Обман, или дезинформация
Это – снабжение противника или любого человека ложными, фальшивыми сведениями, не соответствующими действительному (или почитаемому таковым!) положению вещей. Основываясь на такой информации, её получатель начинает вести себя неадекватно реально существующей обстановке, и, если дезинформация была частью более широко задуманного плана, оказывается в невыгодной для себя ситуации.
Например, Муавия, первый халиф из династии Омейядов, часто пользовался оружием дезинформации. Он дошёл до того, что распустил слух о собственной смерти [711]. Использовался этот приём, в сущности своей очень простой, и в массе иных случаев. Он тесно переплетается с другими видами хитростей, представляя собой их основу или необходимый элемент.
Амфиболия, или «говорение обиняками»
Это – очень тонкий, я бы сказал, рафинированный вид обмана, который позволяет сохранить чистую совесть (ну, относительно чистую), не солгав прямо и примитивно. Амфиболия – это использование в разных формах той двусмысленности, вернее многозначности, которая органично присуща человеческому языку. «Казнить нельзя помиловать» – так сформулированный приговор (без запятой или точки) позволяет дать две совершенно противоположные его интерпретации: «Казнить. Нельзя помиловать» и «Казнить нельзя. Помиловать». Если принять во внимание, что в средневековом арабском языке не было знаков препинания (ни точек, ни запятых), а до сих пор в нём, как и раньше, нет заглавных букв, то приведённый пример может дать некоторое представление о возможностях амфиболии.
Формы использования многозначности языка могут быть самыми разными. Это интонирование в устной речи того, что написано на бумаге, расстановка или перестановка смысловых акцентов. История с приговором без точки (или запятой) взята не из «зерцал». Её источник я не знаю: услышал её ещё в детстве и помню, как она меня тогда поразила. Но «княжьи зерцала» приводят исторические (или псевдоисторические) сообщения, которые по своей остроте не уступят выдуманной истории о приговоре без знаков препинания. Вот одна из них.
Праведный халиф Осман Ибн-Аффан, по сообщению историка аль-Мадаини (752–830 или 840), руководил осадой крепости под названием Тамисса. В переговорах о сдаче крепости было совместно принято условие, гласящее, что «и одного человека мусульмане не убьют, когда войдут в крепость». Теперь прочитайте вслух эту фразу несколько раз, ставя ударение на разных словах. Вы увидите, что смысл меняется. Ясно, как понимали это соглашение осаждённые: никто не будет убит после сдачи на милость победителя. Но, как показало дальнейшее развитие событий, полное право на существование имело и другое истолкование. После капитуляции крепости Осман велел убить всех находившихся там, оставив в живых только одного [712].
Важно подчеркнуть, что прямого обмана здесь не было, буква договора была соблюдена. Это и есть амфиболия в одном из её вариантов.
Другой вариант – употребление одних и тех же слов с разным смыслом или, если сформулировать это иначе, не в том смысле, в каком это слово употребляет собеседник.
Анонимный автор «Книги хитростей» рассказывает следующую историю. У фараона, жившего в эпоху Мусы (Моисея), был визирь, который тайно поклонялся Моисееву Богу. Придворные прознали об этом и донесли фараону. Тот призвал визиря к себе и спросил, верно ли то, что утверждают придворные. Далее между ними произошёл такой разговор:
– Спроси у них (придворных. – А. И.), – попросил визирь, – кто им дал существование и жизнь и кто их умертвит.
Фараон задал им этот вопрос. Они ответили:
– Это ты, о царь!
– Так будьте же, – сказал визирь, – свидетелями того, что я сейчас скажу. И ты, о царь, прими эти слова как честный ответ: тот, кто их создал, создал также и меня, тот, кто дал им существование, дал его также и мне, тот, кто даёт им жизнь, даёт её также и мне, тот, кто их умертвит, сделает это также и со мной [713]. Фараон остался доволен, визирь награждён, сплетники наказаны.
Как видим, под «создателем» и сам фараон, и его придворные понимают фараона, который обожествлялся в древнеегипетской религии. Визирь же под «создателем» (Создателем!) подразумевает монотеистическое божество – Бога (Аллаха). Если верить источникам, приём подмены понятий вообще был излюбленным способом самозащиты людей с убеждениями, отличающимися от общепринятых [714].
Источники приводят подобные примеры из истории ислама.
