Я до сих пор делаю так для моих родителей, даже несмотря на то, что они давно ушли. Я не знаю наверняка, помогает ли им это, но мне точно помогает. И поскольку мы были так тесно связаны, я чувствую, что это оказывает положительное влияние и на их умы тоже, где бы они ни были.
Наконец, крайне важно позволить себе как следует погоревать о потере кого-то, кто был вам близок. Нет таких буддийских поучений, которые бы говорили, что вам не нужно тосковать по людям и что вы должны просто двигаться вперед, как будто ничего серьезного не произошло. Даже если они говорят, что сознание продолжает существовать и после смерти и что люди с позитивными склонностями обретут благоприятное перерождение, скорбь – это естественная и прекрасная человеческая эмоция. Неприятно, когда скорбь поглощает и одолевает вас, но со временем печаль становится все менее и менее интенсивной. Но время от времени, ни с того ни с сего, вы подумаете о человеке, которого потеряли, и заплачете, и это хорошо. Это знак любви.
Позволять себе горевать постепенно помогает вам отпустить. Позволяет потоку непостоянства продолжаться. Конечно, мы знаем, что непостоянство никогда не прекратится, но у нас есть волшебная способность заморозить что-то в уме и увязнуть в прошлом. Если как следует погоревать, это позволит нам двигаться дальше своим собственным путем, когда мы будем готовы двигаться.
Трунгпа Ринпоче часто говорил о «подлинном сердце печали», которое является нежным, открытым местом, где вы чувствуете связь с людьми и восприимчивы к миру. Это позитивное состояние ума, которое идет вместе со скорбью. Когда я была в состоянии скорби, я переживала это чувство связи и признательности другим, даже когда я не знала их и никогда больше их не видела. Помню, как однажды я, скорбящая, пошла в почтовое отделение и почувствовала ошеломляющую любовь ко всем людям в очереди. Печаль и скорбь, в отличие от многих других болезненных эмоций, таких как гнев и зависть, как правило, соединяют нас, а не разделяют. Наверно, так потому, что печаль больше настраивает нас на всеобщее непостоянство всех аспектов нашей жизни: дни превращаются в ночи, свежие распустившиеся цветы увядают, дети вырастают, друзья и родственники стареют, мы сами стареем.
В то же время мы можем держать в уме поучения о двух истинах. На относительном уровне все меняется и все умирает. Все люди и все вещи преходящи как облака, и это может разбить нам сердце. Но на абсолютном уровне ничто не умирает. Жизнь за жизнью наши тела приходят и уходят, но наша истинная природа всегда остается все той же. Она подобна самому пространству: бескрайнее, и неразрушимое, и полное потенциала для проявления жизни.
25. Пробуждаясь в бардо
Эти поучения касаются того, как сделать нашу жизнь осмысленной и преобразовать все, что с нами происходит, в путь к пробуждению. То, как мы реагируем на преходящие, меняющиеся обстоятельства повседневной жизни, так же важно сейчас, как и когда мы умираем. Как сказал Трунгпа Ринпоче: «Ситуация в настоящем важна. В этом вся суть, важная суть».
Видеть жизнь как последовательность бардо – очень полезная практика. Прошлое прошло, будущее еще не пришло, и мы не можем как следует ухватить мгновение между – хотя это – все, что есть. Я узнала, что мы можем развивать нашу способность замечать промежутки, паузы, открытое пространство между двумя ситуациями. Мы можем начать ощущать, что находимся в жизни, которая постоянно начинается и заканчивается. Это может стать практикой непрерывного осознавания. Конец того – также и начало этого. Идея перерождения – это не только идея физического рождения и смерти. Перерождение происходит каждое мгновение, и мы можем начать видеть это так.
Когда мы медитируем, мы можем замечать пространство между мыслями. Мы можем замечать промежуток между одной эмоцией и другой. Мы можем замечать промежуток между сном и пробуждением, постоянное ощущение присутствия и отсутствия, прихода и ухода. Промежуток, когда мы уронили чашку, или почти поскользнулись, или узнали плохие новости, или испытали внезапное потрясение.
Я просыпаюсь утром, и есть пространство между сном и еще неполным пробуждением. Я сажусь медитировать, и это свежее переживание. Затем оно заканчивается. Я иду в ванную, иду в туалет, плесну холодной водой в лицо, и тогда все заканчивается. Я иду на кухню и начинается новая жизнь: вскипятить чайник, сделать завтрак, принять лекарства. Это заканчивается, и я сажусь есть.
Одна жизнь за другой, неизменный поток новых начал и новых окончаний. Трунгпа Ринпоче однажды описал свое переживание, как он заехал на заправку, и это звучало как самое увлекательное переживание, какое только можно пожелать. Подъехать и остановить машину. Промежуток. Заглушить двигатель. Промежуток. Опустить окно и сказать: «Полный бак». (Так бывало – правда!) Промежуток. Подождать. Промежуток. Затем наконец уехать – переходя из одного бардо в другое, от одного удивительного переживания к другому.
