Обхватив голову руками, я издаю какой-то животный звук – что-то среднее между стоном и воплем. Хлопанье дверцы машины прерывает мою истерику. Содрогаясь, я поворачиваюсь, чтобы оценить опасность, и различаю сквозь пелену дождя «Роллс-Ройс», резко остановившийся у обочины чуть впереди. Ко мне несется черно-белое размытое пятно. Фредди, в своем безупречном костюме, в мгновение оказывается передо мной и накидывает свой пиджак мне на плечи. Вскоре вода начинает капать и с его кудрей. Он обхватывает меня за предплечья в знакомом объятии, чуть отстранившись, чтобы получше рассмотреть, прекрасные глаза сканируют мое лицо в поисках травм.
– Ты в порядке?
– Я в порядке, – говорю я, отталкивая его.
Машина припаркована у обочины, дверь все еще открыта.
– Мэгги? Что происходит? Почему ты ушла? Надо было найти меня.
– Мне нужно вернуться до ключей.
– Мэгги, я отвечаю за Церемонию ключей. Не лги мне!
Он снова тянется ко мне, и тут я взрываюсь:
– Не смей, твою мать, меня трогать.
Он отшатывается от меня.
– Что…
– Я познакомилась с твоей невестой, Фредди.
Он бледнеет и отворачивается, вскидывая руку, чтобы убрать волосы со лба.
– Я знала, что, если влюблюсь в такого, как ты, это причинит мне боль. Я знала, что мне придется жить с осознанием, что я просто недостаточно хороша. Но я подумала, на одно дурацкое мгновение, что между нами есть что-то особенное. Что, может быть, ты стал первым, кто увидел меня такой, какая я есть на самом деле. Мне так отчаянно этого хотелось. Я живу как призрак, поэтому, когда ты пришел ко мне и продолжал возвращаться, я подумала… я просто… – Слезы берут верх. Я закрываю лицо ладонями и просто реву. – Но, как ты и сказал своему отцу, я никто.
– Моему?.. А.
Я вижу, как до Фредди начинает доходить.
– Ты не должна была этого услышать, Мэгги. Мне очень жаль.
– Но я услышала, – говорю я сквозь рыдания.
– Мой отец… это сложно.
– Зачем ты вообще меня туда пригласил? Ты должен был понимать, что твоя семья меня возненавидит и что твои друзья будут смотреть на меня сверху вниз. Ты сделал это специально, чтобы посмеяться надо мной? Над дурочкой, которая влюбилась в тебя и на секунду вообразила, что у нее, возможно, есть шанс с великими и могучими Гилфордами. Как охренительно смешно – какое зрелище. Но я тебе не уродец из фрик-шоу, Фредди.
Холодные пальцы обхватывают мои щеки, и Фредди смотрит на меня так, словно я звезда, только что упавшая с затянутого смогом неба и приземлившаяся ему в руки. Он нежно проводит большим пальцем у меня под глазами, пытаясь стереть косметику, которая течет под дождем.
– Не смей на меня так смотреть. Ты не имеешь права так на меня смотреть. У тебя есть жена… – я снова реву, – у тебя, мать твою, есть жена.
– Она мне не жена, Мэгги, – говорит он мягко, тихо.
– Ах, ну да, прости, на шесть месяцев ошиблась. В таком случае женщина, на которой ты собираешься жениться. Та красивая, классная, образованная женщина, которая была на той же вечеринке, на которую ты пригласил меня!
– Все не так! – торопливо говорит он. – Я не знал, что она собирается приехать, она не должна была приехать. Пожалуйста… Ты не понимаешь.
– Ага! От этого мне должно стать легче, что ли? Чего тут не понять про огромный булыжник у нее на пальце? Ты с ней помолвлен, да ведь?
Он кивает.
– И ты женишься в этом году, да?
Он снова кивает, сгорая от стыда.
– Тогда я не хочу иметь с тобой ничего общего. Я не собираюсь бегать за чужим мужчиной. И я точно не собираюсь становиться его любовницей, маленьким грязным секретиком. Я не могу смотреть на тебя рядом с другой женщиной. Я не могу…
– Все должно было быть не так. Пожалуйста, поверь мне. Я хотел… ты нужна была мне там…
Сердце мое наконец разбивается, и меня накрывает всесокрушающая волна, по сравнению с которой гром – ничто.
– Это я виновата. Это я вбила в свою дурную голову, я думала, что между нами что-то есть, что-то большее. Прости, прости меня за то, что влюбилась в тебя, Фредди Гилфорд. Мне правда очень жаль.
– Мэгги, не говори так. Пожалуйста. Пожалуйста… – Он хочет взять меня за руку, но передумывает. Меня колотит, ночной холод наконец-то пробрал меня до костей.
– Мне нужно домой, – шепчу я, вытирая с лица капли дождя, капающие у меня с носа.
– Возьми машину.
Я хочу упереться. Я хочу сказать ему, чтобы он убирался вместе со своей гребаной машиной с ее гребаными подогретыми сиденьями от меня подальше. Но хуже я бы этим сделала только самой себе – я убежала без куртки.
Обхватив себя руками, я поворачиваюсь к Фредди. Ему больно – я вижу это по его лицу. Он вытирает с него капли дождя, и мне жаль его намокшие кудри, впитавшие большую часть его переживаний, когда он рукой откидывал их со лба.
