– Его собака обучена ходить по проводам, – сказал пионер Гоша.
– Из нее сыплются искры? – спросил Ричард Никсон.
– Сыплются!
– На счету собаки Карацупы сто шестьдесят американских шпионов, – сказала девочка-пионерка.
– Нет, сто тридцать, – поправил Гоша.
– Сто шестьдесят, – настаивала на своем счете девочка.
Это из рассказа Ираклия Квирикадзе «Мальчик, идущий за дикой уткой»[4]. Ему (Ираклию, а не мальчику) уже за восемьдесят, он из тех, кто еще помнит, кто такой Карацупа, хотя все это, про королеву с детьми, конечно же, выдумал. Но человек такой был, причем стал мифом еще при жизни, и больше полувека мирно с мифом сосуществовал.
Те, кто учились в советской школе, должны помнить это имя. Те, кто в постсоветской – вряд ли, те в массе своей мало кого помнят из исторических персонажей. Разве что знают Карацупу как пограничника с собакой на станции метро «Площадь Революции». Так многие думают, хотя никакой это не Карацупа. Неправда, будто Матвей Манизер ваял пограничника с него, ну или с его фотографии. Тот, который в метро, совсем на Карацупу не похож. И собака не похожа на Индуса, ничуть не менее знаменитого в советскую эпоху, чем его хозяин.
Настоящий Карацупа
О непохожести я узнал, оказавшись в одном не самом популярном московском музее, расположенном на Яузском бульваре. Старожилы-сотрудники Центрального музея погранвойск помнят и самого Карацупу, он тут работал последние годы жизни, до самого ухода четверть века назад. Нет, говорят, не похож, да я и сам вижу.
Что касается Индуса, то у Карацупы было целых пять собак с одним и тем же именем, и кто их там разберет. Правда, с именем этим тоже неразбериха, до середины 1950-х годов псы звались (в тысячах газетных публикаций и радиопередач) Индусами, а после – Ингусами. Впрочем, причину смены клички я в конце концов выяснил, расскажу потом.
Чучело одного из Индусов-Ингусов стоит в музее рядом с бюстом Карацупы, но и тут подстава – знающие люди шепнули мне, что оно принадлежало другой овчарке. Зато удалось выяснить, на кого похожа та, что в метро. От внука проектировавшего «Площадь Революции» архитектора Алексея Душкина, тоже Алексея и тоже Душкина, я узнал, что моделью для бронзовой собаки послужила принадлежавшая его дедушке немецкая овчарка Ирма – медалистка, чемпионка на собачьих выставках. От карацуповских псов отличалась она не только полом, но и породой. Немецкие овчарки при Карацупе не охраняли границу, еще до революции там стали использовать восточноевропейскую овчарку, завезенную в Россию в начале прошлого века.
Душкин, великий архитектор и знатный собачник, жил тогда в одной из коммуналок бывшего двухэтажного дворянского особняка на Новокузнецкой, там теперь посольство Мали. В занимаемых его семьей двух комнатах, помимо Ирмы, проживал еще сеттер Фред. Зашедший к нему в гости Матвей Манизер увидел Ирму и вдохновился, так она вошла в историю. В семье Душкиных сохранился ее портрет, точная копия бронзовой собаки, до которой за минувшие 80 лет дотронулись сотни миллионов рук. Правда, Алексей-внук сам никогда не трет ей нос. Художник по профессии, он понимает, что от этого страдает форма, к тому же у него, по его словам, метрофобия, так что около Ирмы он бывает редко.
В торце «Новослободской» есть мозаика, где изображена Родина-мать с ребенком. В образе матери угадывается портрет жены архитектора Алексея Душкина, в образе ребенка – сам Душкин.
Карацупа был настолько знаменит, что любой памятник пограничнику (а они в наших широтах чрезвычайно популярны) в народе называли его именем. Этот обычай сохранился до наших дней – недавно в далеком Благовещенске открыли памятник герою-пограничнику, который горожане, натурально, окрестили Карацупой. Понятно, не одному ему, собаке тоже, и нос ее уже успели натереть до блеска, как и всем остальным бронзовым псам в стране.
У овчарки на «Площади Революции» трут нос студенты, чтобы сдать экзамен. Причем не абы у какой, а только у одной из четырех (на станции четыре «Карацупы»), той, которая у перрона в сторону Бауманской – «собаке Баумана». Студенты Бауманского училища еще до войны создали эту традицию. А в подмосковном институте, где готовят пограничников, существует иная традиция – «собаке Карацупы» в День пограничника курсанты исхитряются выкрасить в зеленый цвет ее гениталии.
Насколько мне известно, до войны были изваяны, как минимум, два бронзовых пограничника с лицом настоящего Карацупы. Первый – под именем «Защитник дальневосточных рубежей» – возведен в 1938 году на крыше московского кинотеатра «Родина». Поначалу планировали устроить там летний кинозал, но потом от плана отказались и открыли ресторан, с видом на «Карацупу». Впрочем, ресторан довольно скоро закрыли – после того, как один нетрезвый гражданин, перевалившись через парапет, упал с крыши. Здание кинотеатра дожило до наших дней, но на крыше ничего не осталось.