Во время своего бегства из Мекки Пророк Мухаммад и Абу-Бакр (один из ближайших сподвижников Пророка и в дальнейшем халиф) повстречали арабов, которые знали Абу-Бакра, но не знали Мухаммада. «Кто это с тобой?» – спросили они Абу-Бакра, который ехал за Пророком. Опасаясь враждебности идолопоклонников к проповеднику новой религии, Абу-Бакр не сказал, что это – пророк ислама, и ответил: «Это – Проводник, указующий мне путь». Таким образом, он не солгал: он употребил слова «проводник» и «путь» в метафорическом смысле, а арабы приняли его слова за буквальные [715].
Амфиболия может представлять собой и такое перетолкование, казалось бы, однозначных условий, которое позволяет нарушать данное слово.
О персидском царе Фейрузе, сыне Йездигерда I, рассказывают в одном «зерцале», что он потерпел поражение от своего соседа и был пленён. Условием его освобождения было никогда не преступать пограничный камень с целью напасть на соседнюю страну. Однако когда царь укрепился, он пошёл на соседа походом. А пограничный камень вырыли, погрузили на слона и везли впереди наступавшего войска [716].
Как видим, амфиболия позволяла сохранить лицо – обмануть, нарушить обещание, ввести в заблуждение – без того, чтобы сказать явную неправду. «Говорение обиняками» разрешалось даже строгими моралистами – теми, кто категорически выступал против лжи.
Подмена предметов
Хитрость проста: вместо человека кладут в постель бурдюк с вином; Али Ибн-Аби-Талиб ложится в постель вместо Пророка, которого замышляют убить идолопоклонники-курейшиты; жители Бухары в 713 году втаскивают к себе в город ящики, в которых сидят вражеские солдаты, поверив, что в ящиках – провиант и товары [717]. К этому типу хитростей я склонен отнести и использование яда, чтобы не выделять особо этот распространённый в эпоху Средневековья метод борьбы с противниками [718]. Ведь отравленная пища или питьё как бы подменяют собой неотравленные.
Подставное лицо
Александр Македонский, выдающий себя за собственного посланника, персидский царь, играющий роль лучника, царь Китая, изображающий посланца, – вот только несколько псевдоисторических анекдотов, в которых один человек выдаёт себя за другого [719].
Именно в этом – в подмене одного человека другим и заключался приём «подставное лицо». Добыча сведений, запугивание противника, устроение провокации, убийство неугодного – таковы цели, ради которых прибегали к этому своеобразному лицедейству, что предполагало не только переодевание, но и перевоплощение.
Сасанидский царь Бахрам Гор узнал, что противник захватил пограничный район и стал приближаться к столице. Он делал вид, что это его не беспокоит, и не реагировал должным образом на предупреждения своих придворных, проводил время в развлечениях.
Так продолжалось до того момента, когда противник приблизился к стенам столицы. Тогда Бахрам приказал обрить себе голову, надел простую одежду из грубой шерсти и отправился, взяв лук и стрелы, в расположение противника. Он настрелял множество дичи и сложил её в кучу. Его заметил командир одного из вражеских отрядов, и на вопрос этого командира, кто он такой и что делает, Бахрам рассказал, что он является слугой, которого выгнал хозяин, а это множество дичи он настрелял для того, чтобы прокормиться, ибо он не располагает другими средствами к существованию.
Командир вражеского отряда, удивлённый, по-видимому, меткостью «молодого слуги», отвёл его к вражескому царю. Тот заставил его продемонстрировать своё искусство, и Бахрам посылал каждую стрелу точно в указанное место – в летящих птиц, бегущих животных и т. п. Вражеский царь поинтересовался, много ли в царстве Бахрама, его противника, таких стрелков. На это «молодой слуга» заявил, что он – самый худший стрелок в царстве. На новый вопрос вражеского царя «молодой слуга» сказал, что у Бахрама есть сто тысяч стрелков, самый худший из которых стреляет из лука несравненно лучше. Естественно, после этого вражеский царь, ужаснувшись силе и ловкости воинов персидского царя, приказал сворачивать лагерь, снять осаду и отступить [720].
Вариантом рассматриваемого приёма («подставное лицо») является лжепредатель, или двойной агент (приводится в разделе «Осведомляться»).
Лжесвидетельство
Это – подтвержденное клятвой неадекватное освещение каких-то событий. Оно было важным оружием в арсенале политической борьбы.
