Анна (подражая его пронзительному голосу): «ХОРОШО, Я ПРИНЕСУ ВАМ ПАПКУ С ДЕЛОМ ДЖОНСОНА И КОФЕ С МОЛОКОМ И САХАРОМ!»
Босс: Почему ты кричишь? И почему ты так грубо со мной разговариваешь?
Анна: Ну, господин Томпсон, вы же точно так же разговариваете со мной.
Босс: Правда? Я и не замечал. Я прошу прощения. Спасибо, что обратила мое внимание на это».
Способ отображения действий агрессора, предложенный нам Л. Гласс, кажется мне неудачным. Во-первых, изображая поведение агрессора, мы выглядим некрасиво. Как вы думаете, эстетично ли смотрелась секретарша, когда изображала интонации начальника? Если бы, кроме секретарши и босса, в кабинете были посетители, кто-то из них мог бы подумать, что у секретарши не все в порядке с психикой. Между прочим, как правило, люди не сразу вникают в то, что говорится в их присутствии, и первую из сказанных реплик пропускают мимо ушей. То есть фразу, произнесенную боссом, многие из присутствующих могли бы не заметить, а вот ответ секретарши врезался бы им в память, и о бедной женщине пошла бы слава скандалистки. А ведь секретарша могла просто сказать: «Спасибо, я вас хорошо слышу!» – безо всяких криков. Этого было бы достаточно, чтобы и шеф все понял, и посетители тоже.
2. В романе Майн Рида «Всадник без головы» есть такой эпизод. Отрицательный персонаж по имени Кассий Кольхаун произнес в баре тост за то, чтобы из Америки убрались вон все ирландцы, и при этом, якобы случайно, толкнул под руку стоявшего рядом молодого человека, облив его вином. Тот вытерся платком и сообщил, что он ирландец. Если бы виновник конфликта допустил такую выходку случайно, ему достаточно было произнести что-нибудь вроде: «Простите, я не хотел оскорбить лично вас» – но Кассий Кольхаун не только не сказал ничего подобного, но и повел себя вызывающе, однозначно показав этим, что спровоцировал ирландца намеренно. В результате тот вызвал Кольхауна на дуэль. Мог ли молодой человек поставить агрессора в глупое положение, не вызывая его на поединок? Каким из известных нам приемов?
Герой романа Майн Рида мог бы и не сообщать, что он ирландец. Пользуясь методом Эриксона, он имел возможность запросто поставить Кассия Кольхауна в смешное положение, если бы во всеуслышание сказал что-нибудь вроде: «Я знаю одного человека, который занимается тем, что ходит по барам и произносит тосты против ирландцев, причем, прежде чем сказать тост, он вначале пристраивается к какому-нибудь ирландцу, чтобы в конце тоста толкнуть его под руку и облить вином. Как вы думаете, Кассий Кольхаун, что заставляет этого человека вести себя так странно?» В результате за Кольхауном надолго закрепилась бы слава сумасшедшего. А вот дуэли в этом случае могло и не быть.
3. Однажды в переполненном автобусе, когда я ехала на учебу, мне довелось наблюдать такую сцену. Какой-то женщине показалось, что наша пожилая преподавательница психологии специально наступила ей на ногу. «Ты что, дура?!» – грубо закричала разгневанная пассажирка. «Да», – кротко ответила известная поклонница принципа «словесного айкидо». «Сколько здесь сумасшедших», – с ужасом прошептала мне студентка другого курса, не знавшая нашу добрейшую преподавательницу.
Как следовало действовать в этом случае, чтобы окружающие не приняли ответ за согласие с агрессором? На грубую реплику женщины в автобусе («Ты что, дура?») преподавательница могла бы ответить: «Вам виднее» (Вы так умны, что вряд ли имеет смысл с вами спорить» и т.п.). Как видите, этот ответ близок к сказанному, однако в нем имеется два принципиальных отличия. Во-первых, он переводит центр внимания окружающих с жертвы на агрессора, во-вторых, позволяет высмеять грубияна за присвоение роли судьи.
4. Пассажир маршрутного такси, раздосадованный тем, что проехал нужную остановку, грубо кричит на водителя за то, что тот не остановился. «Вы, наверное, тихо сказали, что выходите, и я не услышал», – вежливо оправдывается водитель. «Уши надо промывать!» – взревел пассажир, хлопая дверью машины. «Не умничайте!» – сказал ему вслед водитель.
Был ли у водителя способ ответить более логично – так, чтобы его слова естественным образом следовали из реплики пассажира?
Можно сказать, что водитель ответил неплохо. Во-первых, быстро. Во-вторых, его реакция не была особенно грубой. Тем не менее ответ «Не умничайте!» несколько противоречит нашей системе. Прежде всего он одновременно оказывается и указанием, и оценкой, а ведь мы не должны присваивать себе право указывать кому бы то ни было или давать оценки. Диалог мог развиваться по-другому:
– Уши надо промывать! – взревел пассажир.
– Возможно, если вы будете промывать горло, – мог бы ответить водитель. (Прием «Прицепитесь к глаголу».)
