Улановская вспоминала, что они с мужем «подружились» с Япончиком. «Мне льстило это знакомство, а Мишке было лестно встречаться с Алешей и быть, так сказать, среди порядочных… Полк его отправили на фронт, комиссаром назначили уважаемого, образованного человека, большевика Сашу Фельдмана, бывшего анархиста с дооктябрьским революционным стажем… Рассказывают, что до фронта полк не доехал: где-то остановились, захотели пограбить, отказались воевать, и Саша Фельдман сам застрелил Мишку. А через несколько месяцев, уже при белых, в Одессе на бульваре уголовники в отместку убили Фельдмана. Позже бульвар назвали бульваром Фельдмана. Название это сохранялось до начала войны».
На самом деле все это было не совсем так. Полк Мишки Япончика был направлен на петлюровский фронт в дивизию, которой командовал Иона Якир. В воспоминаниях начштаба 58-й дивизии Владимира Попова «Полк выстроился на площади для смотра. Это было уморительное зрелище. Синие, голубые и красные галифе, лакированные сапоги и модные туфли, офицерские кителя и гражданские пиджаки, сюртуки, фуражки, кепки, папахи… Люди увешаны патронташами, пулеметными лентами, за поясами торчат кинжалы, на портупеях болтаются шашки, ниже колен свисают револьверы… Все вагоны и теплушки этого „полка“ были забиты мягкой мебелью, роялями и всякой рухлядью, именовавшейся трофеями». При первом же натиске петлюровцев, – пишет Попов, – отряды Япончика разбежались, решив, что уже «навоевались». Правда, есть и другое свидетельство (комиссара дивизии Горинштейна) – о том, что «в первом же бою 54-й стрелковый советский украинский полк под командованием товарища Винницкого обратил в бегство петлюровцев, совершил удачную атаку при помощи ручных бомб». Но после этого – свидетельства сходятся – Япончик на станции Бирзула захватил вместе со своим штабом паровоз и двинулся в Одессу, после чего командарм Якир отдал приказ о его аресте и заманил в ловушку. Япончика перехватили по пути в Одессу, в Вознесенске, там ему устроили засаду.
В Российском государственном военном архиве хранится донесение уездвоенкома города Вознесенска Михаила Синякова: «По прибытии Японца я объявил его арестованным и потребовал от него оружия, но он сдать оружие отказался, после чего я приказал отобрать оружие силой. В это время, когда было приступлено к обезоружению, Японец пытался бежать, оказал сопротивление, ввиду чего и был убит выстрелом из револьвера командиром дивизиона»[36]. Через четыре часа после похорон туда прибыл комиссар полка Фельдман. «Он не верил в „глупую“ смерть Япончика, и по его требованию могила Япончика была вскрыта. Там покоилось тело „короля воров“ в матросской тельняшке и трусах. Фельдман столкнул ногой труп в яму со словами: „Собаке – собачья смерть“».
Имя Фельдмана, убитого в том же году – по всей вероятности, соратниками Япончика – носил знаменитый Приморский бульвар, до оккупации города в 1941 году. После освобождения Одессы обратно его уже не переименовали.
Япончик попал в герои бандитского эпоса, тогда как Григорий Котовский остался в памяти народной одним из самых прославленных героев Гражданской войны. В 1925 году он погиб от пули бывшего адъютанта Япончика Мейера Зайдера по кличке Майорчик. Популярное мнение, озвученное в недавнем о нем сериале – то была месть за то, что Котовский, командовавший бригадой в той же дивизии, не вступился за Япончика. Историки полагают, что он был убит «по пьянке», за что в 1926 году его убийца был осужден по чисто уголовной статье. В 1928 году Зайдера освободили с формулировкой «За примерное поведение», а в 1930 году он был убит котовцами в отместку за своего командира. Руководил убийством дважды кавалер ордена Красного Знамени и бывший одесский вор Григорий Вальдман.
Ошибка
«Известный присяжный большевистского царства Бонч-Бруевич в своих мемуарах подло оклеветал тов. Анатолия Железнякова, – писал Нестор Махно в эмигрантском анархистском издании[37]. – …Прибег в своих мемуарах к клевете и приписал вышедшему из низов народа титану революции имя бандита, убитого, якобы, в Черниговской губернии в столкновении с отрядом красноармейцев». Махно перепутал, на самом деле Бонч-Бруевич писал это о Николае Железнякове (все в той же брошюре из «Библиотеки „Огонька“»). «Железняков-старший, чуя для себя недоброе, с небольшой группой своих ближайших сотоварищей двинулся… на юг, где… присоединился к бандитской шайке, очень много накуролесил в Черниговской губернии и был убит отрядом красноармейцев, ликвидировавшим эту шайку»[38].
Версия
Надежда Улановская в своих мемуарах со слов мужа высказывала подозрения, «что убили Железнякова большевики: к тому времени, когда он попал на юг, после Октября, у них были с ним счеты как с анархистом, его объявили вне закона. Но Железняков умел воевать, значит, мог принести пользу. Заместителем ему дали большевика, после гибели Железнякова он стал командиром, но бойцы его не любили… Есть основания считать, что этот большевик его и застрелил, смертельно ранил в спину во время боя».
