Как живые. Образы «Площади революции» знакомые и забытые — страница 8 из 56

Организация эта появилась на свет в 1927 году. В ту пору советских людей убеждали в неизбежности новой войны, которую обязательно развяжут против молодого Советского государства «капиталисты и интервенты». Пугали ужасными бомбардировками и газовыми атаками. Помните учения по защите от газовой атаки в «Золотом теленке»? На великого комбинатора, гнавшегося за Корейко, внезапно «набежала группа людей в таких же противогазах, и среди десятка одинаковых резиновых харь уже нельзя было найти Корейко. – Товарищ! Вы отравлены! – Кто отравлен? – закричал Остап, вырываясь. – Пустите! – Товарищ, вы отравлены газом! – радостно повторил санитар».

Готовиться к грядущей войне советские пропагандисты призывали не только мужчин, но и женщин. На поле боя не должны быть одни мужчины, – убеждали пропагандисты в плакатах, зазывавших девушек изучать «военное дело в кружках Осоавиахима». «Незачем ставить вопрос таким образом, что хорошим стрелком может быть только мужчина», – говорил первый председатель этой организации Иосиф Уншлихт на ее учредительном съезде. Хорошим стрелком – означало «ворошиловским стрелком».

«Загорится на небе заря,

И пойдут, подвинтив штыки,

Домохозяйки и слесаря —

Ворошиловские стрелки».

Эти строки написаны Маргаритой Алигер в 1934 году, а награду «Ворошиловский стрелок» ввели в 1932 году. Метко стрелять (этому учили школьников) научились многие – тех, кто носил это звание, было от 6 до 9 млн человек.

Своим названием «Ворошиловский стрелок» обязан одной истории, широко растиражированной печатью тех лет. На командирских стрельбах один из стрелявших, чья мишень осталась неповрежденной после выстрелов, посетовал на то, что у него плохое оружие. Присутствовавший при этом Климент Ворошилов, нарком по военным и морским делам, взял у него наган, отошел на рубеж для стрельбы и семью выстрелами выбил 59 очков. А потом сказал: «Нет плохого оружия, есть плохие стрелки».

Возможно, это и байка, но, как вспоминают современники, стрелком Ворошилов и вправду был неплохим. Правда, его мастерство проявлялось лишь на правительственной охоте. Как военачальник, он после Гражданской войны ничем себя не проявил, а во время Великой Отечественной и вовсе показал свою неспособность к командованию. Зато показали себя советские женщины, подготовленные к службе в армии (беспрецедентная цифра служивших – до 1 млн). Правда, Уншлихт, создатель осоавиахимовской системы, благодаря которой они смогли проявить себя, был расстрелян в 1938 году как польский шпион.

Вера и Зоя

Кто позировал для этих двух скульптур, неизвестно. Поэтому я расскажу об одной девушке, которая в год открытия станции была одновременно и парашютисткой Осоавиахима, и «Ворошиловским стрелком».

Вера Волошина родилась в 1919 году в Кемерово. Занималась спортом: гимнастикой и легкой атлетикой, поступила в Московский институт физкультуры, потом из-за болезни перешла в Московский институт советской кооперативной торговли. Параллельно в московском аэроклубе освоила пилотирование самолетов и прыжки с парашютом, научилась водить мотоцикл, стрелять из винтовки. Собиралась замуж за одноклассника Юрия Двужильного, который сделал ей предложение. Подруги скинулись ей на свадебное платье 22 июня, и в тот же день оно было куплено. Жених и невеста войну не пережили.

Веру, записавшуюся в добровольцы, зачислили в войсковую часть № 9903 разведотдела штаба Западного фронта для работы в тылу врага. Командир части майор Спрогис отбирал к себе прежде всего спортсменов, значкистов «ГТО» и, понятно, «Ворошиловских стрелков». Оружие они знали, и это значительно облегчало дело. На анкету не очень обращали внимание, хотя часть была секретная. Правда, у Веры, родившейся в благополучной по советским понятиям семье шахтера и учительницы, в этом смысле было все благополучно. Не то что у принятой в ту же часть Зои Космодемьянской, у той с анкетными данными было не так гладко. Зоя родилась четырьмя годами позже Веры на Тамбовщине в семье, относившейся к потомственному духовенству («Космодемьянская» – характерная церковная фамилия). Ее дед по отцу, священник местной церкви, в августе 1918 года был зверски замучен красными (утоплен в пруду).

21 ноября 1941 года в тыл немецких войск ушла большая группа разведчиков, в которой были и Вера Волошина с Зоей Космодемьянской. Боевым заданием было сжечь то ли располагавшиеся в деревнях места постоя немецких частей, то ли сами деревни. За несколько дней до того Сталиным и маршалом Шапошниковым был подписан Приказ Ставки ВГК № 0428 от 17 ноября 1941 года, предписывавший «разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог». У приказа длинное название, но в армии он получил известность под куда более коротким – «Гони немца на мороз».

