Когда мы расстроены, это чувство так доминирует, что его трудно облечь в слова. А уж маленькому ребенку еще труднее сформулировать, почему ему тяжело или совершенно невозможно справиться с какой-то ситуацией. Бывает, это распространяется и на нас, родителей, так же как на наших детей. Давайте рассмотрим пример. Это письмо, которое я получила от Джины, мамы девочки-дошкольницы по имени Айофе.
Сегодня вечером я на целый час застряла в пробке, добираясь в пригород из Лондона, так что доехала до детского сада, чтобы забрать Айофе, только в 17.40, на полчаса позже обычного. Когда я прибежала, все, казалось, было в порядке: Айофе мило играла с мальчиком. Но как только мы вышли из сада, она стала такой… Я скажу прямо – такой капризной! Она бегала взад-вперед по коридору и кричала: «Нет, нет, нет!», а я всего-то попросила ее надеть куртку. Я чувствовала, что никак не могу взять ситуацию под контроль: она просто носилась вокруг меня кругами. Мне было неудобно перед присутствующими там родителями. Делая вид, что я могу с ней справиться, я пригрозила: она не получит сегодня сладкого, если продолжит в том же духе… Естественно, она не обратила на меня никакого внимания.
Ни один ребенок в саду не ведет себя таким образом. Айофе же всегда производит впечатление непослушной. На улице стало только хуже. Она отказалась садиться в коляску, не желала надевать шапку и перчатки. Мне нужно было еще зайти в аптеку, где пришлось крепко держать ее за руку, потому что иначе она сносила все с полок. У кассы дочь принялась орать и визжать. Чтобы запихнуть ее в коляску, мне пришлось практически с ней драться, а она при этом кричала как сумасшедшая.
И снова я понимала, что не справляюсь, и чувствовала себя ни на что не годной, потому что моя дочь ведет себя отвратительно, а я не способна ее контролировать.
Уже поворачивая к дому, я сообразила, что в детском саду, пока я долго и безуспешно пыталась надеть на Айофе куртку, я поставила сумку с продуктами для ужина на пол в раздевалке и оставила ее там. Я кинулась назад, но все уже было заперто. Меня захлестнуло отчаяние. Я злилась на Айофе, как никогда в жизни, потому что теперь я выглядела еще глупее и воплощала собой образ паршивой матери.
Вернувшись наконец домой и встретившись с мужем, я расплакалась. Я в буквальном смысле повернулась спиной к Айофе и рыдала. От этого я чувствовала себя совершенно ужасно: кто же плачет на глазах у своего ребенка? Скажите, я совсем плохая мама?
Вот что я ей написала в ответ:
Должно быть, ужасно проторчать в пробке целый час. Если бы я оказалась в такой ситуации, я бы вся изнервничалась и чувствовала бы себя отвратительно и беспомощно, представляя, что не заберу дочь вовремя. Я бы так волновалась: в детском саду подумают, что я безответственная мать, раз я опоздала. Я бы расстраивалась из-за того, что моя дочь расстраивается. Зная свою способность довести себя до крайности такими мыслями, я хорошо представляю себе, как добираюсь до сада будучи на грани. Мне необходимо, чтобы дальше все шло гладко, тогда возможно восстановить обычный порядок вещей. Поэтому я бы так торопилась войти обратно в колею, что, наверное, не оставила бы себе возможности подумать о настроении Айофе. Я бы тоже пыталась заставить ее вести себя хорошо, потому что у меня не сохранилось ни на йоту эмоциональной энергии остановиться и попытаться выяснить, что она чувствует, и придумать, как утешить ее. Это так унизительно, когда посторонние люди, вместо картины любви и полного единодушия между нами, вынуждены наблюдать истерику моего ребенка и мою полную неспособность с ней справиться. (Сейчас, с высоты опыта мамы, ребенок которой уже давно вышел из детсадовского возраста, могу заявить, что все мы бывали в такой ситуации). Я бы чувствовала себя ужасно от того, что мне пришлось ей угрожать. Да еще забыла сумку с продуктами – конечно, где уж тут все удержать в голове в такой обстановке. Я бы тоже разрыдалась, оказавшись в надежных объятиях того, кто меня знает и любит.
А потом я попыталась представить, каково было Айофе.
Мам, привет! Я не умею писать, да и говорить у меня тоже пока не очень хорошо получается, но если бы я могла выразить свои мысли, вот что я бы сказала.
Было бы куда лучше, если бы вместо того, чтобы сразу обозвать меня непослушной и вести себя со мной, как с капризной девочкой, ты бы попыталась понять, что между нами происходит.
В детском саду меня подспудно преследовало ощущение, что что-то не так. Я чувствовала, что ты уже должна была прийти и быть рядом. Потом, когда ты наконец пришла, я играла в одну очень сложную игру. Ты сказала, что мы немедленно уходим, и велела надевать куртку. Я ответила: «Нет!» Но ты настояла на своем, тогда я завизжала, а ты расстроилась. Так нехорошо.
