44Са/42Са) в энамелоиде. Чем выше положение хищника в пищевой пирамиде, тем сильнее из-за фракционирования изотопов в организме отклоняется в отрицательную сторону соотношение этих изотопов от такового морской воды. У мегалодона это значение аномально низкое даже в сравнении с ББА. Конечно, сопоставление проводится по образцам, взятым из одного слоя и представляющим остатки единого сообщества. В нем мегалодон занимал место хищника пятого уровня. Следует отметить: для того чтобы данный показатель изменялся в строго определенном направлении, хищник должен заглатывать куски жертвы с костями и зубами – надежным источником кальция в диете.
Другой важный индикатор места в трофической цепи – соотношение стабильных изотопов азота (15N/14N), добытых из коллагена, заключенного в очень устойчивом энамелоиде. Ведь чем дальше уводит нас эта цепочка, тем больше «тяжелеет» органическое вещество, насыщаясь 15N. Аномально высокое соотношение этих изотопов у мегаакулы (22,9 ± 4‰) свидетельствует не только о ее положении на самой вершине пищевой пирамиды, но и о том, что она часто ела себе подобных. Причем не акул вообще, а именно своих соплеменников. Получился этакий тупорылый (с учетом внешнего вида) каннибал – увы, далеко не последний в череде позвоночных существ. Наконец, если к этой «гомеопатической» геохимии добавить изотопию цинка (66Zn/64Zn), то снова обнаружим явные отличия состава энамелоида мегалодона от такового ББА. Данный металл является одним из стимуляторов биоминерализации костной ткани, животные используют в этом процессе более легкий его изотоп, и, как результат, суперхищники «облегчаются» по этому показателю. И мегалодон снова оказывается на недосягаемых даже для ББА трофических вершинах…
Интересно, что ББА и некоторые другие сельдевые акулы обладают определенной теплокровностью в широком смысле: при длительном заплыве постоянная работа медленно сокращающихся мышечных волокон в красной, насыщенной кислородом мускулатуре вырабатывает тепло. Этот тепло не расходуется впустую – на повышение температуры Мирового океана, а с кровотоком по венам направляется на обогрев мозга (включая глаза), улучшая работу этого важного органа. Теплыми также все время остаются органы пищеварения – чтобы пища быстрее усваивалась. Разветвленная сеть сближенных вен и артерий позволяет поддерживать в кровотоке повышенную температуру (у ББА она составляет 26 ℃). Это явление называется красномышечной или частичной эндотермией и встречается также у самых быстрых костистых рыб – тунца, марлина, меч-рыбы. (Есть и полное исключение из правила – красноперый опах: он по-настоящему эндотермный, но вырабатывает и распределяет тепло совсем не так, как птицы и млекопитающие.)
Что, если и мегалодон был теплокровным, по крайней мере частично? Тогда ведь некоторые коэффициенты, использованные при вычислениях его физических возможностей, окажутся неверными. И вопрос этот совсем не праздный. Скажем, взрывная скорость на короткой дистанции, будь мегалодон холоднокровным, не превышала бы 6,7–7,9 км/ч, но при условии его теплокровности могла достигать 30,6–37,2 км/ч (как у современных косаток).
Скоростной режим для холоднокровных мегалодон все-таки не превышал. На это указывает еще одна совсем маленькая деталь – чешуя. Из куска породы (объемом 1800 см3) с большими зубами можно извлечь свыше полутысячи зубчатых дентиновых чешуек 0,8–1,5 мм длиной каждая. Когда-то эти микротрезубцы торчали из кожи гиганта. Чешуйки несли продольные кили, которые, конечно, снижали лобовое сопротивление, но, с учетом их небольшой частоты, не очень сильно. Именно эти мельчайшие детали огромной акулы подсказывают, что в дальние путешествия она отправлялась на «малых оборотах двигателя» – в пределах 5 км/ч.
Похоже, что мегалодон действительно мог поддерживать свою собственную температуру тела. В его фосфатных зубах надежно запечаталось первичное соотношение стабильных изотопов кислорода (18О/16О). Это соотношение зависит от температуры тела и у теплокровных животных почти не меняется, когда они путешествуют из тропических областей планеты в умеренные и обратно. Вот и в зубах мегалодона, собранных на разных широтах, этот показатель не сильно различается, тогда как изотопный состав этих же скелетных элементов у других рыб из тех же отложений заметно разнится. Уточняют средние показатели температуры «по палате» данные о редких связках в зубных минералах (13С и 18О), которых тем меньше, чем выше температура тела. Получается, что мегалодон нагревался сильнее, чем ББА (23 ± 4 ℃), но не до такой степени, как киты (32 ± 5 ℃). (На заметку авторам фантастических триллеров: мегалодонов нужно выслеживать с тепловизором – по большим «горящим» глазам. Фильмов, где эта акула выступает главным героем, скоро уже десяток наберется. Правда, фантастическое в них только то, что все они фантастически тупые.)
