Еще несколько легких взмахов шпаги, и лапки шмеля зашевелились, а крылышки задрожали.
— Лети к нам! — приказал Антальцидор. — Вылетай на свет, чтобы тебя было видно. Садись прямо перед троном.
И шмель послушно приземлился на мох.
— Сядем же вместе на королевский трон, — продолжал Антальцидор. — Так, хорошо! А теперь, друзья, считалку! Вместе, я и Галадор. Я уверен, что все получится… А ты, шмель, аккомпанируй нам, ритмично, звучно, чтобы все звери в лесу, дневные и ночные, услышали нас. Все готовы?
— Да, — ответил Галадор.
— Да, — сказал шмель.
— Тогда — раз, два, три…
Антальцидор подобрал свою волшебную палочку с золотыми цветками и взмахнул ею, подавая сигнал. И оба эльфа в полный голос, на одном дыхании запели лесную считалку. А шмель на своей трубе, на цимбалах и большом рокочущем барабане аккомпанировал песне эльфов.
И конечно, все звери беспрекословно повиновались ей. Белка прыгнула с сосны на граб, растопырив лапки и распушив хвост; защебетала болтливая малиновка; заворковал сизый голубь; застучал по сосне дятел; черный дрозд начал ритмично выводить свои рулады; а все ночные звери — козодой, летучая мышь, сова, вся семья ежей и жаба из болотца — тихо держались в тени, зная, что их время еще не пришло; большие звери остановились поодаль. Косуля с острыми рожками грациозно вытянула свою гибкую шею, олень — Ветвистые рога высунул морду из зарослей папоротника, кабан спрятался в кустах так, что видны были только его горящие глаза. И все они, затаив дыхание и замерев, слушали двух друзей.
Корова на лугу,
Сорока на суку,
Крот в норе,
Свинья во дворе,
Выдра в речке,
Курица на крылечке,
Чертополох для осла,
На цветке пчела,
Для белки орешки,
Для ежа сыроежки,
В гнезде синица,
Для мышки пшеница,
Травка для зайки,
Лань на лужайке,
Мокрица в колодце,
Жаба в болотце…—
И так до конца, ни разу не запнувшись и ни разу не переведя дыхание, до — вы помните? —
…Дятел на сосне,
Жаворонок в вышине!
Звонкие голоса эльфов взмыли ввысь, как трели жаворонка. Колокольчик и Коломбина выпрямились на своих стебельках и засинели ярче обычного.
— Ну а теперь наша очередь! — сказал шмель.
И все звери, а также Колокольчик и Коломбина хором запели хвалебную песню эльфам:
Кто видел на свете таких королей?
В каком королевстве найдете милей?
Под солнцем лучистым, под бледной луной
Нигде вам не встретить таких королей,
Да здравствуют эльфы, веселые эльфы.
Правители чащи лесной!
ЖАН ЖУБЕРПревращения Пилу
Перевод Г. Шумиловой
— Что такое яблоко? — спросил отец.
— Яблоко? — переспросил Пилу.
— Да, яблоко.
Перед сном Пилу еще должен был выучить урок. Он положил локти на стол и уставился в потолок. Отец позевывал, на краю блюдца дымилась его сигарета. Из носа у него торчали три волоска. Ровно три. Пилу много раз их разглядывал.
— Ну же, не тяни! Что такое яблоко? — сказал отец.
Его терпение явно подходило к концу. Пилу взял со стола яблоко и откусил от него.
— Яблоки я люблю.
— Я тебя не о том спрашиваю! Что такое яблоко? Ну, отвечай! Ф… Фр… Фрукт, балбес!
— А-а, фрукт! — протянул Пилу. — Но ведь банан — тоже фрукт. А бананы я не люблю: они холодные и противные, как слизняки. Бабушка все время пичкает меня бананами. Говорит, что они такие же вкусные, как бифштекс. Ну уж неправда! Вот яблоки я люблю. Яблоко-это-то-что-я-люблю.
— Не морочь мне голову. Яблоко — это фрукт. Вот и все!
Правое ухо у отца покраснело. Пилу не отрываясь смотрел на него и сосал яблочное семечко.
— Ты мне надоел, — сказал отец. — Иди спать! Мама, уложи его в кровать да отшлепай хорошенько. Он себя плохо вел, очень плохо.
Мама подошла к нему. Руки у нее покраснели от мытья посуды, они были такие же красные, как папино ухо.
Пилу с достоинством удалился из комнаты. Краешком глаза он увидел, что отец поднялся. Теперь он был большой, как шкаф — большой, сердитый шкаф. Он закурил сигарету и о чем-то задумался.
Вдруг Пилу чихнул, и последнее яблочное семечко выскочило у него изо рта на пол, а он-то думал, что сможет сосать его в кровати.
Мама молча раздевала Пилу. Вот он поднял правую ногу, левую ногу, правую руку, левую руку, поднял голову, высунул под рубашкой язык. Молния зацепила волосы. Мама тоже рассержена — это ясно с первого взгляда, но все же не так, как папа. Она шлепнула его разок, совсем не больно, почти погладила, но как бы там ни было, Пилу это показалось унизительным для мужчины — а ведь он мужчина.
Потом мама уложила его в постель. Простыни были чистые и жесткие. Мама поцеловала его кое-как, совсем не по-маминому, сказала: «Спи, негодник!», погасила свет и вышла.