Убедившись, что я не сбегу от него в ночь, Фредди подходит к пассажирскому окошку. Кэрол, водитель, опускает стекло, и он наклоняется, чтобы дать ей указания. Задняя дверь все еще открыта, на кожаном сиденье в середине формируется лужа. Фредди подзывает меня, обходя машину, и открывает дверь с другой стороны. Я слушаюсь. Мы оба молчим. Я вижу, что ему до смерти хочется дотронуться до меня, подать руку, чтобы помочь сесть в машину. Но вместо этого его пальцы просто дрожат от желания дотронуться до моей кожи. Он только снова подставляет руку, чтобы я не ударилась головой, и захлопывает дверь.
– Кэрол, пожалуйста, убедись, что она добралась до дома, и не уезжай, пока она не окажется за воротами, – говорит Фредди.
– Да, сэр, – отвечает она и коротко кивает.
Он идет закрыть другую дверь, ту, где лужа, и останавливается, чтобы посмотреть на меня, капли с маленькими брызгами падают на спину его промокшего пиджака.
– Спокойной ночи, Маргарет.
Его холодный тон пробирает меня насквозь. В его словах нет ни единой эмоции, и он захлопывает дверь. Слышно, как щелкают замки, и Кэрол набирает скорость по лондонским улицам.
Когда мы отъезжаем, я поворачиваюсь к заднему стеклу: оно все в каплях, мир с его огнями отражается в каждой из них. Каждая капля превращается в ювелирную лупу, увеличивающую стоп-сигналы, светящиеся витрины магазинов, уличные огни, как на меланхоличной рождественской елке. Фредди все уменьшается и уменьшается, пока не умещается в одну из капель. Он не сдвинулся с места, глядя вслед удаляющейся машине. Расстояние между нами теперь неизмеримое.
Глава 21
Уходя утром на работу, я замечаю, что Ричи, срезая свои розы, чешет голову и бормочет, что нижние листики постоянно коричневеют. Джо, один из бифитеров помоложе, одетый в футболку с подтяжками, истерически хохочет, когда понимает, что два его спаниеля поднимают задние лапки и справляют нужду прямо на кусты. Ричи громко ругается, но при этом и сам хохочет, и я улыбаюсь и качаю головой.
– Доброе утро, – кричит Джо, когда замечает меня. Ричи следует его примеру со своим корнуэльским ворчанием, на секунду останавливает град ругательств в адрес спаниелей и машет мне.
– Ах ты, маленький паршивец, – вопит он, когда один из псов пользуется возникшей паузой и снова поднимает заднюю лапу.
Хохот Джо гремит между стенами, и я тоже хмыкаю, продолжая свой путь.
– Доброе утро, Линда, – говорю я бифитеру на углу, проходя мимо. Она сидит у своего дома в маленьком шезлонге и ест землянику с ладони.
– Доброе утро, Мэгги, дорогая. – Она улыбается и кидает мне земляничину, которую я, к своему удивлению, умудряюсь поймать.
Я подхожу к северному бастиону – в казематах царит оживление. Навстречу мне, при полном параде, идет бифитер Джолли.
– Привет, Рыжик, – кричит он с нахальной улыбкой и приподнимает шляпу, проходя мимо меня. Борода у него в основном темная (у всех остальных – седая), и он один из тех немногих, кто все еще способен увидеть свои пальцы ног, глядя вниз. Джолли всегда останавливается поболтать или хотя бы улыбается – отсюда его имя [43]. Как бывший морпех, по идее, он должен быть ужасно грозным, но Джолли всегда старается всех рассмешить. Он так и не оставил до конца флот и теперь проводит свое свободное время, гоняя по Темзе на спасательных шлюпках, так что у него всегда имеется в запасе пара-тройка историй, хотя большинство из них повествуют о каких-нибудь возмутительных или отвратительных, или и то и другое вместе, находках, покачивающихся на волнах великой лондонской реки.
Я не успеваю дойти до конца мостовой – ко мне со всех лап несется ньюфаундленд Тимми, спущенный Чарли с поводка. Размером с полярного медвежонка, он практически летит, щеки болтаются из стороны в сторону, разбрызгивая слюну на каменный фасад казематов. Пушистый мех поднимается волной на каждом шагу, и выглядит он совершенно очаровательно. Если мне суждено умереть, раздавленной прекрасным зверем, так тому и быть.
Чуть-чуть не добежав до меня, Тимми плюхается на спину и подставляет серый живот. Он нетерпеливо извивается на земле, умоляя меня почесать ему пузо, и я наклоняюсь и подчиняюсь. Через несколько секунд появляется Чарли, и я его тоже приветствую. Как всегда, он усмехается и говорит:
– Доброе утро, лапочка, – а потом прибавляет, обращаясь к собаке, которая все еще лежит на земле, высунув язык: – Пойдем, дурень ты мой здоровенный, отпусти Мэгги на работу.
Тимми поднимается, очень недовольный, но послушно укатывается за своим хозяином.
Смотрительница стоит на пристани и смотрит в ров. Она тоже замечает меня и кивает, на лицо ей падает листик. Улыбаясь ей в ответ, я преодолеваю последний отрезок пути через подъемный мост и захожу в билетную кассу.
Со званого вечера прошло две недели, и две недели с тех пор, как я в последний раз видела Фредди. После того как Кэрол высадила меня около дома, я три дня не могла никого видеть. Не знаю, из-за дождя или эмоциональной усталости, но мне даже не пришлось врать на работе, что я заболела. Мне казалось – да и сейчас кажется, – что тело мое налито свинцом. В голове туман, словно она набита ватой, и думать о том вечере больно. В груди пустота и холод, и ветер дует своим холодным дыханием через ту дыру, где раньше было мое сердце.