Когда вы выполняете эту практику даже несколько секунд, что-то внутри вас начинает меняться. Встреча с интенсивностью жизни и готовность приветствовать ее не только дает непосредственное переживание непостоянства, смерти и бессамостности, но и позволяет ценить зыбкость бытия, жизнь такую, какова она есть.
Я знаю заключенных, которые каждый день делают «кладбищенскую» практику. В этой среде страх смерти очень реален. Один заключенный сказал мне, что почти год боялся выходить во двор, потому что другие хотели убить его. Но потом он встретился лицом к лицу со своим страхом и, сидя в камере, обращался к нему снова и снова. В итоге он почувствовал, будто гора упала с плеч, и теперь он может просто быть открытым ко всему, что происходит с другими людьми и с ним самим. Может выйти во двор, присесть рядом с кем-то и спросить: «Как жизнь?» И люди рассказывают, как им плохо. Его жизнь превратилась в рай по сравнению с жизнью других заключенных. «Все равно мы все умрем, – сказал он мне, – так что мне намного интереснее ценить жизнь и помогать другим, чем сидеть в камере и трястись за себя».
Только полностью, непосредственно соприкоснувшись с реальностью происходящего внутри нас, мы можем принять горечь, жесткость, основополагающую зыбкость жизни с той же готовностью, с какой принимаем ее сладость. Но когда внешняя ситуация так нестабильна, как сейчас – финансовая незащищенность, политические волнения, безработица, нищета, все больше войн и хаоса, – это очень трудно сделать. Как же сохранять сочувствие и доброту посреди всего этого смятения? Теперь мы смотрим на происходящее с другим отношением. Каждый день дает нам возможность практиковать на кладбище.
Раздражены ли мы тем, что кто-то занял наше парковочное место, или подавлены болезнью, долгами, тяжелыми воспоминаниями – для нас это возможность пробудиться. Интенсивность сегодняшней жизни вызывает сильную тревогу и беспокойство и создает идеальные условия для «кладбищенской» практики. Мы можем делать ее понемногу в течение дня, с чувством, что уверенно стоим в центре жизни и воспринимаем ее как тренировочную площадку. Это время и место для того, чтобы войти в священный мир.
Для всех нас жизненно важно найти практику, которая поможет нам наладить прямой контакт с зыбкостью бытия, непостоянством и смертью – практику, которая позволит ощутить бренность наших мыслей, эмоций, машины, обуви, краски на стенах нашего дома. Мы можем привыкнуть к текучести жизни естественным, мягким, даже радостным способом, глядя как меняются времена года, день превращается в ночь, как растут дети, а песочные замки смываются приливом. Но если мы не сумеем подружиться с зыбкостью и постоянно меняющейся энергией нашей жизни, то постоянно будем бороться за стабильность в изменчивом мире. Старость и смерть придут как ужасный шок. Естественно, большинство из нас боится смерти, и в старости есть свои недостатки. Вы плохо слышите, спина болит, память слабеет. Молодые люди если и замечают вас, то смотрят на вас как на бесполезную рухлядь. Ваше представление о себе рушится.
Когда мы тренируемся на «кладбище», то обнаруживаем, что смерть нам не враг и старость не обязательно должна быть столь ужасной. Я обнаружила, что в зрелом возрасте есть множество преимуществ. Во-первых, отпускать становится все проще: знание, что все так быстро проходит, делает любую встречу драгоценной. Я знаю, что каждый вкус, каждый аромат, каждый день, каждая встреча, каждая разлука могут быть последними. Когда я вижу, как люди сутулятся, опираются на ходунки, то знаю, что может меня ждать впереди. Я стала отождествлять себя со всеми стариками вокруг так сильно, что вместо отторжения ощущаю к ним безграничное сочувствие.
Чем ближе я к смерти, тем больше меня вдохновляет «кладбищенская» практика из этой молитвы Дзигара Конгтрула:
Когда явления этой жизни растворяются,
Пусть я с легкостью и великой радостью
Отпущу все привязанности к этой жизни,
Словно сын или дочь, которые возвращаются домой.
Третий обет открывает нам реальность. Мы можем сохранять состояние присутствия в непостоянстве и смерти, даже в самые страшные и унизительные моменты жизни. Мы больше не ищем ничего, кроме данного момента, не ищем совершенного мира. Посреди кладбища, посреди мандалы нашей жизни мы наконец можем созерцать зыбкость бытия, непостоянство, старость, болезнь и смерть, и с легкостью думать: «Такова жизнь. Моя старая рубашка не вечна, как, впрочем, и я».
Заключительные слова
«В это историческое время не следует ничего принимать лично, особенно самих себя. Как только мы это делаем, наш духовный рост останавливается и путь заканчивается. Время одинокого волка прошло».
Глава 11Мы нужны
В самое тяжелое время моей жизни, когда я была совершенно подавлена и разбита, я начала видеть днем сов. Находясь в полном отчаянии, я смотрела вверх, и там, на куче дров, на дереве или на скале, сидела сова – и подмигивала мне. Это всегда заставляло меня посмеяться над собой и двигаться дальше с совершенно другим настроем.