Аль-Мансур, второй халиф (754–775) из династии Аббасидов, захотел принудить Алида (шиита) Али Ибн-Мусу к отказу от права на престолонаследие. (Алиды поддерживали Аббасидов при условии участия в отправлении власти после победы над Омейядами, которая и произошла в 750 году.) Аль-Мансур же захотел сделать наследником престола своего сына аль-Махди. Но Али Ибн-Муса не соглашался на уговоры и не отказывался от оговорённого ранее престолонаследия. Халифу вызвался помочь один из членов семейства Бармакидов – Халид Ибн-Бармак. Он взял с собой тридцать человек – шиитов, – утверждает история, – но и их уговоры не помогли. Тогда Халид сказал им: «Мы сообщим Повелителю правоверных (аль-Мансуру. – А. И.), что Ибн-Муса согласился отказаться от престолонаследия. Если он станет это отрицать, мы поклянемся, что говорим правду, и испросим у Аллаха прощения за свою ложь». «Так они и поступили» – констатирует источник [721]. Лжесвидетельство тридцати одного человека стало причиной отстранения Алидов от власти, затяжного шиитско-суннитского конфликта и… подъёма Бармакидов, из которых долгое время назначались визири аббасидских халифов.
Нарушение клятвы или обязательства
Довольно распространённая проблема – клятва-обет, данная в состоянии аффекта или под давлением обстоятельств. Чаще всего человек клялся развестись с женой, если он не выполнит какого-то обещания. Приёмов не выполнить клятву было немало. Среди них – варианты амфиболии (как в случае с Фейрузом и пограничным камнем). В «Льве и Шакале» описывается другой приём – выдвижение дополнительных условий, исключающих буквальное исполнение клятвы.
Рассказывают, что некий араб разозлился на своего верблюда и в сердцах поклялся продать его за один дирхем (серебряная монета, явно не соответствующая стоимости верблюда. – A. И.). Когда же он пришёл в себя после возбуждения, то раскаялся. Тогда он взял кошку, привязал её к шее верблюда и пошёл продавать его на рынок. Один человек спросил у него:
– За сколько ты продаёшь этого верблюда?
Продавец ответил:
– За один дирхем. Но я продам его только тому, кто вместе с ним купит и эту кошку.
Тот спросил:
– А кошка сколько стоит?
Араб ответил:
– Пятьсот дирхемов.
Тогда человек воскликнул:
– Не было бы дешевле товара, чем этот верблюд, если бы не этот привесок! [722]
В своей книге «Жемчужина на пути» султан Абу-Хамму призывает своего сына нарушать данное слово. Так, заключение мира нужно использовать для тайного достижения превосходства над врагом и наносить по нему удар при удобном случае – когда это превосходство достигнуто. Султан похваляется теми случаями, когда заключение мира использовалось им как простая хитрость, приводившая к поражению и гибели противника [723].
Эта уловка была, по-видимому, нормой политического поведения средневековых владык. Ибн-аль-Мукаффа пишет о том, что все характеризуют властелинов как людей, «неверных своему слову и забывающих дружбу» [724]. «Ей-Богу, – восклицает псевдо-Аристотель, – сто́ит только встретиться двум владыкам, как сразу один из них замышляет вероломство в отношении другого. И это естественно, – с грустью констатирует он. – Поразмысли о том, что сотворил Каин со своим братом Авелем» [725].
Поддельное письмо
В политической жизни широко использовались поддельные письма. Подделка осуществлялась в основном двумя способами. Первый заключался в том, что целиком писалось письмо, в котором имитировался почерк «отправителя» и его печать [726].
Приёмы для этого использовались разные, вплоть до самых курьёзных.
Вот что рассказал мне, – пишет автор «Занимательных историй» ат-Танухи, – кади Абу-ль-Хусайн Ибн-Айяш: – Однажды я увидел, как мой друг сидел в одной из лодок плавучего моста в Багдаде в очень ветреный день и писал. Я сказал: «Как ты пишешь в такую погоду?» Он ответил: «Я хочу подделать почерк одного человека, у которого дрожит рука, а моя рука для этого не подходит. Вот я и решил сесть здесь, чтобы моя рука дрожала от качания лодки и чтобы мой почерк уподобился тому, который мне нужно подделать» [727].
