Позиция помощника учителя открывала перед способным ребенком из рабочего класса путь к социальной мобильности. Ему не только не нужно было платить за свое обучение, напротив, он даже мог получать за уроки небольшую заработную плату. Эти деньги имели решающее значение: во многих семьях выживание зависело от заработной платы детей, и, хотя работа помощника учителя была не самой высокооплачиваемой среди тех, которые были доступны работающим детям, все семьи, кроме самых отчаявшихся, старались дать ребенку шанс улучшить свою жизнь. Целеустремленные и трудолюбивые дети могли получить образование и профессию, которая переводила их в средний класс. Переход из неквалифицированных рабочих в профессионалы за одно поколение был огромным социальным скачком, однако эта возможность открылась для значительного числа молодых людей обоего пола, так как потребность в учителях продолжала расти.
Кроме британских и национальных школ существовала пестрая смесь других образовательных заведений. Процветали старинные гимназии, обслуживавшие в основном средний класс, а также старые и новые закрытые средние школы, обслуживавшие наиболее обеспеченных представителей среднего и высшего класса. Также возникали маленькие частные школы, удовлетворявшие потребности любых платежеспособных членов общества. Дочерей священников часто отправляли в благотворительные школы, чьи холодные классы, плохое питание и гнетущая атмосфера живо напоминали Ловудскую школу для девочек из романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» (Jane Eyre). В задних комнатах жилых домов и коттеджах по всей стране размещались крошечные домашние школы (они назывались Dame schools), в которых присмотр за детьми и обучение чтению и письму нередко сочетались с обучением какому-нибудь ремеслу. Плата в таких заведениях была незначительной, а их владельцы, как правило, сами едва сводили концы с концами. Нередко это были пожилые люди, которые не нашли другого способа заработать на жизнь. Родители ценили в этих школах, пожалуй, не столько образование, сколько возможность оставить ребенка под присмотром, однако в них детям действительно прививали полезные навыки. Например, обучение ремеслу нередко давало ребенку и его родителям гораздо более полезные и значимые в долгосрочной перспективе результаты, чем грамотность. Школы, где учили кружевоплетению, плетению из соломы и вязанию, обеспечивали ребенка настоящей профессией, которая позволяла зарабатывать на пропитание как в ближайшей перспективе, так и в дальнейшем. В одних случаях школа и родители могли делать основной упор на ремесло, в других — на книжные науки. Решающее значение в этом вопросе имели особенности местной экономики и финансовое положение семьи. И конечно, учителя домашних школ хорошо понимали, что их собственный заработок напрямую зависит от того, насколько довольны будут родители и продолжат ли они платить за ребенка.
Рис. 89. Школа для бедных, где бесплатно учили тех, кому не хватало денег даже на приличную одежду, 1846 г.
Illustrated London News, 1846.
Родители из высшего и среднего класса понимали, какое преимущество дает детям образование; многие родители из рабочего класса точно так же заботились о том, чтобы их сыновья и дочери обучились грамоте: там, где образование для детей было более-менее доступно, очень немногие родители отказывались от возможности его получить. С 1870 по 1880 год, когда образование стало обязательным (в разных регионах это происходило в разное время), мало кто противился ему. То, что домашние школы оставались настолько популярными в эпоху британских и национальных школ, свидетельствовало не о нежелании рабочего класса обучать своих детей, а об экономической необходимости и выборе в пользу того вида школьного обучения, которое чутко приспосабливалось к нуждам и желаниям семьи. Дети, посещающие домашние школы, были избавлены от религиозных нравоучений, обилие которых в британских и национальных школах, а также позднее в школах под руководством городского совета в формальном секторе вызывало недовольство у многих родителей из рабочего класса. Спорным был и вопрос учебного расписания. В домашних школах понимали, что ребенок время от времени должен помогать по дому или что он может отлучиться на несколько недель ради прибыльной работы на уборке урожая, и были готовы скорректировать расписание и продолжительность дневных школьных занятий в соответствии с режимом занятости родителей.
Хотя в домашних школах давали неформальное образование, в итоге из них нередко выходили вполне развитые ученики. И если одни говорили о бесплодных попытках выучить азбуку, то другие могли вполне уверенно читать. Томас Купер с особой теплотой и благодарностью вспоминал время, проведенное под опекой Гертруды Арам, или Старой Гэтти. Ее классная комната «всегда была полна учеников, которым эта опытная и старательная наставница преподавала искусство чтения и правописания. А ее вязание (которому она учила и девочек, и мальчиков) приводило в восхищение весь город». Под ее руководством Томас научился бегло, уверенно читать и мог разобрать даже «десятую главу книги Неемии со всеми трудными словами, точно как священник в церкви». Также анонимный автор статьи в School Board Chronicle в 1872 году утверждал, что обучение в домашней школе принесло ему намного больше удовольствия и пользы, чем дальнейшая учеба в официальной национальной школе, где, с горечью замечает он, учителям удалось только подавить его дух и совершенно отбить интерес к учебе. Впрочем, опыт разных людей мог различаться: у Фредерика Хобли остались противоположные впечатления о времени, проведенном в домашней школе. Для него это было просто место, где его оставляли на время, пока родители были заняты, подробностей своего пребывания там он не помнил, разве что усвоил, что этого места лучше по возможности избегать.