В жизни у нас есть выбор либо жить нашим обычным неосознанным путем – потерянными в наших мыслях, бегающими туда-сюда из-за наших эмоций – или пробудиться и переживать все свежим, словно впервые. У нас также есть выбор смело относиться к фундаментальному отсутствию реальности в нашей ситуации вместо того, чтобы пытаться ее избежать. Говорится, что у этой всеохватывающей нереальности есть три аспекта: неопределенность, уязвимость и незащищенность. То, как мы относимся к этим чувствам сейчас, определит то, как мы будем относиться к ним во время смерти.
Когда мы умираем, неопределенность, уязвимость и незащищенность могут усилиться, и у нас будет выбор в отчаянии держаться за все или позволить себе войти в свежесть, которая приходит с растворением. Полностью открытое пространство становится доступным для нас, если мы не паникуем, а позволяем себе войти – или, если мы паникуем, расслабиться в нем. Это может стать временем полного пробуждения, и в основном это зависит от нашего спокойствия или беспокойства в отношении отсутствия реальности. Даже одно мгновение расслабленности во время смерти может сослужить нам службу.
В бардо дхармата мы можем переживать страх быть привлеченным в бо́льший мир, поэтому в зависимости от того, как мы тренировались в жизни, нас либо увлечет в смягченный, знакомый мир страдания, либо мы сделаем выбор в пользу расширения и войдем в более широкое видение. Даже если мы будем напуганы, мы можем остаться с этим и позволить себе быть напуганным. Если в жизни мы тренировались примиряться с тем, что чувствуем, мы сможем примириться с тем, что почувствуем в этом бардо.
Если мы переходим в бардо становления, ключевые инструкции таковы: постарайтесь не бежать, а оставаться на месте. Если мы паникуем, можем пребывать с этой паникой и сопротивляться стремлению делать какие-либо быстрые движения. Во всех бардо жизни и смерти ключевая инструкция – «Не боритесь». Что бы ни происходило, оставайтесь на месте – прямо с тем, что вы чувствуете. Замедлитесь и будьте внимательны. Развивайте способность оставаться в этих некомфортных, раздражающих местах неопределенности, уязвимости и незащищенности. Развивайте способность идти вместе с постоянными изменениями из бардо в бардо, из промежутка в промежуток.
Трунгпа Ринпоче призывал нас «сидеть на месте». И это больше всего нам поможет – это и еще оглянуться вокруг и обнаружить, что есть и другие с нами, кто так же паникует, так же пытается убежать, так же нуждается в комфорте и любви. Эмоции могут либо затянуть нас в те миры, где мы не хотели бы быть, или они могут связать наше сердце с сердцами других наших собратьев, взаимосвязанных существ.
Наша задача – открыться нашей ситуации в настоящем и вместе с тем – ситуациям наших собратьев. Наша задача в жизни и в смерти – осознавать, что у нас всегда есть выбор. Мы можем впасть в неосознанность и застрять в повторяющемся цикле самсары или мы можем пробудиться. И это, как говорит Дзигар Конгтрул Ринпоче, «зависит от вас».
Заключение
Иши был последним в своем племени. Индейцы яна-яхи были практически истреблены во время и после золотой лихорадки. С несколькими оставшимися членами семьи Иши сбежал в дикие места, и несколько десятилетий спустя он остался единственным яхи. Однажды утром 1911 года он, заблудившийся и почти обнаженный, появился в городке Оровилл на севере Калифорнии. Некоторое время спустя антрополог Альфред Крёбер приехал на поезде в Оровилл и забрал Иши в Беркли, где Крёбер работал профессором. Он хотел провести как можно больше времени с Иши, чтобы узнать о нем все возможное. И, судя по всему, Иши с удовольствием согласился.
Иши был дружелюбным и добросердечным, и люди были потрясены его приспосабливаемостью. Он всегда смотрел, как они что-то делают, разбирался с тем, как жить в абсолютно другом мире. Когда кто-то подарил ему пальто и галстук, он был счастлив носить эти странные одежды. Но когда ему предложили обувь, он вежливо отказался. Он хотел чувствовать землю.
Хотя некоторые современники считали, что Крёбер использовал Иши – и определенно можно было так подумать, – факты свидетельствуют, что они стали очень близкими друзьями. Со временем они стали способны общаться без слов. Но когда Крёбер спрашивал его имя, тот не называл. В его обычаи не входило называть свое имя кому-то вне племени. Так что Крёбер называл его Иши, что означало просто «человек», и Иши его принял.
Когда Крёбер впервые привел его на железнодорожную станцию, Иши спрятался за колонной, пока прибывал поезд. Затем он вышел, и они вместе сели на поезд. Позднее, когда они уже могли говорить друг с другом, Крёбер спросил, почему Иши спрятался от поезда. Иши сказал: «Мы обычно видели поезда с гор с их пламенем и вздымающимся паром и думали, что это монстры, пожирающие людей. Поэтому мы всегда держались подальше от них». И Крёбер спросил: «Как же у тебя хватило смелости сесть на поезд?» И Иши тогда сказал нечто, что мне всегда казалось вдохновляющим: «Я больше любопытств