Я расспрашивал на этот счет моего отца-ветерана – в 1942 году, когда он пошел воевать, их уже при себе не носили. Но отец помнит, как они выглядели – в виде небольшого пенала или даже патрона, куда вкладывали листок бумаги, свернутый в трубочку.
Фамилия Гидрат – редкая, поисковики принялись искать ее носителей и обнаружили в Москве дочь погибшего Ольгу Аркадьевну. Посетившего ее волонтера Николая Исаева она привела на «Площадь Революции» к «Студенту с книгой», изваянному, по ее словам, с ее отца, и сказала: «Знакомьтесь, это мой папа». «Мама всегда приходила с цветами, подолгу сидела рядом со скульптурой и плакала. Это единственное место, куда мы могли прийти».
Думаю, поразительная сама по себе история вряд ли имеет какое-то отношение к модели манизеровской скульптуры. Герой жил в Москве и вряд ли ездил в Ленинград позировать, да с чего бы это ему было делать? Сомнительно также, чтобы Манизер кого-то ваял бы по фотографии. Он, правда, в 1943 году работал по фото над образом Зои Космодемьянской, но то была другая ситуация. Да и, честно говоря, особого сходства с Аркадием Гидратом не просматривается. Может, его вдова просто это себе вообразила, да и больше некуда было ей пойти почтить его память? Но пусть уж память Аркадию Гидрату и его товарищам, погибшим на Синявинских высотах, останется в виде «Студента с книгой», лучше так, чем никак. «Кому память, кому слава, кому темная вода – ни приметы, ни следа».
Тетя Тамара
В 2008 году число претендентов на роль моделей манизеровских скульптур прибавилось. Валентин Курбатов, незадолго до того перебравшийся в Москву из Ташкента, опознал в «Девушке с диском» свою тетку Тамару Курбатову и пришел с этой новостью в редакцию популярной московской газеты, той же, куда явилась и «пионерка с глобусом». Вместе с принесенным в редакцию старым снимком. На нем – изображение обнаженной женщины, лицо и прическа которой, по словам Валентина Курбатова, «будто скопированы со статуи на „Площади Революции“». Так был впервые опубликован его рассказ (впоследствии многократно повторенный в статьях, книгах, постах и перепостах) о его родной тетке, бывшей когда-то натурщицей у Матвея Манизера. С тех пор в армии пишущих о московском метро считается непреложным фактом, что именно Тамара Курбатова позировала для скульптуры на «Площади Революции».
А вот и еще одно, помимо неочевидного сходства, доказательство, считающееся непоколебимым – на обороте той фотографии надпись: «Московский художественный институт, класс Матвея Манизера». Ну, класс так класс. Вот только класс Манизера в период создания фигур для метро пребывал во Всероссийской Академии художеств в Ленинграде, а в Московском художественном (Суриковском) институте – появился лишь после войны, когда скульптор переехал в Москву.
…Недалеко от метро «Динамо» среди пятиэтажек прячется одноэтажное строение, на воротах которого висит табличка «В этом доме жил и работал с 1951 по 1966 год народный художник СССР, академик и скульптор Матвей Генрихович Манизер». Когда он в 1951 году строил себе дом-мастерскую, все дома вокруг были одноэтажными, там жили рабочие трамвайного депо и цыгане, служившие в ресторане «Яр». Кто там живет сейчас, не знаю. За глухим деревянным забором виднеются скульптуры вождей и балерин. Последних любила ваять жена скульптора Елена Янсон-Манизер, создавшая, правда, и не менее популярную дискоболку. В довоенное время советская монументальная пропаганда из всех спортсменов выделяла метателей диска, что, вероятно, объяснялось своего рода эстетизацией будущей войны, казавшейся неизбежной. Скульптура дискобола Манизера украшала все парки культуры и отдыха страны. Фильм «Строгий юноша», снятый в 1936 году Абрамом Роомом по сценарию Юрия Олеши, первоначально назывался «Дискобол».
И, тем не менее, меня заинтересовала судьба Тамары Курбатовой – пусть она и не имеет отношения к дискоболке на «Площади Революции». Не только оттого, что позировала ученикам Манизера – она была свидетелем того же времени и его, пусть и не самой типичной, но представительницей. Тамара Курбатова родилась в 1906 году в Пензе, в семье последнего губернского архитектора. Павел Николаевич Курбатов был известен не только в родном городе, до революции он принимал участие в строительстве гостиницы «Метрополь». А еще – здания страхового общества «Россия», про которое в 1930-е годы ходил крамольный анекдот. Москвич, показывая приезжему Москву, говорит: «вон в том красивом доме раньше было Страховое общество „Россия“». – «Сейчас тут, наверное, Госстрах?» – «Нет, Госужас». После революции там разместилось ОГПУ, и до настоящего времени продолжают пребывать его наследники. Между прочим, поставленный перед ним в 1950-е годы памятник Дзержинскому (тот, что свалили в 1991 году) был изготовлен в той самой ленинградской мастерской, где отливали фигуры для «Площади Революции».