Давай посмотрим, почему я сказала «нет». Я привыкла так говорить, когда все идет слишком быстро для меня и мне хотелось бы немного притормозить. Я не хочу быть трудным ребенком или манипулировать тобой, это всего лишь автоматическая реакция, поскольку я терпеть не могу внезапных перемен. Я к ним не готова. Ты была такая рассеянная и так торопилась, что я не чувствовала с тобой связи, и тогда я испугалась. А когда я испугана, я начинаю злиться. Ты все время думаешь о том, что должно случиться в будущем, но я-то живу здесь и сейчас, и мне нужно, чтобы ты тоже была здесь, со мной, иначе мне одиноко и грустно.
Когда ты пришла поздно, я хотела, чтобы ты не торопилась и объяснила, что тебя так задержало. Потом мне нужно было, чтобы ты рассказала, что мы будем делать дальше и у меня это уложилось в голове. Я еще не научилась быть гибкой, поэтому мне нужно больше времени, чем тебе, чтобы переключиться. Выдергивать меня в середине игры и заставлять надевать куртку – это слишком. Готова поклясться – если бы тебя прервали в процессе важной и сложной работы (а именно это и значит для меня игра), то тебе бы это тоже не понравилось.
Все, что мне требуется, если уж ты хочешь, чтобы я прекратила свои дела, будь то игра или беготня вокруг, – это предупреждение. Да, мне нужно особенное предупреждение каждый раз: остановить игру, надеть куртку, залезть в коляску. И еще мне нужно на это время. Сообщи мне о своих планах, как только решишь, что делать, и дай мне возможность осознать их. Возможно, мне понадобится предупреждение за пять минут до окончания игры, но даже в этом случае мне непросто. Тогда нужно еще трехминутное предупреждение, а потом – предупреждение за одну минуту до того, как я должна прекратить игру. Если мне все равно трудно смириться с мыслью о необходимости надеть куртку в раздевалке, то возьми ее с собой и дай мне ее на улице. Одна перемена, которую я особенно не люблю, состоит в том, чтобы перестать бегать и сесть в коляску. Там мне некуда девать свою энергию и приходится изливать ее в гневных чувствах.
Когда ты велишь мне тебе не перечить или запрещаешь бегать вокруг и кричать, а потом рассказываешь о последствиях моего непослушания, это не помогает. Я еще не научилась смотреть в будущее и выстраивать причинно-следственные связи между своим поведением и возможным исходом. Эти нейронные цепочки сформируются в свое время. Сейчас, когда ты меня ругаешь, мне кажется, что ты просто не понимаешь меня, и тогда становится еще страшнее, я злюсь еще сильнее и еще чаще говорю «нет». Когда меня переполняют чувства, я не могу сидеть тихо и вести себя спокойно.
Мне бы сильно помогло, если бы ты попыталась понять, как мне сложно, и сказать об этом так, чтобы я сумела понять. Например: «Ты разочарована, потому что не хочешь заканчивать эту забавную игру». Если ты сможешь облечь мою досаду и страхи в слова, я тоже научусь использовать их. Тогда я лучше смогу общаться и реже стану терять над собой контроль.
Если ты рассердишься или скажешь, что я веду себя глупо, я просто закроюсь или закричу. Я понимаю, что, когда ты напряжена или торопишься, тебе трудно думать о том, чтобы выстраивать со мной общение. Гораздо легче заставить меня делать то, что ты велишь, или потребовать от меня вести себя определенным образом. Но когда у нас получается двухсторонняя коммуникация, когда я чувствую, что меня понимают и принимают, что меня любят, я чувствую себя спокойнее, и тогда мои эмоции не вырываются из меня в форме неподобающего поведения.
В аптеке, если бы ты рассказала мне, о чем думаешь и что делаешь, я бы тебе помогла. Но ты только велела мне вести себя хорошо. Тогда я стала подражать тебе и брала разные вещи с полок. Пожалуйста, давай мне возможность поучаствовать в делах, даже если тебе кажется, что на это нет времени. Это время все равно приходится потратить, только теперь уже на то, чтобы меня отругать.
Даже когда ты плакала, папочка все равно тебя любил и обнимал. Как мило с его стороны войти в положение с забытыми в раздевалке покупками. Мне тоже это нужно. Если бы ты меня обняла в детском саду, когда я расстроилась из-за того, что не смогла доиграть до конца, мне кажется, нам обеим стало бы лучше. Мам, ты же знаешь, что мы с тобой вместе навсегда, так почему тебя так волнует, что подумают другие люди? Я все понимаю, но не стоит смотреть на себя их глазами.
Мама, в один прекрасный день, уже совсем скоро, я сумею справиться со своим разочарованием, стану более гибкой по поводу изменения планов, смогу выражать свои чувства словами, а не дурным поведением, и еще я научусь принимать в расчет твои эмоции – научусь этому от тебя. Ведь ты думаешь о моих чувствах.
Даже не переживай, хорошая ты мама или плохая. Ты самая лучшая мамочка на свете, та самая, которую я всегда хотела, и никаких других мне не надо.
Потратьте время на нечто позитивное, чтобы потом не тратить его на негативное
На то, чтобы растить ребенка, всегда требуется много времени. И лучше потратить это время заранее, чтобы предупредить неприятности, чем затем разгребать последствия. Если вы двигаетесь слишком быстро для того, чтобы ребенок за вами успевал, если вы не озвучиваете за него его чувства, если не предупреждаете о своих планах