«Опыт последнего месяца войны показал, – говорилось в приказе, – что германская армия плохо приспособлена к войне в зимних условиях, не имеет теплого одеяния и, испытывая огромные трудности от наступивших морозов, ютится в прифронтовой полосе в населенных пунктах… Советское население этих пунктов обычно выселяют и выбрасывают вон немецкие захватчики». Из приказа вытекало, будто в поджигаемых населенных пунктах населения уже и не было. Но оно было, и когда Зоя Космодемьянская пыталась поджечь сарай рядом с домом, где ночевали немецкие солдаты, один из жителей деревни Петрищево поднял тревогу, а когда ее вели к виселице, две деревенские женщины ударили ее по ногам палкой и облили помоями, о чем, разумеется, в советское время говорить было не принято.

Зоя Космодемьянская заслуженно стала для советского народа символом героизма, о ней стали слагаться стихи, ей стали возводить памятники, автором первого из которых стал Матвей Манизер. О Вере Волошиной ничего не было известно, много лет она числилась без вести пропавшей. И это при том, что в тот же день в расположенной недалеко от Петрищево деревне Головково немцы повесили еще одну девушку из той же группы. Лишь в 1957 году журналист Геннадий Фролов выяснил, что это была Вера, и нашел ее могилу. «В совхозе меня уже ждали. Умышленно показываю ту фотографию, на которой Вера снята среди группы подруг-спортсменок, и прошу сказать, есть ли среди этих девушек та, что была повешена в Головково. – Вот эта! Ее у нас повесили! – И все указали на Веру…»[2]

«Привезли ее, бедную, на машине к виселице,… – из записанного Фроловым рассказа местной жительницы. – А потом она начала говорить… Я, говорит, не боюсь смерти. За меня отомстят мои товарищи. Наши всё равно победят. Вот увидите! И девушка запела. И знаешь, какую песню? Ту самую, что каждый раз поют на собраниях и по радио играют утром и поздно вечером. – „Интернационал“? – Да, эту самую песню. А немцы стоят молча и слушают. Офицер, что командовал, что-то крикнул солдатам. Они набросили девушке петлю на шею и соскочили с машины. Офицер подбежал к шоферу и дал команду: трогай с места».

На самом деле в 1957 году «Интернационал» на собраниях пели только на партсобраниях, а по радио в 6 утра и 12 ночи уже не передавали. «Интернационал» уже не был Гимном Советского Союза – с 1944 года. Но в 41-м еще был. В остальном, думаю, рассказ о конце Веры, похожем на Зоин, правдив, хотя и может кому-то показаться выдуманным. Просто надо понимать, чем был «Интернационал» для поколения 1941 года, и что это было за поколение.

«Нам лечь, где лечь,

И там не встать, где лечь.

И, задохнувшись „Интернационалом“,

Упасть лицом на высохшие травы,

И уж не встать, и не попасть в анналы,

И даже близким славы не сыскать».

Эти строки в апреле 1941 года написал Павел Коган, автор «Бригантины». Он тоже принадлежал к поколению 1941 года, удивительно цельному поколению. Их мысли занимала грядущая мировая война, которую они видели как всемирную «гражданскую» войну коммунизма с фашизмом. Между прочим, Вера сразу после окончания школы написала заявление о желании принять участие в Гражданской войне в Испании, но получила отказ. Можно сказать, она была идеальным воплощением советской девушки предвоенных лет.

Шадр

Есть еще одна причина, по какой мною выбрана для рассказа Вера Волошина. Считается, что она была моделью для знаменитой «Девушки с веслом». Согласно легенде, скульптор Иван Шадр, получивший в 1934 году госзаказ на создание серии скульптур для только еще строящегося Парка культуры и отдыха имени Горького в Москве, увидел в бассейне Московского института физкультуры студентку Веру Волошину и предложил ей стать его моделью. «Так у Веры появилось множество гипсовых близнецов в парках культуры и отдыха, на водных станциях, на стадионах, – говорится в повести Овидия Горчакова „По следам подвига“. – Так Вере еще при жизни всюду в стране поставили памятники…»

Вроде бы эта версия пошла от скульптора Александра Грубе, одно время трудившегося в мастерской Манизера. На самом деле Вера позировать Шадру никак не могла, в 1934 году она еще училась в кемеровской школе.

И, тем не менее, близость ее имени к «Девушке с веслом», к тому, что во времена моей молодости считалось символом пошлости, заставляет немного иначе взглянуть на этот знак времени, того, довоенного, остановившегося и потому донесшего до нас один из его символов.

«Вот иду я: девушка с веслом

слева, а с ядром —

справа, время встало и стоит,

а листва летит».

Стихи о парке, где время застыло, написаны поэтом, творившим уже в постсоветское время (Борис Рыжий родился в 1974 году).

«Где обрывается память, начинается старая фильма,

играет старая музыка какую-то дребедень.

Дождь прошел в парке отдыха, и не передать, как сильно

благоухает сирень в этот весенний день.