Как бы вы ни были раздражены тем, что слышите, каждый звук заслуживает внимания. Если вы слушаете его с признательностью, он вытаскивает вас из маленького, замкнутого на себе мирка, где всегда есть только «я». При возникновении связи с собой и миром у вас, возможно, начнутся первые встречи с пробуждением. Вы вдруг почувствуете себя так, будто находитесь в открытом, безграничном пространстве, полном воздуха. Как будто вышли из маленькой, темной, захламленной палатки и оказались на краю Гранд-Каньона. Это место, где вы просто пребываете. Это не другой, вымышленный мир. Вы не вышли за пределы своей обыденной жизни. Совсем наоборот. Вы наконец-то встретились с ней на все 100 процентов, и она превратилась во врата, за которыми открывается то, что в традиции ваджраяны известно как «священный мир». Священный не в смысле его религиозной святости, а в том смысле, что он драгоценный, редкий, мимолетный, в основе своей подлинный и благой.
Некоторые стихи Чогьяма Трунгпы описывают, каков этот мир. Этот стих начинается с описания того, как выглядит вход в священный мир:
«Все, что видят глаза, явственно нереально
в пустоте, и все же форма присутствует».
«Явственно нереально в пустоте» относится к обычному, повседневному миру, где нет концепций и определений, который ясно воспринимается во всем своем великолепии и при этом никогда не дается в руки. Потом в стихе говорится: «и все же форма присутствует». Пустота и форма неразделимы. То, что мы видим – наше восприятие обычных, не таких уж важных и значимых образов, – это форма, проявление пустоты, пробужденной энергии. С момента нашего пробуждения утром до момента засыпания и даже в наших снах что-то постоянно, непрерывно проявляется. У нас всегда есть возможность позволить воспринимаемому образу соединить нас с драгоценностью этого священного мира.
Пустота – это не вакуум, в котором ничего не происходит. Вся суть в том, что открытия основополагающей доброты – открытия пробужденности, присутствия всего здесь и сейчас – не происходит, когда мы выходим за пределы обычной реальности. Оно происходит, когда мы начинаем ценить простые переживания, не создавая сценариев и заданной сюжетной линии. Когда видим красную машину с помятой дверью, чувствуем жар или холод, мягкость или жесткость прикосновения, ощущаем вкус сливы или аромат палых листьев. Эти простые, непосредственные переживания и есть наша связь с основополагающей пробужденностью и добротой, со священным миром. Лишь полностью прикоснувшись к нашему относительному опыту, мы открываем свежую, вневременную, истинную природу нашего мира.
Однажды, в начале 70-х, один ученик встал и потребовал, чтобы Чогьям Трунгпа объяснил ему, что такое просветление. Я навсегда запомнила его ответ. «Просветление, – сказал он, – это то же самое, что впервые услышать охотничий рожок или почувствовать запах табака». Такой взгляд стоит за учением о третьем обязательстве. Прячась от нашего опыта или пренебрегая им, мы упускаем шанс достичь просветления.
Далее в стихе говорится:
«Все, что слышат уши, есть эхо пустоты,
и в то же время – реально».
Слух, как и все ощущения, – это ворота в священный мир. Что бы мы ни слышали – это эхо, звук пустоты, пробужденной энергии, которую нельзя «схватить», но можно услышать. Это также «ясная и четкая речь гуру» – голос учителя. Когда кто-то говорит с нами, даже если нам не нравятся слова, это не просто чье-то занудное нытье. Это голос учителя, звук пустоты, проявление пробужденной энергии. Если ворон за окном пронзает наш слух своим хриплым криком – это звук пробужденной энергии, голос учителя, пробуждающий нас.
Мы не можем увидеть или услышать ничего такого, что не было бы проявлением просветленной энергии, вратами в священный мир. Таков взгляд третьего обета. Мы обязуемся поддерживать этот взгляд, когда даем обет принимать мир таким, какой он есть. Мы даем обещание ценить себя и наш мир. Обещаем повернуться к нему лицом и никогда не отворачиваться.
Обычно мы постоянно проецируем свои предпочтения на то, что проявляется. Все сопровождается нашими смешанными чувствами – личными предпочтениями, культурным багажом, а также огромным количеством шенпа. Но, как сказал Чогьям Трунгпа, «это вроде овсянки». Некоторые любят овсянку, некоторые – ненавидят. Несмотря на это, овсянка остается овсянкой.
Если мы зимой посмотрим на снег за окном, то увидим его цвет, увидим, как он падает, как опускается на землю, машины и деревья, как возникают сугробы разных форм. Увидим, как снежинки сверкают на солнце, увидим сине-белые тени. Мы видим снег как снег, ничего к нему не добавляя. Но обычно мы видим снег иначе. Наш взгляд замутнен эмоциональными реакциями. То, что мы видим, нам либо нравится, либо нет. Это вызывает радость или грусть, тревогу или раздражение: ведь снег надо расчистить, а мы и так опаздываем на работу.
