— Лорен Коннер, почему ее имя мне знакомо?
— Она капитан баскетбольной команды. У нее самые длинные ноги на свете. Она также была той девушкой, которая на вечеринке в честь Дня благодарения позволила пить шоты со своего тела.
— А, вот откуда я ее знаю. Все скандировали ее имя и хлопали, Ло-р-ен Ко-нн-ер.
Я воспроизвожу фирменный бейсбольный удар, который сопровождается скандированием имени игрока.
— Да, это она. — Рэт снова покачивается. — Блин, кажется, мне нужно поесть. Хочешь чего-нибудь?
— Я в порядке. Думаю, скоро отправлюсь в постельку. Я выпила половину пива и не могу проникнуться духом вечеринки.
— Но ты только закончила очередной изнурительный семестр. Тебе надо развеяться, сестренка.
— Для меня «развеяться» — это кино и мороженое в постели. Я скучная.
— Не-а, — Рэт целует меня в голову, — ты идеальна. Если решишь уехать, обязательно скажи мне. Я организую тебе поездку домой.
— Хорошо.
Я быстро обнимаю его и не пытаюсь спорить о поездке, потому что это единственное, от чего его невозможно отговорить. Он очень заботливый, и это одна из множества причин, почему я так сильно его люблю. Он всегда заботится обо мне, и, что удивительно, я не чувствую себя ущемленной из-за этого. У меня не так много подруг, но знаю, что у большинства девочек нет таких отношений со старшими братьями. Он дает мне уверенность в том, что я могу быть… собой. Причуды и все такое.
Наблюдаю, как Рэт прорывается сквозь толпу и направляется к кухне в задней части дома, а люди по пути приветствуют его. Я никогда не буду такой, как он, — такой общительной и непринужденной.
Я знаю свои сильные и слабые стороны, и одна из самых больших слабостей — неумение общаться. Единственная причина, по которой я прихожу на эти вечеринки, заключается в том, что люблю наблюдать за людьми. Я легко вливаюсь в коллектив, растворяюсь в толпе, поэтому мне легко наблюдать за окружающими. Это очень помогает в изучении поведения. Вот если бы я ещё могла ходить и задавать вопросы, попутно конспектируя. Вот это был бы кайф.
— Что ты здесь делаешь в одиночестве?
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что за моей спиной стоит Брэм Скотт. Этот уверенный голос я теперь легко узнаю.
Я поворачиваюсь к нему, его лицо покрыто щетиной, как и у остальных парней в братстве — они не бреются до окончания экзаменов, — уголки его губ приподняты, а глаза оценивающе смотрят на меня.
— Я как раз собиралась уходить. Кларисса танцует, а я не в настроении для вечеринки.
— Нет, ты не можешь уйти. — Он притягивает меня к себе, и мы идем по дому. — Это конец семестра, Джулс, и ты обязана праздновать.
— Подобные празднования не для меня.
— Не-а, ты просто неправильно делаешь это. Следуй за мной.
Брэм проводит меня через толпу и возвращает на кухню, где я обнаруживаю Рэта с бутербродом в одной руке и пивом — в другой, разговаривающего с девушкой, которая сидит рядом с ним на стойке. Я наблюдаю за поведением брата, за его улыбкой, за тем, с какой легкостью он заигрывает с девушкой. Мне бы хотелось быть похожей на него, а не быть все время замкнутым человеком.
— Сюда. — Брэм обхватывает своей ладонью мою, отчего вся рука покрывается мурашками.
Я так сосредоточена на том, как его большая рука обхватывает мою, что только когда мы выходим на улицу и садимся рядом с лампой накаливания, я понимаю, что он захватил для нас импровизированный шведский стол — напитки, пакет чипсов и пачку печенья. Мы занимаем два пластиковых стула, между которыми лежит небольшое бревно, служащее столиком. Шум изнутри проникает на улицу, но заглушается массивными деревянными дверьми, ведущими на задний двор. Здесь спокойно.
— Вот. — Брэм протягивает мне маленький пакет молока, отчего я хихикаю, и открывает пачку печенья Chips Ahoy и пакет чипсов со вкусом барбекю. — Это не Mrs. Fields и не Ruffles, но сойдет. — Он тянется ко мне своим пакетом молока и говорит: — Выпьем за новый семестр.
Я смотрю на молоко в его руках.
— Ты собираешься его пить? Разве ты не пил пиво?
Он делает большой глоток.
— Ага, к чему ты клонишь?
Я описываю жестом круг вокруг своего живота.
— Вступив в реакцию с выпитым пивом, у тебя не будет пучить живот?
— У меня крепкий желудок, так что можно не беспокоиться. — Брэм кладет печенье в рот и жует. — Ну же, угощайся. Не стесняйся.
Я изучаю его, не понимая, почему мы сидим вместе на улице, едим чипсы, печенье и пьем молоко, когда несколько минут назад он обнимался с Лорен Коннер, или, по крайней мере, так сказал Рэт. Это кажется мерзким.
— Ты же знаешь, что не должен этого делать.
— Что делать? — спрашивает он, жуя чипсы.
— Тусоваться со мной, потому что я была одна… потому что пожалел меня из-за того, что случилось на прошлой неделе.
Он засовывает в рот чипсы.
