Как жить, когда близкий перестал тебя узнавать. Психология семейного кризиса — страница 15 из 45

Еще одна женщина оказалась в подобной ситуации: мать присутствовала при ее родах, помогала дочери в сложный период материнства, была очень заботливой бабушкой. Эта женщина была уверена в том, что переросла свою зависимость от матери. Она благодарна ей за оказанную помощь и ценит их близость, но чувствует себя взрослой и уверенной в своих силах. Она больше не считает себя той беспомощной девочкой, которой некогда была, – пока вдруг не наступает момент, когда мать забывает, как включается стиральная машина. И тогда повзрослевшая дочь вновь становится маленькой девочкой, которая хочет поплакать в объятиях матери, но теперь она сама должна заботиться о ней. Такая смена ролей для той женщины была практически невыносима.

Возвращение в прошлое может проходить непросто; инстинктивно мы все хотим двигаться вперед, и нам кажется, что детство и юность – просто отражение в зеркале заднего вида. Но мир деменции полон этих зеркал. Что же делать? Выбор невелик: мы можем воспринимать эту ситуацию или как наказание, или как новую возможность. Ребенок или подросток, который прятался внутри вас, вырывается на свободу именно потому, что до сих пор хочет вам что-то сказать. Он оставит вас в покое, только если вы сядете и выслушаете его.

Наш долг перед самими собой – изучить историю своей жизни: не из жалости к себе, не для того, чтобы занять позицию жертвы, а чтобы понять, как из осколков прошлого строится наше настоящее. Ведь двенадцатилетний подросток не сможет заботиться о своем родителе с БА. Как бы тщательно мы ни следовали всем советам и рекомендациям по уходу за близкими, – если наши эмоции по-прежнему продиктованы детскими травмами, ничего не получится. Один из уроков, которые нам преподает БА: пришло время повзрослеть.

* * *

Когда родитель, с которым у человека всегда были сложные отношения, заболевает деменцией, у его сына или дочери возникает мысль: «Я хочу сказать ему кое-что сейчас, пока он еще меня понимает». Чаще всего люди имеют в виду претензии, которые хотят предъявить родителю. Это ясно по их тону. Я понимаю, почему люди хотят высказать родителям все накопившиеся за это время обиды: им кажется, что они наконец-таки добиваются справедливости, уравнивают счет. За этим желанием скрывается еще одно – люди хотят, чтобы родитель извинился, как-то искупил свою вину. Я испытывала те же чувства. Но правда состоит в том, что если родители до сих пор перед вами не извинились, то они вряд ли сделают это именно сейчас. Нам кажется, что они обязаны узнать о том, какую боль нам причинили, ведь мы никогда не говорили им о ней напрямую. Но чаще всего мы просто хотим так или иначе сообщить родителям о том, как на самом деле к ним относимся. В жизни рано или поздно наступает момент, когда обиды прошлого забываются и теряют свое значение. Но этого никогда не произойдет, если мы не сможем их отпустить.

Вы не усвоите уроки, которые преподает БА, если зациклитесь на своем прошлом. Я слышала самые страшные рассказы о том, как родители обращались со своими детьми: истории о физическом и эмоциональном насилии, жестокости, изгнании из дома по причине нетрадиционной сексуальной ориентации, даже об угрозах оружием. А потом таким родителям ставят диагноз «деменция». Тогда у человека появляется возможность уйти от своего прошлого и сжечь все мосты. Вы не должны забывать обо всем, что вам пришлось пережить, но не стоит держаться за данные воспоминания. По мере того как деменция будет забирать вашего родителя, вы услышите много историй из его прошлого, узнаете, как он стал тем, кем является сейчас, и это поможет вам простить его.

* * *

Когда я узнала о диагнозе отца, то сразу подумала: «Я должна всё сделать правильно». Я принимала столько неправильных решений, особенно в отношении своей семьи, но сейчас я поступлю как надо.

Мысль неплохая, но она, очевидно, несет в себе груз прошлого – особенно когда дело касается отношений с родителями. Мне казалось, что во многих проблемах нашей семьи виновата я, хотя это, по правде говоря, совсем не так. Мне было уже больше сорока лет, но часть моей личности всё еще оставалась мрачным, стеснительным подростком, которого послали в школу-интернат и у которого нет друзей; девочкой, которая шла по жизни на ощупь. И я поняла, что не могу просто игнорировать эту девочку – мне придется с ней разобраться. Я должна была понять, что сделало ее такой, и оценить ее поступки уже с точки зрения взрослого человека, который приобрел определенный жизненный опыт и способен нести за себя ответственность.

Мы все, начиная с самого детства, выбираем, какими нам быть. Мы ориентируемся на свое отражение в зеркале, но часто бывает так, что мы вырастаем, а отражение не меняется. Человеку требуется недюжинная решимость, чтобы заглянуть в свое прошлое, осознать, какие ошибки он совершил, и проработать их. В 1994 году, когда эта странная болезнь вошла в жизнь моей семьи, я поняла, что именно такой работой мне и предстоит заняться.