Второй способ состоял в том, что с помощью особого состава удалялась часть старого текста письма, уже написанного и подписанного каким-то лицом. На образовавшемся пустом месте с имитацией почерка «автора» вписывался новый текст [728]. Средневековые источники приводят и рецепт состава, уничтожающего старые надписи: нужно взять в равных частях молочную сыворотку, крахмал, зёрна ферулы, зёрна клещевины, семена хлопка; растереть всё в тончайшую пудру; бросить щепотку порошка в огонь; подержать ту часть письма, текст на которой нужно уничтожить, над подымающимся дымом, и написанное исчезнет [729]. Правда, источники не приводят состава чернил, на которые мог бы подействовать этот дым…
Понятно, что такие поддельные письма могли использоваться с самыми разными целями. Распространённость и большая опасность поддельных писем вызвали к жизни необходимость борьбы с ними. Источники описывают метод, изобретение которого приписывается сасанидскому царю Ардаширу I. Суть его заключается в установлении двух независимых один от другого маршрутов обмена посланиями, по которым курсируют не знающие друг друга посланцы. При получении первым владыкой письма от второго владыки по первому, скажем так, «каналу связи» он отправляет по второму «каналу» второму владыке письмо, воспроизводящее текст полученного послания. И только получив подтверждение аутентичности текста (всё по тому же второму «каналу»), первый владыка тем или иным образом реагирует на послание [730].
Подмётное письмо
Рекомендовалось и использование подмётного письма (подмёта), т. е. такого, которое тем или иным образом умышленно подбрасывалось (подмётывалось) какому-то заинтересованному лицу и содержало ложную информацию.
Вот один из эпизодов войны за обладание властью в халифате между Муавией, первым омейядским халифом (661–680), и Праведным халифом Али Ибн-Аби-Талибом. В местности Сиффин, на правом берегу Евфрата, войска Али удобно расположились около источников воды. Муавия подбросил солдатам своего противника документ, из которого следовало, что его войска собираются идти в определённое место, чтобы занять там выгодные позиции для предстоящего боя. Али, когда ему доставили этот документ, устремился туда со своим войском, чтобы опередить Муавию. Но в указанном месте, естественно, никого не было, а воины омейядского халифа заняли оставленный район у источников [731].
Широко использовались подмётные письма и в провокационных целях – чтобы скомпрометировать либо «отправителя» письма, т. е. человека, который в действительности письма не посылал, либо «адресата», который с «отправителем» ни в каких отношениях не состоял [732]. Например, от имени придворного, против которого плелась интрига, писалось поддельное письмо, адресованное врагу владыки, и затем подбрасывалось этому владыке.
Для погубления придворного враждебного владыки использовался тот же способ: от имени этого придворного писалось письмо противнику и создавались условия для того, чтобы письмо попало в руки его собственного владыки. Для достоверности рекомендовалось в таком письме сообщать о вещах, которые были предметом сохранения тайны. Было одно условие успеха: сведения об этих секретах противника, которые сообщал придворный-«предатель», должны были быть достоверными [733]. Подобного рода письмо могло как минимум посеять недоверие к придворному – «отправителю» письма. В рассмотренном случае подмётное письмо должно быть поддельным, т. е. написанным почерком «отправителя» и опечатанным его печатью [734]. Для погубления «адресата» письма последнего, естественно, не нужно было подделывать. Чаще всего «адресатом» был кто-то в лагере противника, – например, талантливый военачальник. В его адрес посылался «ответ» на никогда не посылавшееся им послание. Этот «ответ» скреплялся самой что ни есть аутентичной подписью и печатью предводителя противоположного лагеря, например халифа. Из «ответа» следовало, что «адресат» давно замышляет удар в спину своему владыке.
Вот как султан Абу-Хамму описывал для своего сына процесс использования поддельных и подмётных писем во вред противнику.