«Родину» однажды посетил Сталин, выступал там перед избирателями Сталинского района. Построенную рядом с кинотеатром станцию метро назвали, понятно, «Сталинской», над входом установили медальон со сталинским профилем, между прочим, по эскизу Веры Мухиной. В 1961 году станцию переименовали в «Семеновскую», а медальон демонтировали. Восстанавливать его пока не собираются, хотя все может быть – на «Киевской» ведь отреставрировали старую фреску так, что имя Сталина появилось на книге в руках у изображенной там студентки.
Единственный памятник с лицом настоящего Карацупы сохранился на Дальнем Востоке, на пограничной заставе Карацуповка (бывшая «Полтавка») Гродековского погранотряда. Сюда в 1933 году пришел на службу проводник и инструктор служебных собак двадцатитрехлетний Никита Карацупа.
Эта глава – подлинне´е предыдущих, хотя, казалось бы, кому он нынче интересен, этот Карацупа? Биография его уж больно гладкая, без провалов и потерь, а бесконфликтные истории редко цепляют. Правда, поставленная в исторический контекст, она уже не выглядит столь уж безобидно, и все же… Несколько раз приступал я к написанию этой главы и вскоре отходил от компьютера, просто не за что было зацепиться. И это при том, что печать легенды, как говорится, лежала на Карацупе при жизни, да и после смерти никуда не делась, обросши новыми фантастическими подробностями. Работа заладилась лишь после того, как в голову пришла мысль рассказать еще и о том, кто поставил эту печать. Советская страна узнала, что ее рубежи защищает Никита Карацупа со своей собакой Индус, 24 марта 1936 года, когда в газете «Комсомольская правда» вышел очерк «140 задержаний». Его автором был Евгений Рябчиков, «король советского репортажа».
С этого дня имя Карацупы стало нарицательным. Настолько, что мальчишки сплошь принялись играть в «Карацупу» или даже в его собаку. И до войны, и после. Помню, как мы становились друг другу на ноги и шли по снегу, чтобы оставить след, на первый взгляд, принадлежащий одному человеку. И передали это знание внукам, во всяком случае, мои – знают от деда, как шпионы, которых ловил Карацупа, переходили границу.
…Они оба, Никита Карацупа и прославивший его Евгений Рябчиков, жили долго, родились в один год, в первом десятилетии XX века, и умерли в середине последнего, с разницей в полтора года.
Чекистский стаж
Должность: проводник розыскной собаки. Чекистский стаж: в погранотряде с 1932 года. Социальное положение: крестьянин-колхозник. Год рождения – 1910-й. Из наградного листа, подписанного начальником 58-го Краснознамённого имени Кагановича погранотряда Ковалем, 1936 год. На самом деле Карацупа родился годом раньше, 3 апреля 1909 года, достоверную дату его рождения удалось установить лишь недавно – по церковным документам.
«Мама моя, Марфа Кузьминична, с тремя ребятишками на руках приехала вместе с другими украинскими переселенцами в Казахстан, надеясь, что здесь как-то выберется из нужды, – писал он в своих „Записках следопыта“. – Отца у меня тогда уже не было: он умер еще до моего появления на свет»[5].
«Только холодная земля видела, как в зимнюю пору мальчонка скитался по селам, ночевал в стогах сена. – Это я цитирую составленную в 1980-е годы музейную справку на Героя Советского Союза Карацупу Никиту Федоровича. – В шесть лет Карацупа стал беспризорником. Потом наступила пора батрачества, он пас скот у кулаков, познал, что такое подневольная жизнь. Началась Гражданская война, и юный Никита стал связным партизанского отряда. Его схватили колчаковцы, били, но ничего не узнали… И была у него одна страсть – любил Карацупа собак, дрессировал их, а собаки помогали ему пасти скот, были верными помощниками партизанского связного, а во время раскулачивания безошибочно находили хлеб у куркулей».
Трудно сказать, сколько тут правды. Может, и был Никита таким мальчишом-кибальчишом, который не мог сидеть-дожидаться, чтобы куркули-буржуины пришли и забрали нас в свое проклятое буржуинство. Потому и схватила его буржуинская сила, заковала в тяжелые цепи и посадила в каменную башню. Точно известно лишь, что после смерти матери, в Гражданскую войну Никита попал в детдом, оттуда сбежал, скитался, попрошайничал, но к началу 1930-х годов встал на ноги, работал в торговле, дослужился до должности завмага в райпотребсоюзе. Видимо, занятым им руководящим постом объясняется тот факт, что в армию его призвали довольно поздно, в 23 года.
После нескольких месяцев службы красноармейца Карацупу зачислили в Хабаровскую школу младшего начсостава служебного собаководства. В 1933 году начался его «чекистский стаж» – пограничники в те годы были в ведении ОГПУ, преемника ВЧК. Быть чекистом было почетно, а погранвойска в народе любили едва ли не больше, чем армию, хотя престиж военных был чрезвычайно высок. Да и по сей день образ чекиста не померк в народном сознании, несмотря на перестроечные разоблачения – «хорошие чекисты» сами ведь пострадали от репрессий, а пограничники вообще ни при чем.