Смешанные чувства бывают разными. Если снег нам нравится, мы можем испытывать к нему привязанность, шенпа («надеюсь, он не растает, и мы покатаемся в выходные на лыжах»). Чувство «не нравится» может тоже сопровождаться шенпа, праведным негодованием: «Как этот снег посмел выпасть прямо в канун моей долгожданной вечеринки?». Снег может не нравиться нам без шенпа, без эмоциональной привязанности. Но, что бы мы ни чувствовали относительно снега, – он идет, пробужденная энергия проявляется так, как проявляется. Мы можем просто смотреть на снег безо всей этой сюжетной линии.
Далее в стихе Чогьяма Трунгпа говорится:
«Хорошие или плохие,
радостные или грустные,
все мысли растворяются в пустоте,
как след птицы в небе».
Что бы ни занимало наш ум – мысли об отмщении, об уклонении от налогов, план действий после завершения этой встречи, будь то мысли духовные, гневные, тревожные, веселые – все, что происходит, является проявлением пустоты, проявлением просветленного ума. Путь к непоколебимому благополучию лежит через состояние полного присутствия и открытости всем образам, звукам, мыслям – когда мы не сдаемся, не прячемся и не пытаемся усилить или ослабить переживаемое.
Конечно, это задача не из легких. Именно поэтому мы тренируемся, практикуя первые два обязательства: используем воздержание как защиту от вредных слов и действий и не закрываем ни перед кем наши сердце и ум. Нам нужна эта углубленная тренировка, чтобы прийти туда, где все становится путем к пробуждению.
Основная тренировка в первых двух обязательствах подразумевает ослабление нашей тенденции сопровождать все, что мы переживаем, ярлыками и предрассудками, взглядами и мнениями. Взяв третье обязательство, мы идем еще дальше. Не то чтобы нам запрещалось иметь какое-то мнение насчет овсянки или снега, дело не в этом. Мы просто не цепляемся за эти мнения. Мы «примеряем» их, играем с ними, как актер или актриса во время спектакля. Мы танцуем с жизнью и когда она напоминает бурную вечеринку вразнос, и когда она чутка и нежна, как любовник или любовница. Мы работаем с тем, что есть, и с собой – такими, какие мы есть, прямо сейчас.
Это обязательство сводит нас с простотой жизни, с жизнью такой, какова она есть, без «накруток». Мы начинаем смотреть на свои взгляды и мнения – даже на очень «заряженные» эмоционально – как на свои взгляды и мнения, ни больше, ни меньше. Снег остается снегом. А овсянка – овсянкой, вне зависимости от того, хотим ли мы вычеркнуть ее из меню до скончания времен или так ее обожаем, что открываем ресторан здорового питания, где она входит в состав каждого блюда.
Вот еще один пример: курение. Одни считают курение ужасным явлением, мировым злом. Другие любят курить и чувствуют себя оскорбленными из-за навязанных им ограничений. Как бы то ни было, курение остается курением. Возможно, вы это читаете и сомневаетесь, что можете принять эту точку зрения – все знают, что курение разрушает здоровье, к тому же существует 570-страничное исследование, посвященное раку легких у курильщиков и последствиям пассивного курения. Но обратите внимание, как неистово вы отвергаете идею о том, что курение – это просто курение, или как неистово поддерживаете ее. Само по себе курение может быть ни плохим, ни хорошим, но оно определенно вызывает много шенпа.
ВЫ ВДРУГ ПОЧУВСТВУЕТЕ СЕБЯ ТАК, БУДТО ВЫШЛИ ИЗ МАЛЕНЬКОЙ, ТЕМНОЙ ПАЛАТКИ И ОКАЗАЛИСЬ НА КРАЮ ГРАНД-КАНЬОНА.
Все войны, вся ненависть, все невежество в мире происходят от одержимости своим мнением, своими взглядами и суждениями. А по сути все эти мнения – всего лишь наша попытка избежать изначального беспокойства, свойственного человеку, беспокойства из-за того, что мы не можем обрести твердую почву под ногами и потому держимся за свои жесткие представления: «Это так, и не иначе!» – и презираем противоположные мнения. Но представьте, каким стал бы мир, если бы мы смогли посмотреть на наши «нравится» и «не нравится» просто как на «нравится» и «не нравится» и увидеть: то, что мы считаем истиной в последней инстанции, всего лишь наша личная точка зрения.
Третье обязательство не касается будущего. Оно – о том, чтобы всецело открыться происходящему прямо сейчас. То есть учиться на непосредственном опыте, ценить непосредственный опыт, сливаться с непосредственным опытом, не раскрашивать наши чувственные переживания концепциями, внутренним диалогом и трактовками. Когда мы ощущаем беспокойство, нам свойственно формировать очень яркие, категоричные суждения и привязываться к ним, чтобы избавиться от чувства неуверенности и раздражения. Но есть другой способ работать с беспокойством – оставаться в состоянии присутствия и освежить наше обязательство, укрепить нашу приверженность здравому смыслу. Это обязательство подразумевает углубленную тренировку в том, чтобы наблюдать за собой с безграничным сочувствием. Мы наблюдаем за собой, когда скатываемся в косные суждения и представления, в жесткую идентификацию, цепляемся за эго, жаждем, чтобы все было «по-нашему», – делаем все для того, чтобы спрятаться от зыбкости человеческого бытия. Приняв третье обязательство, посредством доброты и предельной честности мы лучше узнаем самих себя. Это углубляет нашу дружбу с собой.