«Есть хитрость такая: письма подделывай, ответы на них придумывай, их красотами украшай, в выдумках не уставай. Будто письма те – от врага твоего придворных. Читай их своим приближённым, показывай, что тебя возлюбили придворные вражеские и тебе написали, в чём тебе – великая радость. Разойдётся та весть средь твоих приближённых, и дальше – по граду. В том чудесная хитрость и великая мудрость. Коль услышит приятель ту новость, понесёт её дальше, а в душе его – радость. Ну а недруг твой среди приближённых озлится и от злости потеряет сознанье, а потом врагу твоему он направит посланье, сообщит ему о предательстве близких и их намерениях низких. И порча постигнет их связи, и раздор воцарится между ними сразу. Впрочем, может недруга страх объять, и не осмелится он то послание написать. И это – ещё не беда. Ты и на этот недуг лекарство найдёшь без труда. Приближённым своим те поддельные письма вели прочитать и сразу ж ответ вели написать: мол, что просят придворные, врага твоего предающие, будет дадено им от твоих щедрот. И пусть твой писец поставит печать, чтобы каждый в те письма поверил, когда их будет читать. К врага придворным пусть те письма идут, но дорогой такой, что не к ним, а ко врагу самому попадут» [735].
Подмётное письмо (продолжение: о некоторых способах доставки)
Письма, дискредитирующие «адресата», легче в исполнении, но их труднее подбросить, так как при этом необходимо соблюсти естественность, чтобы противник ничего не заподозрил. Для этого применялись два метода – условно говоря, «слабого посланника» и «паршивой овцы». Первый заключался в использовании посланника, который в определённых условиях, в нарушение собственных обязательств и порой даже в ущерб себе, выдавал письмо главе враждебного лагеря. Повторяю, вставала серьёзная проблема сохранения естественности. При некоторой доле коварства и остроумия её удавалось решить.
Посланником Хосрова Парвеза в византийский стан с письмом, «адресатом» которого был один из военачальников, которого нужно было скомпрометировать в глазах императора Византии, персидский царь избрал христианского монаха. Монаху, чтобы он ничего не заподозрил, объяснили, что его выбрали именно из-за его христианской веры. Мол, византийцам не придёт в голову подозревать его во враждебности к христианам – собратьям по вере. Ему была обещана большая награда, и он на Библии поклялся передать письмо только тому человеку, которого ему указали в качестве адресата. В другом варианте истории монах был чем-то лично обязан персидскому царю и тоже был готов передать письмо мнимому предателю в стане византийского императора. Хосров рассчитывал на известную ему излишнюю эмоциональность посланника. Расчёт оправдался: монах проявил слабость – растрогался, услышав звон колоколов в стане византийцев, сдался им и выдал письмо византийскому императору, а не тайно передал его «адресату» [736].
Свидетельством цинизма политических деятелей эпохи является метод «паршивой овцы». Если следовать ему, то подмётное письмо не нужно даже посылать. Достаточно его прочитать своим приближённым. Среди них – так считает султан-циник Абу-Хамму – обязательно найдётся предатель, который донесёт содержание письма противнику [737]. Если же такого конкретного результата не будет, то чтение таких посланий как минимум «укрепляет сердца приближённых», подымает их моральный дух [738].
Оговор, или навет
Хитростью, активно использовавшейся одними придворными против других, являлся навет, оговор, ложное обвинение. Авторы «зерцал» считали, что легче оговорить того, кто занимает какую-то должность при дворе [739]. Считалось, по-видимому, что всякий, занимающийся делом, совершает ошибки, которые можно раздуть, подать в совершенно не присущем им свете и т. п.
«Методика» оговора следующая. Придворные, замыслившие погубить кого-то, исходят из набора провинностей, наиболее сурово наказуемых владыкой. Это – разглашение государственной тайны, козни против правящей династии, «растление гарема», т. е. шашни с наложницами владыки, злоупотребление казёнными деньгами [740]. Затем необходимо посмотреть, что из перечисленных провинностей более всего подходит к тому, на кого ополчились.
Если он – доверенное лицо владыки, то его можно обвинить в разглашении тайны, которую знают только двое – владыка и он. Установить же эту тайну возможно в результате анализа последовательности событий, слов, умолчаний и т. п. – всего того, что связано с деятельностью человека, которого хотят опорочить в глазах владыки. Всё это требует, естественно, недюжинного ума, наблюдательности и делается по принципу «из множества догадок складывается уверенность». Букв.: «Сто́ит догадкам столпиться вокруг какой-то вещи, как они её выдадут». Обвинение не должно быть прямым: уже сам факт, что тайна известна кому-то третьему, убедит владыку в том, что её разгласило доверенное лицо. Себя-то владыка не подозревает ни в чём.