Телесные наказания были широко распространены во всех викторианских образовательных учреждениях: и в закрытых средних школах, где обучались дети из богатых семей, и в бесплатных заведениях для малоимущих. В домашних школах царила в целом более благожелательная атмосфера, и возможно, поэтому некоторые родители выбирали именно их. Но большинство взрослых считало, что ребенка невозможно ничему научить без физической дисциплины — с XVI века в общественном сознании укрепилась мысль, что мальчикам необходимо «вкладывать ума через задние ворота». Более гуманный подход, состоявший в пробуждении у детей интереса к предмету и устном неодобрении нежелательного поведения, разделяли очень немногие. Дополнительные условия для телесных наказаний создавали переполненные классы и нередко молодость учителей и отсутствие у них достаточной квалификации. Как иначе шестнадцатилетний юноша мог поддерживать порядок в классе, где сидели 60 или 70 десятилетних детей?
Считалось, что телесные наказания не только укрепляют власть учителя, но и способствуют концентрации внимания. Многие учителя твердо верили, что ребенок делает ошибки просто потому, что недостаточно старается или невнимательно слушает инструкции. Одного за другим детей избивали за орфографические и грамматические ошибки, неправильно решенные задачи и плохой почерк. Считалось, что избиение, особенно в публичной обстановке, способствует соблюдению тишины, приучает детей смотреть в нужном направлении, садиться и вставать, когда велят. Наказания вынуждали ребенка ловить каждое слово учителя.
Аккуратность и послушание были очень востребованными и ценными качествами отчасти потому, что из учеников, способных точно следовать инструкциям и выполнять не отвлекаясь множество одинаковых упражнений, выходили хорошие фабричные работники. Во многих школах, особенно ближе к концу века, порядки и обстановка походили на фабричные, и это было не случайно. Школа должна была стать тренировочной площадкой для жизни, в которой существовала жесткая иерархия со строгими правилами и установками. Четкое подчинение вышестоящим требовалось от каждого, начиная с горничной и заканчивая конторским служащим. Телесные наказания в школе позволяли любому, кто хоть немного отступал от правил, получить запоминающийся урок. Тем самым они готовили детей к реальному миру.
Если дело не доходило до телесных наказаний, их могли заменять унизительные публичные ритуалы. На ребенка могли надеть позорный колпак или поставить в угол, некоторых ставили на стул перед всей школой, на шею часто вешали доску, где мелом было написано, в чем ребенок провинился. Некоторые учителя прибегали к еще более жестоким методам. В одной школе виновный должен был стоять, пока весь остальной класс пел: «Посмотрите на тупицу, который не выучил свой урок». Другие учителя требовали, чтобы школьник принимал определенные, предполагающие напряжение позы, — например, в течение продолжительного времени стоял, держа в вытянутых руках книгу или другой предмет. Порка тростью, кожаным ремнем и деревянной линейкой также часто принимала форму публичного унижения и сопровождалась ритуальным поведением — например, от жертвы требовали поцеловать розгу, чтобы усилить страх перед наказанием и придать ему более глубокий смысл.
В 1862 году Комитет по образованию, созданный среди прочего и для того, чтобы контролировать гранты, которые правительство теперь выделяло школам, ввел систему оплаты по результатам. Роберт Лоу, стоявший во главе этой реформы, обещал, что его система позволит получить либо дешевое образование, либо эффективное образование — но не разом. С этих пор школы, которые не доводили учеников до установленного уровня успеваемости, получали меньше денег от правительства (дешевый вариант), а школы, которым это удавалось, получали вознаграждение в виде дополнительной финансовой поддержки (эффективный вариант). Раз в год все школы, получавшие гранты, проходили проверку, в ходе которой каждый ученик должен был сдать экзамены по чтению, письму и арифметике. Был установлен ряд общих для всей страны требований для детей разного возраста. Это радикальным образом изменило приоритеты в сфере официального образования. Раньше у учителя мог появиться соблазн уделять все внимание горстке мотивированных учеников, которые регулярно посещали занятия и хорошо чувствовали себя в школьной обстановке. На незаинтересованных учеников, прогульщиков и тех, кто с трудом приспосабливался к жесткому режиму, можно было закрывать глаза. Но теперь, когда школьное финансирование оказалось тесно связано с результативностью обучения, учителя были вынуждены игнорировать более способных и послушных учеников и вместо этого подтягивать весь класс до базового уровня успеваемости, которого требовала инспекция. Воодушевленное преподавание принесли в жертву незначительному повышению среднего уровня грамотности.