Я думала о том, насколько наша семья отличалась от семей моих друзей, где дети всегда находились в центре внимания. В нашем доме действовали другие законы. Я знала, что родители любят меня и брата, но мы с ним находились вне эпицентра их жизни. В этот эпицентр нам не суждено было проникнуть, что мы, со свойственной детям интуицией, прекрасно понимали. Я помню себя близорукой девочкой-подростком, которая всё свое время проводила в одиночестве, потому что считала себя недостаточно красивой и крутой для того, чтобы примкнуть к какой-нибудь школьной компании; девочкой, которая целыми днями или занималась бегом, или читала. Мне было хорошо в одиночестве. Также я помню себя уже девятнадцатилетней девушкой, сидящей в темном углу одного из туалетов университетского общежития. Я прижимала бритвенное лезвие к своему запястью и думала о том, как мне станет легко, если я нажму на него посильнее. Моя психика была разрушена амфетаминами, к которым я пристрастилась, пытаясь стать стройнее и привлекательнее. Но как бы я ни худела, как бы сильно ни старалась стать лучшей версией себя, я всё равно казалась себе невидимкой. В ту зимнюю ночь от сведения счетов с жизнью меня спасло воспоминание о голосе отца. Он часто говорил мне, что Господь призвал каждого человека на землю по какой-то причине, что Он никогда не ошибается и что Он любит всех своих детей. Я отложила лезвие в сторону, потому что не захотела расстраивать Господа.

В 1994 году я поняла, что всю жизнь складывала в копилку мысли о том, что я недостаточно хороша, недостаточно ценна, что от меня исходят одни неприятности, что я всё делаю неправильно, не вписываюсь ни в какие рамки, – и я десятилетиями носила этот груз с собой. И у меня не получится «поступить правильно» в ситуации с болезнью отца, если я буду продолжать носить с собой сомнения и мысли о провале. К сожалению, нельзя просто бросить этот груз на землю и пойти дальше; на самом деле он запрятан в недрах нашего разума. Я поняла, что мне придется кардинальным образом перестроить свое мышление.

И я начала останавливать себя каждый раз, когда мне в голову приходила очередная негативная и обвинительная мысль: «У меня ничего не получится», «Я никогда не добьюсь успеха», «Какая я идиотка». В то время у меня был друг, который говорил: «У бессознательного нет чувства юмора, так что осторожнее с высказываниями». Я поняла, что даже когда я думаю о подобных вещи как бы в шутку, мое бессознательное на полном серьезе записывает их на свой «жесткий диск». Я стала пользоваться следующим методом: каждый раз, когда в голове появлялась эта старая парадигма, я говорила себе: «Спасибо за информацию. Для меня это сейчас неактуально. Я иду другим путем».

Наше восприятие самих себя формируется в детстве; эти идеи закладываются в самом фундаменте нашей самооценки. Чтобы скорректировать данные мысли, человек должен приложить много сил, упорства и терпения. А еще надо научиться прощать себя за возвращение к старому, привычному образу жизни, который мешает нам меняться.

На собраниях Общества анонимных алкоголиков[22] звучит следующая фраза: «Проще заставить себя поступать иначе, чтобы научиться мыслить иначе, нежели заставить себя мыслить иначе, чтобы начать поступать иначе». Очень правильная мысль: если притворяться сильным, талантливым и спокойным, то рано или поздно у вас действительно появятся эти качества. Если вам кажется, что у вас не хватает сил и решимости для того, чтобы иметь дело с непредсказуемостью болезни близкого человека, притворитесь, что хватает. И постепенно это станет реальностью.

Когда у меня кончались силы, я вспоминала о тех, чьей уверенностью я восхищалась, – о собранных и спокойных людях, которые справлялись со всеми жизненными невзгодами (или о людях, которые таковыми казались). Я вспоминала их позы, тон голоса, язык тела и пыталась повторять за ними. К примеру, когда мне становится страшно, я обычно поднимаю плечи к ушам и горблюсь. И когда я ловила себя на этом, то вспоминала о певице Бейонсе – ведь ее практически невозможно представить сутулящейся.

Когда я приезжала к родителям в Лос-Анджелес, мне было легче управлять своими мыслями, если я оставалась наедине с отцом. Сидя с ним рядом в вечерних сумерках или отправляясь на совместную прогулку после обеда, я наполнялась чувством уверенности, которое давало мне силы заботиться об отце. Я чувствовала, что, несмотря на все сюрпризы, которые может преподнести БА, я буду доверять своей интуиции и сделаю всё правильно, помогу отцу и извлеку жизненные уроки из любой ситуации. А когда уверенность начинала покидать меня, то я думала о человеке, который решил бы возникший вопрос спокойно и грамотно. Я выпрямляла спину, расправляла плечи и верила, что рано или поздно мои эмоциональные мускулы тоже расслабятся и признают: «А так тоже неплохо!»

Гораздо тяжелее мне давалось присутствие матери. Наши отношения были одной из основных причин моей неуверенности в себе. И справляться с деструктивными мыслями под ее проницательным взглядом было куда сложнее. Моя мать точно знала, за какие рычаги дергать, и делала это очень умело. В принципе, наши отношения были такими всю жизнь. Мне приходилось напоминать себе о том, что она всю свою жизнь посвятила своему мужу, а он покидает ее самым жестоким и неп