После этого владыке нужно доставлять порочащие этого человека сведения. Пусть он сначала не поверит оговору, многократное повторение одного и того же разными людьми, состоящими в сговоре, приучит его к тому, что ему хотят навязать, и цель будет достигнута – вся или её часть. «Вода точит камень каплями, а одни и те же слова точат сердце». Клеветники должны быть терпеливыми: если не удалось ложно обвинить придворного в одном, нужно использовать другой навет [741].
Клевета должна иметь благопристойное с точки зрения царящих норм морали и поведения или объясняющее её мотивы «прикрытие». Например, один из героев «Льва и Шакала», ложно обвиняя другое действующее лицо в незаконном обогащении за счёт казны, настойчиво выпрашивает для себя половину денег оговариваемого, чтобы мотив его доноса выглядел естественно [742]. Кажется, что может быть естественнее зависти и жадности?!
Фальшивые предсказания
Они касались различных вопросов, например занятия тем или иным человеком определённого поста.
Рассказывают, что визирем аббасидского халифа алъ-Муктадира (908–932) стал некий аль-Хусайн Ибн-аль-Касим – благодаря тому, что багдадский писец ад-Данйяли подделал текст, приписанный им библейскому пророку Даниилу. Текст не называл Ибн-аль-Касима по имени – у фальсификатора было чувство меры, – но давал его приметы: малый рост, неглубокие оспины на лице, шрам на верхней губе и проплешина в усах на этом месте. В тексте утверждалось, что если человек, соответствующий этому описанию, станет визирем восемнадцатого по счёту халифа из династии Аббасидов – а именно им и был аль-Муктадир, – то дела́ последнего пойдут самым наилучшим образом. У фальсификатора было также какое-никакое представление об истории: текст был написан «древними» буквами, и манускрипт «состарили» – двадцать дней держали в старой соломе, носили в туфле под ногой. Чувство меры проявлялось не только в том, что Ибн-аль-Касима не называли по имени, но и в том, что «предсказание» составляло незначительную часть «древнего» (состаренного) манускрипта. Затем всё было саранжировано так, что халиф аль-Муктадир с «предсказанием» ознакомился и сделал-таки Ибн-аль-Кадира визирем. Какому владыке не хотелось иметь визиря, приносящего счастье! [743]
«Предсказания», имевшие целью сделать христиан покорными исламским бувейхидским правителям, приписывались Иисусу Христу и записывались на сирийском языке [744].
Впрочем, фальшивые предсказания приписывались не только Иисусу. Этой участи не избежал и Пророк Мухаммад. Среди его хадисов о приходе «в конце времён» спасителя – Махди, ведомого Богом, есть ряд высказываний, которые мусульманами – знатоками Сунны отвергаются как неаутентичные. Есть явно сочинённые сторонниками Аббасидов. В этих хадисах предсказывается, что из Машрика (т. е. с Востока, из Ирана, где было много сторонников Аббасидов среди шиитов – Алидов) придут люди с чёрными знамёнами (чёрный – отличительный цвет Аббасидов), которым будет оказана поддержка Аллахом (здесь – агитационный приём, внушающий уверенность в победе). И наконец – призыв, тоже агитационный: «И коли услышите вы о них, то придите к ним, даже если бы для этого пришлось пробираться ползком по снегу». Успех Аббасидов в немалой степени был обусловлен ловкой пропагандой, в которой не последнюю роль играли фальшивые предсказания.
Притворство
Оно сродни лицемерию и заключается в выказывании чувств или реакций, соответствующих не внутреннему состоянию человека, а какой-то цели. Псевдо-Джахиз рекомендует поместить самого заклятого врага «между ухом и плечом» или «между грудью и горлом», т. е. выказывать ему своё расположение и дружбу, держать в фаворе до того благоприятного момента, когда врага можно будет тем или иным образом уничтожить [745].
«Благородное возмущение», «великая радость», «недовольство», «неинформированность» – вот примеры притворства, которые описываются, например, в «Изысканных одеяниях» [746]. Притворство охватывает всю гамму человеческих эмоций, реакций и психических состояний.
Провокация
Она занимает важное место в арсенале средневековых политических интриг как рекомендуемый приём. Вот как это делалось.