Не задумывайтесь над репликами. Следует думать не о причинах поведения противника, а о внешних проявлениях его ненормального поведения
Преподаватель английского развлекается тем, что пытается уязвить учительницу музыки. Ниже приведен их диалог, в котором ответы женщины пропущены и лишь дается подсказка относительно примененных ею приемов словесной самообороны. Вот каким образом учительница защищалась от колкостей нового знакомого.
– Какой предмет вы здесь ведете? – спросил преподаватель английского добродушным тоном.
– Музыку в младших классах, – ответила женщина, не ожидая ничего плохого.
– Значит, «Во поле березка» поете? – ехидно спросил преподаватель.
– А вы поете тóлько «Во поле березка»? – парировала та, «прицепившись» к глаголу и переведя центр внимания на действия противника.
Преподаватель смутился и, чтобы скрасить неловкость, предложил:
– Жаль, что вы английского не знаете, а то бы спели что-нибудь вместе.
– Это можно – я знаю несколько песен на английском.
– Какие?
– «Deep river», например.
– Что-то я не помню такой песни, – сказал преподаватель.
– Не может быть – наверняка вы слышали ее в исполнении Барбары Хендрикс.
– Да, Бáрбара Хендрикс прекрасно поет, – ехидно сказал преподаватель, намеренно делая ударение на имени Барбары Хендрикс, желая намекнуть, что вокальные данные учительницы далеко не лучшего качества.
– Да, она прекрасно поет, но, кроме того, она еще и прекрасно английский знает, – не задумываясь, отвечала учительница, намекая, что американка Барбара Хендрикс владеет английским явно лучше преподавателя, и используя таким образом прием «Прицепитесь к глаголу».
Преподаватель вторично был сбит с толку, но какой-то бес подталкивал его и дальше экзаменовать учительницу.
– Сейчас проверим, как вы знаете музыку, – заявил он. – Какие оперы написал Чайковский?
– «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Иоланта»...
– «Иоланта» – это посредственная опера, написанная на мелодраматический сюжет, – прервал он учительницу тоном, не терпящим возражений.
– А вы пишете оперы лучше, чем Чайковский? – смеясь, задала встречный вопрос учительница, используя тот же прием «Прицелитесь к глаголу» и переводя центр внимания на личность противника.
Преподаватель английского не желал сдаваться.
– Сколько сонат у Бетховена? – ни с того ни с сего задал он новый вопрос.
– Около тридцати.
– Тридцать две! – торжествующе поправил преподаватель.
– Некоторые предпочитают играть сонаты Бетховена, а некоторые – учить целыми днями по книжкам их описание, – с улыбкой ответила учительница, – это бывает. Одного только не пойму: «Что заставляет вас подсчитывать эти сонаты и экзаменовать незнакомых вам людей?» (Приемы «Поставьте над агрессором начальника» и «Говорите не о себе, а о людях вообще».)
Каким образом был придуман удачный ответ?
Следующие истории выбраны из книги В. Сергеечевой «Словесное карате». Требуется реконструировать ход мыслей человека, давшего меткий ответ.
1. Однажды в мастерскую к Карлу Брюллову приехала незнакомая супружеская пара. Попросили позвать НА Рамазанова. Когда указанный ученик пришел, мастер небрежно бросил:
– Рекомендую – пьяница.
Рамазанов не растерялся и, указывая на Брюллова, спокойно парировал:
– А это – мой учитель – профессор.
В данном случае Рамазанов домыслил действие Брюллова: «Раз он учитель, значит, учит, в том числе и пьянству, коль скоро именно это качество он мне приписывает». Можно интерпретировать маневр Рамазанова и как использование того обстоятельства, что в любой ситуации над человеком можно «поставить начальника», в том числе и над самим собой. Например, если некто говорит: «Какой у вас дурной вкус!» – вы можете ответить: «Разве? А ведь я с вас брал пример!»
2. – Вставай, соня, петух уже прокричал.
– С какой стати меня это должно волновать? Я ведь не курица!
«Соня» ответил остроумно, потому что представил, как тот человек, который стыдил его, взволновался при крике петуха (реконструировал действие оппонента). Наверняка у него даже возник соблазн ответить: «Почему вы так волнуетесь из-за петушиного крика? Вы что, курица?», и такой сам собой напрашивающийся ответ был смягчен специально.
3. Примадонна капризничает:
– Хочу, чтобы к премьере мне платье шил лучший кутюрье.
– Конечно, мадам, – соглашается режиссер.
– Хочу, чтобы жемчуг, который мне предстоит надеть в первом действии, был настоящим.
– Будет сделано, – смиренно обещает режиссер. – Но, чур, уговор: все будет настоящим – и жемчуг в первом, и яд в последнем действии.
Режиссер правильно сделал, представив все то, что должна была сделать актриса, а не то, что он сам должен был сделать согласно ее указаниям.
4. Когда в присутствии Свифта один из гостей стал похваляться знатным происхождением, писатель заметил:
– Хвалиться своими предками – значит быть похожим на картофель: у того тоже все достоинства под землей.
Сострить подобным образом можно было, только представив действия предков, о которых шла речь. Естественно, действия всех предков хвастуна имели нечто общее, а именно: их всех похоронили, т.е. поместили под землю, что и навело Свифта на ассоциации с картофелем, у которого все достоинства под землей.