Обе женщины, близкие к Железнякову, не верили в то, что его сразила шальная пуля. В 1970 году Елена Винда сообщила украинскому историку Анатолию Дикому, что фельдшер, осматривавший рану (врача не было) на станции Эрастовка, сказал, что был выстрел с короткой дистанции, причем пуля револьверная. Иными словами, она имела в виду, что Железнякова убрал кто-то свой, находившийся на бронепоезде. Об этом же она в конце 1950-х годов говорила Любови Альтшуль.
Юрий Альтшуль не раз вспоминал, что приходившие к его матери друзья Железнякова были уверены, что его убили по приказу Ворошилова, командовавшего армией, в составе которой он воевал. Кто мог такое подумать и, более того, произнести вслух? Дыбенко, который в ту пору был в больших чинах? Николай Ховрин, служивший в Наркомате ВМФ, участник подъема кораблей, затонувших на Балтике и Черном море во время Гражданской? Или Павел Мальков[39], матрос, ставший первым комендантом Московского Кремля, лично расстрелявшим Фанни Каплан?
В своей книге об отце Юрий Альтшуль пишет, будто матросы, служившие в 14 армии, были недовольны Ворошиловым и хотели его сместить, поставив на его место Железнякова, о чем тому стало известно.
Ворошилов командовал 14 армией совсем недолго. Спустя месяц после назначения, в августе 1919 года за сдачу Харькова войскам Деникина его предали суду революционного трибунала. Общее мнение судей выразил один из членов трибунала Моисей Рухимович: «Командовать может ротой или батальоном. Командармом быть не может. Не умеет». Приговор, тем не менее, был мягким – его просто отстранили от командования, после чего отправили комиссаром в Первую Конную.
В памяти Юрия Альтшуля осталось то, что в разговорах гости матери организатором убийства называли начальника особого отдела 14-й армии. «Он был первым ворошиловским стрелком и большой свиньей. Он, надо полагать, догадывался, что за двусмысленные обстоятельства смерти Железняка ни с него, ни с командира не спросят». Об этом человеке – начальнике особого отдела армии – мне известно лишь то, что его звали Иваном Воронцовым, и что он сын священника и семинарист, революционер с дореволюционным стажем. После Гражданской занимал важные посты, вплоть до начальника Главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ, расстрелян в 1937-м.
Так это было или не так, мы все равно не узнаем, слишком поздно. Может быть, что-то могло бы прояснить одно загадочное обстоятельство, ставшее мне известным все из того же «павловского» некролога. «Перед формированием бронепоезда имени Худякова, командиром которого он был избран, тов. Железняков вторично был объявлен властью за свою активную революционность вне закона». Вторично.
Если взглянуть на гибель Железнякова не саму по себе, то можно увидеть, как в это время большевики начали избавляться от недавних попутчиков – анархистов, левых эсеров. Не погибни Железняков в бою за Верховцево, мог он и он в армию Махно податься, – полагает историк Ярослав Леонтьев.
Среди махновцев было немало матросов. А те из них, кто не имели отношения к флоту, любили носить атрибуты флотской формы, по-матросски обматывались крест-накрест пулеметными лентами, обращались друг к другу «братишка», плясали «яблочко». Сам Нестор Махно вспоминал в эмиграции о матросе Железняке как о человеке, остававшимся «непоколебимым в своих анархических убеждениях… И мы сожалеем лишь о том, что Железняков… не разогнал вслед за Учредительным Собранием и Совет Народных Комиссаров во главе с Лениным».
В июне 1919 года Троцкий объявил Махно, в ту пору начальника 7-й Украинской советской дивизии «вне закона за развал фронта и неподчинение командованию». После чего в Гуляйполе прибыла делегация во главе с Ворошиловым, но Махно, почуяв неладное, поспешил уехать на фронт, а его начальник штаба и семь командиров были расстреляны. Как кто-то заметил, погибни он вовремя (т. е. в 1919 году), пионерские дружины, вполне возможно, именовали бы себя юными махновцами. Но предусмотрительный Махно дожил во Франции до середины 1930-х годов.
В ответ на расстрел махновских командиров Маруся Никифорова направилась в Москву, чтобы убить Ленина. 25 сентября 1919 года анархисты взорвали здание Московского комитета РКП(б), где ожидалось его присутствие. Но Ленин задержался на другом совещании и не прибыл к открытию пленума, как планировал. При взрыве было убито 12 человек, в том числе В.Загорский – председатель Московского комитета партии, Бухарин был ранен.
Тем летом, по воспоминаниям Владимира Попова, «семь бронепоездов, команды которых были заражены махновщиной, прибыли в Николаев с намерением ликвидировать командование и штаб дивизии…»[40] Возможно, среди них был и железняковский. Во всяком случае, матрос-большевик Артем Кривошеев называет в своих воспоминаниях «Худякова» в числе бронепоездов, взорванных 12 августа в Николаеве «как восставшие и мечтавшие перейти к Махно».