Аббасидскому халифу аль-Мамуну (813–833) доносили, что его каирский наместник Абдаллах Ибн-Тахир симпатизирует Алидам, которых Аббасиды, как известно, оттеснили от власти. Чтобы проверить истинность этих утверждений, халиф направил в Каир специального эмиссара. Последнему было приказано вырядиться в лохмотья, изображать из себя человека нищего. Его задачей было вступить в контакт с влиятельными семьями в Египте, агитируя их в пользу Алида аль-Касима Ибн-Ибрахима Ибн-Табатаба аль-Аляви, потомка аль-Хасана Ибн-Али, внука Пророка. Затем он должен был обратиться с предложением поддержать этого Алида в качестве претендента на пост халифа к родственникам Ибн-Тахира и наконец, – прийти с тем же предложением и к нему самому. Так посланец-провокатор и сделал. Правда, Абдаллах Ибн-Тахир на провокацию не попался. «Древом, на ствол которого можно опереться», стал называть его аль-Мамун [747].
Не так счастливо – казнью придворного – кончались другие провокации [748].
Кроме «одноразовых» провокаторов, подобных описанному выше, были и постоянные провокаторы, в задачу которых входила проверка лояльности приближённых владыки. С одним из них мы познакомились в разделе «Осведомляться» («Объект познанья испытай – в нём для тебя не будет тайн»).
Ложные обстоятельства
Создание с какой-то конкретной целью ситуации, которая не соответствует действительному положению вещей, является искусственной, – это самый трудоёмкий из всех видов обмана, так как он предполагает трансформацию в желательном направлении больших участков реальности. Это свойство данного приёма становится более ощутимым, если сравнить его с дезинформацией, или собственно обманом, ложью. Последняя есть оперирование словом и в этом отношении не связана с большими трудностями. А создание ложных обстоятельств – это как бы овеществлённая ложь, ложный участок реальности.
«Вот какой хитростью пользовался глава исмаилитов, сообщает сборник „Изысканные одеяния, или Утончённые хитрости“. – Когда он хотел отправить кого-то для убийства противника, то давал этому человеку выпить вина, смешанного с беленой. Человек становился смертельно пьяным, и его переносили в особый сад, где было всё лучшее из того, что создал Аллах. Там прохаживались служанки и юные рабы удивительной красоты, звучали самые мелодичные в мире музыкальные инструменты. Там подавались блюда – такие вкусные и восхитительные, какие можно только вообразить. Придя в себя после опьянения и видя всё это, человек удивлялся и спрашивал:
– Где это я?
Служанки ему отвечали:
– Ты в раю. Твой владыка прислал тебя к нам. Мы – гурии, а то – эфебы…
Потом они обслуживали его наилучшим образом и оказывали ему великие почести.
Он оставался в этом месте целую неделю, пил, наслаждался жизнью в своё удовольствие. Потом служанки поили его вином с беленой, и он впадал в сон. Его переносили домой. Когда он просыпался, то находил рядом жену. Тогда он отправлялся к владыке и просил вернуть его в рай. Тот говорил:
– Убей такого-то. Если тебя после этого казнят, ты отправишься в место, которое видел. Если вернёшься невредимым, я сам тебя туда отправлю.
Невежественный человек крепко верил в правдивость слов своего хозяина и слепо шёл на гибельные предприятия» [749].
Были, конечно, и менее трудоёмкие операции по созданию ложных обстоятельств, например ночью с помощью большого количества факелов и тамбуров изображался подход подкреплений [750].
Создание ложных обстоятельств может преследовать самые разные цели: поощрить на самопожертвование (как в случае с «раем» исмаилитов), запугать (как при «подходе подкреплений») и т. п. Ещё одна история – об усыплении бдительности.
Рассказывают, что Харсама, военачальник халифа аль-Мамуна, следующим образом взял город Куфу в 815 году, когда его жители выступили на стороне алидского претендента на халифский престол Мухаммада Ибн-Ибрахима, известного под именем Ибн-Табатаба. Каждое утро в течение длительного времени он подымал войска и делал вид, что собирается взять город штурмом. По тревоге жители города занимали боевые посты, готовясь отразить атаку. Тогда Харсама отступал. Так продолжалось долго, и жителям это надоело. Они уже не реагировали на ежеутреннее приближение осаждающих войск. Вот тогда-то халифские войска и нанесли удар. Город был моментально захвачен [751].
Теперь читатель может поразвлечься – попытаться умственно сконструировать интригу, в которой используются различные или даже все хитрости из охарактеризованных в данном разделе. В жизни именно так и было: хитрецы прибегали ко многим приёмам сразу. Кажется, так всё и осталось до сих пор[71].