— Я здесь не из жалости к тебе, так что выкинь это из головы. И знаю, что не обязан с тобой общаться. Я хочу этого. — И тут он умолкает, его взгляд устремлен на заросший задний двор. — Зачем ты приходишь на эти вечеринки, если не любишь тусовки?
Думаю, мы не будем говорить о том, как он защищал меня, и, судя по всему, с его руками все в порядке. Скорее всего, он не захочет обсуждать свои руки. Сдаваясь, я, наконец, беру печенье и откусываю маленький кусочек.
— Потому что Клариссе нравятся вечеринки, а мне нравится наблюдать за людьми. — Я поправляю очки и поворачиваюсь к Брэму, его пристальный взгляд переключается на меня.
— Социальные условия могут определить человека чётко и ясно выразить его индивидуальность. Есть заводилы, такие, как ты, у которых в ДНК заложено следить за тем, чтобы все хорошо проводили время. Так же есть подражатели, те, кто недостаточно храбр, чтобы руководить, но у кого нет проблем с весельем. Такие, как Кларисса. А еще есть отшельники, к ним можно отнести меня. Тихие, застенчивые люди, интроверты. Люди, которые хотели бы походить на заводил, но у которых не хватает смелости сделать это.
— Ты не хочешь быть заводилой, — отвечает Брэм, делая глоток молока, его голос более серьезен, чем я когда-либо слышала. — Это еще не все, чем кажется на первый взгляд. Иногда это просто шоу.
— Это утомительно?
Он проводит рукой по волосам.
— Да. — Ьрэмн склоняется голову набок, рассматривая меня. — Гораздо спокойнее дышать, ценить такие мелочи, как молоко и печенье.
— И я из тех девушек, с которыми можно разделить молоком и печенье?
— Ты так говоришь, будто это плохо.
Я пожимаю плечами и откусываю еще кусочек печенья.
— Ничего подобного. Просто когда речь идет о молоке и печенье, я чувствую уверенность, вот и все.
— Молоко и печенье означает что-то еще, чего я не понимаю?
Я качаю головой и вздыхаю.
— Нет, но, думаю, мне пора идти.
Я собираюсь встать, но Брэм останавливает меня, положив свою ладонь на мою.
— Подожди, останься еще ненадолго. Если только у тебя не назначено свидание или что-то в этом роде.
Он смотрит мне в глаза, пытаясь прочитать меня, как я читаю его.
— Свидания нет, просто хочется немного покоя.
Он показывает на темное ночное небо.
— Что может быть спокойнее этого? Побудь со мной, Джулс.
— Джулия, — напоминаю я ему, кажется, уже в миллионный раз.
Он закатывает глаза.
— Ты постоянно меня поправляешь, но знаешь, что я никогда не изменюсь, так что прекрати. — Изучив его характер, думаю, он прав, он не изменится. Он знает, чего хочет, нашел свой путь и будет идти к своей цели. Не думаю, что это плохо, потому что, несмотря на то, что Брэму присуща некая помпезность, он — уникальная личность, а быть уникальным — очень важно в потоке подражателей. Раньше я считала его высокомерным и самоуверенным, но, наблюдая за ним последние несколько месяцев, я поняла, что он просто знает себе цену. Большинство парней его возраста все еще пытаются произвести впечатление на всех подряд. Брэм… не пытается. Он такой, какой есть. Он интригует.
Брэм предлагает мне еще одно печенье, я беру его и откусываю маленький кусочек.
— Ты ведешь себя так, будто для меня это обязанность — проводить с тобой время.
— Разве не так? — спрашиваю я с искренним любопытством.
— Нет. Я сам выбираю, с кем общаться, а с кем нет. Я не жалею людей, если ты об этом подумала, и у меня нет обязательств проводить с тобой время.
— Так ты здесь не потому, что я сестра Рэта?
— Нет, Джулия. — От того, как он произносит мое полное имя, и от тона его голоса у меня по позвоночнику пробегает дрожь. — Послушай, — Брэм выпрямляется на своем месте и становится серьезным, — я тут подумал и… — он неловко сдвигается, выглядя нервным, — мне нравится проводить время с тобой.
— Правда? Просто до этого мы особо и не общались.
Он сжимает челюсть и коротко выдыхает.
— Те времена, когда мы проводили время вместе, были веселыми.
— Покупка тампонов развеселила тебя?
— Господи. — Он проводит рукой по лицу. — Ты можешь просто помолчать секунду?
— Хорошо, — скептически отвечаю я.
Что происходит? Почему он выглядит так, будто его вот-вот стошнит? Для человека, который хочет зарабатывать на жизнь физиогномикой (прим. пер.: Физиогномика — метод определения типа личности человека, его душевных качеств и состояния здоровья, исходя из анализа внешних черт лица и выражения), мне чертовски трудно определить настроение Брэма.
— Я подумал, что мы могли бы проводить время чаще, понимаешь? Только ты и я.
— Типа… свиданий?
Он опускает голову и смотрит на меня снизу вверх, на лбу у него залегла морщинка, его жгучие честные и заинтересованные глаза прожигают меня насквозь.
— Да, типа свиданий.
— Вот ты где!
Пьяная длинноногая девушка, одетая в кружевной красный лифчик и шорты, вваливается на нашу импровизированную вечеринку на двоих. Ее лицо кажется мне знакомым, я осматриваю ее тело и замечаю кольцо в пупке, подчеркивающее подтянутый живот. Мне знаком этот живот. Как и многим другим, учитывая, сколько кадров было сделано.