Пилу остался один. Стоял июнь. В открытое окно с улицы проникали разные запахи, влетала пыль, доносился шум автобуса. С кровати Пилу не было видно неба и вообще ничего, кроме стены дома напротив с маленьким светящимся окошком и бельевой веревкой, протянутой от этого окошка к его окну.
Пилу было грустно, и он громко сказал, чтобы не чувствовать себя таким одиноким:
— Яблоко — не фрукт. Яблоко — это яблоко! — И ему представилось большое — с осла — яблоко с красными щечками, которое грелось на солнце. Сам он стал облаком, и красивыми голубыми зубами кусал яблоко. А превратившийся в муху папа летел прочь.
И тут окошко напротив раскрылось.
Из него выглянула дама. Пилу прекрасно видел ее при свете луны. Она подула на веревку, завязала ее покрепче, потом повесила носовой платок и закрепила двумя прищепками. Наконец вздохнула с облегчением и подняла глаза. Пилу смотрел на нее, она — на Пилу. Они долго молчали. Ветер трепал платок. Пилу никогда раньше ее не видел: обычно окошко было закрыто.
— Ты спишь, Пилу? — спросила дама.
— Нет, — ответил Пилу. — Я грущу. — И спохватился: — Так вы знаете, как меня зовут?
— Да, я часто смотрю на тебя, когда ты спишь.
— Надо же! — удивился Пилу. — А я вас никогда не видел.
— Это потому, что у меня много работы.
— А! — сказал Пилу. — Это тоже грустно! А что вы делаете?
— Я делаю птиц.
— Птиц? Вот смешно!
— Это еще и трудно. Нужно много терпения.
— А каких птиц вы делаете? Птиц на тарелках, пряничных птиц для ярмарки или птиц на шляпки?
— Всяких. И настоящих тоже, тех, что на деревьях.
— Ой, покажи мне их, пожалуйста! Покажешь, и тогда я перестану грустить.
Тут он заметил, что обратился к ней на «ты», а ведь папа строго-настрого запретил ему говорить так со взрослыми.
— Ой, я хотел сказать: «Покажите, пожалуйста».
— О, мне можешь говорить «ты».
— А папа говорит…
— Ко мне это не относится. Постой, я иду к тебе.
Она вскочила на подоконник.
— Осторожно, не упади, — сказал Пилу.
Звонко рассмеявшись, она раскрыла большой черный зонт и пошла по веревке, изящно отставив пальчик, как дама за чашкой чая. При этом она постаралась не наступить на платок.
Войдя в комнату Пилу, она закрыла зонтик и прислонила его к стене.
— Вот и все!
— Вот и все! — восхитился Пилу. — А где же птицы?
— Видишь ли, сегодня я мало работала. Я стирала платок… Но кое-что я тебе принесла.
И она положила ему на ладонь крохотное розовое яичко.
— Понимаешь, это только для начала, для пробы. Вот уж завтра, хоть три часа потрачу, а покажу тебе настоящих птиц.
— Красивое, — немного разочарованно сказал Пилу.
Пилу сидел на кровати и держал яичко в руке. Ему уже почти не было грустно. Он взглянул на даму. Нет, конечно, он видит ее впервые. На ней серо-голубое платье, у нее светлые и легкие, как паутинка, волосы и румяные, налитые, как яблочко, щеки, которые так и хочется расцеловать.
Пилу находил, что она красива, как картинка, и даже гораздо красивее. У нее были тонкие, длинные пальцы, и на одном — кольцо с красным камнем величиной с вишню.
— Тебе по-прежнему грустно? — спросила она.
— Немножко, — ответил Пилу.
— Почему?
— У меня семейные неприятности. (Эту фразу он где-то слышал.)
— Неужели? — сказала дама. — Бедный котик!
— Я не котик, я человек, — сказал Пилу. И добавил: — Но по правде говоря, я бы не прочь стать котом. Вот было бы здорово! В школу не ходить! Ни тебе задачек, ни диктантов. Хочешь — спи целый день, хочешь — играй со спичками.
— Ну да, а ночью можно гулять по крышам.
— Это очень высоко! — возразил Пилу.
— Да нет! И потом, у котов никогда не кружится голова. Когда-то я и сама была кошкой. Если бы ты только знал, как прекрасны луна и звезды… Ну так как? Хочешь стать котом?
— Хочу, — сказал Пилу. — Я люблю звезды. А кот может их потрогать?
— Конечно! И я могу превратить тебя в кота. Обожаю превращения, превращ-щ-ения, превра-щ-щ-щ-ения. Погоди, сейчас увидишь.
Она сидела в кресле возле кровати и жужжала, как муха. Потом повернула кольцо-вишню и внезапно исчезла.
Пилу вытаращил глаза.
— Ты где?
С кресла послышалось какое-то мяуканье. Пилу нагнулся и увидел младенца.
— Ну и ну! — сказал Пилу. — Я же говорил маме, что не хочу сестренку!
У малыша были крошечные круглые глазки, широко раскрытый рот и реденький пух на голове.
— Я не люблю маленьких: они орут во все горло, все время просят есть, все пачкают. А ну, катись отсюда!
Но в кресле уже сидела светловолосая девочка с косичками.
— А так я тебе больше нравлюсь?
Пилу было намного приятней видеть перед собой девочку.
— Поиграем во что-нибудь? — спросил он.
— Балбес! Ты все испортишь! — сказала девочка.
— Папа мне уже сказал, что я балбес, — обиделся Пилу.
— Ой, прости, я не знала, — сказала девочка.