При длительных переходах включался экономичный режим: на крейсерской (маршевой) скорости 5 км/ч мегалодон мог преодолеть свыше 7500 км. (Этой скорости, кстати, более чем достаточно, чтобы работала таранная вентиляция и вода из открытого рта свободно проходила сквозь усиленные жаберные мембраны.) Вот только нужны ли ему были столь дальние круизы? Вполне возможно: мегалодон «отводил» детей в ясли. Так поступают и крупные современные живородящие акулы – ББА, тигровая и гигантская акула-молот. К моменту родов самки отправляются в дальнее путешествие куда-нибудь к островам, где теплая вода, небольшие глубины, вдоволь «детского питания» – мелкой рыбешки и не слишком много хищников. Ясли мегалодона обнаружены в Северной Атлантике (Южная Каролина) и в проливе, соединявшем Карибское море с Тихим океаном (Панама). Выделяются эти места по обилию и размеру зубов мегалодона: их много, но высота зуба остается в пределах 1,6–7,2 см. Соответственно, рождались мальки 2-метровыми (ББА вынашивает 1,5-метровых эмбрионов) и вырастали до 8 м. Гигантизм, частичная эндотермия и живорождение – три взаимосвязанных явления у больших акул. Без внутриутробного развития крупных эмбрионов, тоже весьма энергозатратного процесса, огромной акула не вырастет…
Тяжелая акула, больше похожая на дирижабль, чем на рыбу, с зарубцевавшимися на грудных плавниках ранами, оставленными ухажером, опустилась на белый тонкий песок вблизи ярко расцвеченного губками, жаберными венчиками кольчатых червей и мелкими рыбами рифа. Из ее чрева одна за другой на свет выскользнул десяток рыбок с раздувшимися животами: они неплохо отъелись на своих братьях и сестрах, не столь быстро превращавшихся из икры в зародыши, пока их мама везла малышей в своем брюхе до теплого мелководного пролива. Двухметровые зубастики мгновенно заметили рифовое многоцветье и, подгоняемые любопытством и чувством голода, устремились во взрослую жизнь. Они были готовы нападать и сопротивляться…
Часть IIМоя внутренняя жаба
Глава 10В ожидании Гого. Гогонас
История латимерии, поимка которой в 1938 г. на юго-западе Индийского океана потрясла научный мир не меньше, чем если бы где-нибудь в дебрях Конго увидели живого игуанодона или птеродактиля, известна многим. Об этом удивительном событии можно узнать, например, из трех замечательных книг[14]. Равноправные авторы этой сенсации – куратор скромного музея в Ист-Лондоне (ЮАР) Марджори Куртене-Латимер, любознательный и отважный капитан траулера Хендрик Госен и преподаватель химии из Университетcкого колледжа Родса в Грейамстауне (но в душе ихтиолог) Джон Смит. Именно он впоследствии станет автором научного описания удивительной рыбы, заплывшей в наше время прямо из мезозойских вод, и напишет книгу, переведенную на многие языки, в том числе на русский. Статья так и называлась – «Живая рыба мезозойского образа» – и предварялась крылатой фразой античного ученого Плиния Старшего: «Из Африки всегда что-то новое»[15]. Мисс Латимер была заслуженно увековечена в родовом имени самой удивительной рыбы на свете, а речка Чалумна, к устью которой вблизи портового городка Ист-Лондона заплыл тот самый целакант, чтобы угодить в трал капитана Госена, – в видовом (Latimeria chalumnae).
Дело в том, что все родственники латимерии – целаканты, одна из многочисленных в прошлом групп мясистолопастных рыб, – приказали долго жить еще до мел-палеогенового массового вымирания (около 70 млн лет назад). Они полностью исчезли из ископаемой летописи. И вдруг – настоящий целакант! Палеонтологам пришлось даже придумать новый термин – «виды Лазаря». Так называют виды, которые вроде бы вымерли, но вдруг оказались живы. (Латимерия в этом смысле отнюдь не исключение. В современных морях встречаются, например, строматопороидные и хететидные обызвествленные губки: они тоже как бы исчезли в мезозойскую эру.)
Ныне целаканты обитают на относительно больших глубинах (150–600 м) в районе Мозамбикского пролива и в противоположном «углу» Индийского океана – внутренних морях Индонезии (Latimeria menadoensis). Причем между островами Сулавеси и Новая Гвинея образовалось две популяции, особи которых не скрещиваются между собой более 10 млн лет – их развели морские течения. Ископаемых целакантов насчитывается под сотню видов и около 30 родов. Лучше всего им жилось в раннетриасовую эпоху: в водоемах, почти освободившихся от других палеозойских рыб, эти удивительные создания быстро заполонили все пространство. Таких приспособленцев палеонтологи называют «виды бедствия» (англ. disaster species). Как в известной поговорке: что русскому здорово, немцу смерть. Возможно, именно это умение получать выгоду в самой невыгодной ситуации и сохранило латимерию до наших дней.
Хотя многое о мясистолопастных мы знаем по ископаемым остаткам, изучение латимерии подтвердило, что основой осевого скелета у таких рыб служит хорда, тел позвонков нет, но есть мясистые и длинные парные грудные и брюшные плавники. Анальный и второй спинной плавники устроены точно так же, как парные. Это сходство еще раз подчеркивает тот факт, что и парные, и непарные плавники лишь чуть-чуть различаются на генном уровне.