Когда жизнь трудна, обет приверженности здравому смыслу может послужить таким же будильником. Работая с тремя обязательствами, вы обретете свежий взгляд именно тогда, когда вам это больше всего нужно – когда вы на грани срыва.
Я оставлю вас с вопросом: готовы ли вы взять на себя такое обязательство? Пришло ли для вас время пообещать не причинять вреда, приносить пользу другим, принимать мир таким, какой он есть? Хотите ли вы взять какое-то (или все) обязательство на всю жизнь, на год, на месяц или хотя бы на один день? Если вы чувствуете, что готовы, начните там, где вы находитесь сейчас, озвучьте это обязательство себе, другу, наставнику или духовному учителю.
Вы даете обязательство, зная, что в случае нарушения его просто признаетесь в этом и начнете с чистого листа.
За вопросом о вашей готовности взять на себя эти обязательства лежит более глубокий вопрос: готовы ли вы отправиться в путешествие и принять зыбкость бытия? Готовы ли влюбиться в постоянно меняющуюся, неопределенную и ненадежную реальность вашего положения? Три обязательства в том виде, в каком я их представила, – это опора для избавления от страха перед зыбкостью нашего бытия, для налаживания с ней добрых отношений, установления дружбы с основополагающей неопределенностью.
Вчера утром я проснулась с чувством беспокойства о здоровье близкого друга. Я чувствовала его, как боль в сердце. Когда я встала и выглянула в окно, то увидела такую красоту, от которой мой ум замер. Я просто стояла, чувствуя тревогу за своего друга, и смотрела на тяжелые от свежевыпавшего снега деревья, на фиолетово-синее небо, на покрывший долину нежный туман, превращающий мир в подобие Чистой земли будды[6]. Тут же на забор села стайка желтых птиц, они посмотрели на меня, и я удивилась еще больше.
Тогда я поняла, каково держать боль в сердце и в то же время быть глубоко тронутой мощью и волшебством этого мира. Жизнь не обязательно должна быть черной или белой. Мы не обязаны прыгать туда-сюда. Можно жить красиво с тем, что появляется на нашем пути, будь то сердечная боль, радость, успех, неудача, нестабильность и перемены.
Зыбкость, неопределенность, незащищенность, уязвимость – все эти слова несут в себе негативный оттенок. Мы обычно опасаемся этих переживаний и стараемся уклониться от них любой ценой. Но от зыбкости бежать не следует. То же чувство, которое мы считаем таким неприятным, может принести избавление, свободу от всех ограничений, сделать наш ум таким чистым и расслабленным, что мы почувствуем открытость и радость бытия.
Шантидева переживал это так:
Пред умом не предстает
Ни бытие, ни не-бытие.
А поскольку нет иной возможности,
Ум, лишенный объектов, достигает глубокого умиротворения.
Но как происходит эта перемена? Как то, что нам так не нравится, может вдруг стать умиротворяющим? Само по себе чувство не меняется. Мы просто перестаем ему сопротивляться. Перестаем избегать неизбежного. Перестаем бороться с динамичной, переменчивой природой жизни, а вместо этого успокаиваемся и наслаждаемся ею.
Чогьям Трунгпа продемонстрировал природу чувств в поучении о скуке – как мы чувствуем себя, когда ничего не происходит. Горячая скука, сказал он, беспокойна, нетерпелива, это чувство говорит: «Я хочу выбраться отсюда». Но мы можем воспринимать отсутствие происходящего как прохладную скуку, как беззаботное, просторное ощущение полного присутствия без развлечений – и чувствовать себя в этом переживании как дома.
КОГДА МЫ ПРАКТИКУЕМ ТРИ ОБЕТА, МЫ ОБНАРУЖИВАЕМ, КАКОВЫ НА САМОМ ДЕЛЕ ВОЗМОЖНОСТИ ЧЕЛОВЕКА.
Так же чувство, когда не за что держаться, которое мы называем зыбкостью, может быть горячим, тошнотворным, неприятным, и такой зыбкости мы избегаем. А бывает прохладная зыбкость, которую мы находим освежающей, оживляющей и глубоко умиротворяющей. Я называю это позитивной зыбкостью.
Для нас естественно искать освобождения от стресса, когда мы встречаемся с неопределенностью – это может быть беспокойство, напряжение, боль в спине или шее. Не нужно упрекать себя за то, что мы не радуемся зыбкости. Кстати, пока мы избавляемся от жажды определенности, неплохо бы иметь определенную поддержку. Но какая гарантия безопасности вам нужна? Только вы сами можете дать ответ на этот вопрос. К чему бы вы ни стремились – к практикам, описанным мною, к обществу друзей, идущих по тому же пути, к учителю, которого уважаете, – вы держитесь за эту гарантию безопасности лишь временно, стремясь понять, что в конечном итоге нет никакой безопасности, и с намерением пережить это понимание как освобождение, а не как очередной кошмар.