за шестьдесят, но годы определенно были к нему добры. Окружившие его павлины периодически разражаются громким противным смехом, каждый раз заставляя несколько голов озабоченно повернуться в их направлении. Очевидно, все стараются произвести впечатление на мистера Медалькина.
Мне наконец надоедает разглядывать людей и соединять престарелых мужей с их женами, и я поворачиваюсь обратно к группе, с которой должна быть. Но круг совершенно замкнулся, и теперь красивая загорелая спина Занти стоит передо мной кирпичной стеной, которую мне не обойти.
К ним незаметно подходит новое лицо – низенький и круглый человечек, который старается дотянуться и прошептать что-то Фредди на ухо. Что бы он ни говорил, Фредди на него не смотрит. Он наконец-то снова обращает на меня внимание и смотрит мне в глаза. Брови нахмурены, лицо потемнело, он сдержанно кивает, по-прежнему не сводя с меня глаз.