Из дома в Пензе, построенного архитектором Курбатовым для себя самого, его после революции выселили. Оставшись у разбитого корыта, 16-летняя Тамара перебралась в Москву. А ее отец последние годы жизни провел в голоде и скитаниях и умер в 1932 году от воспаления легких. Тамара трудилась тапершей в кинотеатре, играла во время показа немых кинофильмов, снималась в массовке, подрабатывала натурщицей. Искала мужа – старым испытанным способом. «Я как-то в шутку спросил ее, – вспоминает племянник, – Тетя, а вы со многими из своих знакомых мужчин были в интимных отношениях? И она, рассмеявшись, заявила в ответ: „Да со всеми!“»
Знаете, за кого она мечтала выйти замуж? За писателя. В наше время это желание звучит немного странно, но на протяжении всей советской эпохи, до самой перестройки и крушения писательского союза как касты, быть писательской женой было престижно и сытно. Супругом Тамары стал Леонид Кольберт-Нежданов (1898–1969) – журналист, поэт, театральный критик родом из Одессы. Она хвасталась родным и подругам, что муж ее кормил-одевал и регулярно водил в рестораны.
О ее муже-писателе известно немногое. В молодые годы в Одессе входил – вместе с Эдуардом Багрицким, Валентином Катаевым, Юрием Олешей – в объединение поэтов «Зеленая лампа».
«…В предрассветных обманах бесшумно моторы
Ускользают, как тени, в небесной дали.
Не уверенны клятвы, изменчивы взоры,
И от губ опьяняющий запах „Шабли“.
С Ваших пальцев летят лепестки туберозы…»
При советской власти в его, так сказать, творчестве «лепестки туберозы» уступили место грубому агитпропу. На просторах Сети на одном из аукционов обнаружил отпечатанную в Ялте летом 1921 года листовку, призывавшую на выборы в Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. В ней – за подписью Леонида Нежданова – опубликованы такие вот вирши.
«Кто не с нами – против нас
Прочитай в листовке – раз
Новый мир творит Москва
Это есть в листовке – два
Близок светлый лик зари
Говорит листовка – три».
«Кто не с нами – против нас» – фраза, ставшая популярной в первые послереволюционные годы, перефразированные евангельские слова («Кто не со Мною, тот против Меня»). Остальное же немного напоминает шарады старика Синицкого из «Золотого теленка»: «Мой первый слог на дне морском, на дне морском второй мой слог». Между прочим, Илья Ильф был вхож в московский дом поэта.
С момента выхода замуж Тамара уже больше никогда не работала, ну разве что немного подрабатывала натурщицей. Даже во время войны, когда на полтора года эвакуировалась к родственникам в хлебный город Ташкент. Ее попытались было мобилизовать на «трудовой фронт» и отправили работать в местную типографию. Однако выдержала она там всего три дня: «Нет, не могу: уж слишком машины шумные. У меня от них уши болят!»
В 1948 году Леонида Кольберта арестовали, но, по словам Валентина Курбатова, работать «по-настоящему» это ее не заставило: она предпочитала относить в комиссионку припрятанные заблаговременно драгоценности. В 1954-м мужа освободили и вернули квартиру, где они жили до самой его смерти. «Бывало, идем с ней на Новодевичье кладбище, где похоронен ее муж (он попал туда как старый большевик. – Л.С.), – вспоминает ее племянник, – так тетя Тамара обязательно делает крюк: нет, сначала на могилку Матвея Генриховича заглянем – она была неравнодушна к Манизеру».
Ближе к концу его тетка переехала к ним в Ташкент. «Вплоть до глубокой старости тщательно следила за своим гардеробом. Обновки делала, без конца перешивая какие-то старые платья. Давно разменяв девятый десяток, тетушка предпочитала носить юбки выше колен. В условиях среднеазиатского города такой наряд вызывал среди местных жителей бурю эмоций. Аксакалы у нас спрашивали: что это, мол, ваша бабушка в таком виде ходит, разве можно?» Тамара Курбатова скончалась в 1998-м, на 92-м году жизни, похоронена в Ташкенте.
Про большой линкор «Марат»
Неподалеку от студентки стоит матрос с сигнальным флажком в руках, который – если с утра его потрогаешь – сделает твой день удачным, так считается. Моделью для него стал еще один, наряду с Алексеем Никитенко, курсант Высшего военно-морского училища имени Фрунзе – Олимпий Рудаков. Есть свидетельства, что его изваял Алексей Дивин, в 1937 году выпускник Всероссийской Академии художеств по классу Манизера. Похоже, двадцатичетырехлетний курсант был выбран Манизером в качестве модели для матроса-сигнальщика за мужскую красоту, отвечавшую представлениям того времени, его называли самым красивым офицером Балтийского флота. Красота – это страшная сила, мужская – может, даже в большей степени, чем женская. Наделенные ею мужчины обычно уверены в себе, общительны и легче сходятся с людьми, чаще занимают высокие посты, и даже интеллект у них, как пишут со ссылками на неведомых «британских ученых», выше, чем у некрасивых.
Линкор «Марат» (поначалу он был «Петропавловском») – один из четырех первых российских дредноутов. Экипаж корабля принимал участие в Первой мировой войне, потом – в Октябрьской революции. Спустя несколько лет матросы разочаровались в большевиках и приняли участие в Кронштадтском мятеже, после подавления которого были расстреляны те из них, кто не ушел по льду залива в Финляндию. На линкор прибыл из Петрограда новый экипаж, решивший дать кораблю новое имя – в честь Жана-Поля Марата.